Виктор открыл глаза и от изумления приподнялся на локтях. В изножье кровати примостилась женщина, ее стройный силуэт тускло освещала луна. Гостья сидела боком к нему, наклонив голову и глядя в пол. Длинные темные волосы, переброшенные через плечо, стекали ей на грудь. Она была совершенно голой. Он не знал, кто она и как попала в квартиру – Виктор жил один. 

«Но раз пришла – значит, ей что-то надо, – резонно подумал парень. – И она, судя по ее виду, готова заплатить».

Виктор нигде не видел одежды загадочной визитерши – наверное, разделась в коридоре. Коридора он тоже не видел – дверь комнаты была закрыта, чего он сам никогда не делал.

Несколько секунд парень молча созерцал обнаженное женское тело, а потом решил, что пауза слишком затянулась и подался вперед.

Она тоже ринулась к нему – молодая женщина уставилась на него в упор, и Виктор похолодел от ужаса.

На него так уже смотрели однажды, много лет назад – в этом самом подъезде. Тогда, еще будучи школьником Витей, он спустился выгулять Майку – свою дворняжку, и черт дернул пацана заглянуть в открытую дверь щитовой. Там на собственной армейской портупее повесился сосед. Вывалившийся изо рта сизый язык самоубийцы, его выпученные глаза с закатившимися зрачками и повернутое к Вите землистое лицо въелись в память мальчика навсегда.

Сейчас эти воспоминания вернулись с проникающим в душу взглядом женщины, которую при иных обстоятельствах он бы определенно назвал красавицей.

Она была мертва. На лице не шевелился ни один мускул, на шее не пульсировала вена…

Виктор нашел в себе силы отшатнуться и заорал, прикрывая лицо руками, но гостья просто исчезла. Растворилась в воздухе.

Парень дрожал и сбивчиво дышал, даже не пытаясь остановить истерику. Произошедшее не было сном, и осознание этого пугало еще сильнее. Комната действительно провоняла тухлым кладбищенским смрадом, а сам он во второй раз за свою осознанную жизнь обмочил трусы.

* * *

– Она просто молча смотрела на меня этими своими глазищами. До сих пор подташнивает, как вспомню. Вот откуда такое берется?

Валик задумчиво затянулся:

– А сам не кумекаешь? Где мертвые лежат, оттуда и приходят, разве есть другие варианты?

Виктор не мог рассказать всей правды, описав произошедшее, как сон. А вот бредовая гипотеза друга, родившаяся под воздействием травки, показалась ему достойной внимания.

Валик продолжил:

– Помнишь, когда мы в последний раз зависали? Может, оттуда?

Друг протянул косяк, но Виктор отмахнулся, отчасти списывая ночное приключение на каннабис. Что ни говори, а подсел он знатно. Про такие последствия не слыхал, но мало ли. Стресс, трава, алкоголь, половое воздержание в течение нескольких месяцев – и, как следствие, прекрасная незнакомка у его постели. Жаль, от нее смердело, как от склепа, в котором они собирались.

– А мы сильно чудили?

– А бывало иначе? – съязвил Валик. – Точно помню, терял тебя из виду на время. На лестнице видел. Мало ли что ты там внизу вытворял.

– Я спускался?!

Валик кивнул:

– Разок точно было.

Виктор застонал. Он знал заброшенный склеп с детства: заросшая колючими кустами тропа вела к двери, за которой находилось помещение с тремя стоящими по центру каменными саркофагами. За средним из них вниз, в зал побольше, уходила лестница с перилами. Там стояли еще три саркофага, в этом зале ребята издавна собирались на свои увеселительные мероприятия. Отличная звукоизоляция позволяла развлекаться на полную, а пожилые сторожа обходили этот участок кладбища стороной – слишком уж темно и жутко было у мрачной усыпальницы. 

В дальнем углу этого зала находилась еще одна лестница – узкая, каменная, без ограждений. Как по ней протаскивали крупные плиты, можно было только догадываться. Она вела в помещение с одним-единственным саркофагом. Вонь там стояла страшная, факелы почти сразу затухали. Наверняка это происходило от нехватки кислорода, но молодежи куда веселее было пугать друг друга мистическими фантазиями на этот счет. Фонарики тоже не особо разгоняли мрак, да и большие слизни, мокрицы и сороконожки отбивали желание там находиться. Если вниз и спускались, то исключительно по нужде.

Пару лет назад, еще до использования этого зала в качестве сортира, Виктор обследовал его с мощным фонарем. Он не осмелился прикоснуться к саркофагу, но заинтересовался высеченными на крышке символами. Наверняка это были надписи, и ребята вечно шутили про мумию и проклятия, которым подвергнется человечество после их ночных посиделок.

Как Виктор ни пытался, вспомнить события винно-водочного кутежа той ночи он не смог. Лишь намотал себе на ус: он сделал нечто такое, что стало причиной ночного визита незнакомки.

* * *

Вечер набросил на город вышитое золотыми звездами покрывало, а следом в окно заглянула луна. Ее кроваво-красный силуэт взволновал Виктора, напомнив о грядущем полнолунии. 

Чем ближе стрелки часов подползали к полуночи, тем быстрее двадцатисемилетний Виктор превращался в десятилетнего Витю, до жути испугавшегося покойника. Только мертвый сосед не пытался его напугать. В отличие от незваной гостьи.

Без пяти двенадцать руки тряслись так, что водка проливалась из стакана. Алкоголь не принес успокоения, и за минуту до полуночи Виктора лихорадило. Дикий ужас, поднимающийся из недр его естества, все больше завладевал рассудком, и противостоять этому парень не мог.

Но после полуночи Виктора начало отпускать. Просидев еще час, он оставил включенной настольную лампу и, не раздеваясь, лег на кровать. Закрыл глаза – и тут же провалился в сон.

Проснулся он от того, что почувствовал прикосновение к щеке чего-то мокрого. Парень вытер непонятно откуда взявшуюся влагу и открыл глаза.

Она висела в воздухе прямо над ним, скрестив руки на груди, такая же обнаженная, так же молча вперив в него безжизненный взгляд. Черные волосы развевались вокруг бледного, как сама смерть, лица. В нос Виктору снова ударил запах гнили и затхлости. По мертвенно-бледной щеке гостьи скатилась слеза, набирая цвет и превращаясь в кровь. Когда алая капля опять коснулась его лица, парень не выдержал. Он заорал от ужаса и принялся лихорадочно тереть щеку ладонями. Женщина упала прямо на него… сквозь него. Почувствовав холод мертвого тела, Виктор потерял сознание.

* * *

Он стоял перед умывальником и пытался отмыть окровавленные руки. Из зеркала над раковиной на него смотрел безвольный молодой старик. По лицу размазана кровь, а бегающие глаза будто все еще выискивают по сторонам причину ночного ужаса. Виктор кое-как справился с дрожью и умылся, но заставить себя забыть о ночном событии не получалось. Он знал, что больше не выдержит, и следующая ночь может стать последней.

Парень думал, как быть, и нашел единственный вариант: вернуться в склеп и разобраться, что он сделал не так.

Виктор обзвонил всех присутствовавших на той тусовке друзей, осторожно интересуясь их сновидениями, но проблемы были только у него. Лишь Валик, будучи «в теме», понимающе поцокал языком:

– Снова дамочка твоя наведалась? – И в ответ на тяжелый вздох друга посоветовал: – Сходил бы ты к Андрей Владимирычу, может, узнаешь чего.

Друг был прав – стоило цепляться за любую соломинку. Поэтому перед тем как наведаться на кладбище, Виктор решил расспросить о склепе местного старожила. Хотя старику было далеко за девяносто, и вполне вероятно, что разговаривать с ним уже не о чем – многие в таком возрасте забывают даже, как их зовут…

Ветхая пятиэтажка ждала своей очереди на снос. Здесь десятилетиями не было ремонта, дом и внешне-то выглядел плохо, а внутри производил совсем удручающее впечатление. Виктор как-то сразу окрестил его «кладбищем для живых».

Он поднялся на третий этаж. Звонок неприятно зажужжал, и спустя несколько секунд за дверью послышалось шарканье.

– Кто там? – прозвучал хриплый старческий голос.

– Андрей Владимирович? Вы меня не знаете, но мне очень нужна ваша помощь…

Дверь приоткрылась. За ней стоял щуплый невысокий старикан. От Виктора его отделяла цепочка. 

– Я ни хрена не разобрал, что ты тут шепчешь, сынок. Что надо?

Виктор повторил, стараясь разжевывать слова. Старик снял цепочку и поманил гостя пальцем, приглашая войти.

Они пили чай за столом, накрытым вишневого цвета скатертью, с первого взгляда напомнившей Виктору о случившемся ночью. Андрей Владимирович, не перебивая, слушал гостя и хмурился. 

Когда Виктор замолчал, старик произнес всего одно слово:

– Ведьма.

Виктор переваривал услышанное, ожидая продолжения. Старикан поставил чашку на стол, выудил из старинной фарфоровой конфетницы «Ромашку» и неторопливо развернул обертку.

– Вы зря это затеяли, ребята. В детстве всех привлекает кладбище, чего не скажешь о старости. Когда-то я спросил у своей бабули про эту усыпальницу, и она мне рассказала. Возможно, то лишь сказка страшная. Верить или нет – дело твое, сынок.

Ведьму звали Яна. Она была младшей дочкой семейства, схороненного на верхнем ярусе. Там покоятся ее родители, а меж ними ее бабушка по отцовской линии – потомственная чернокнижница, от нее-то и перешли умения внучке. Уже сказочно звучит, правда? Всех в склепе та бабка и схоронила: и детей, и внуков. Ее же схоронить довелось моей бабушке.

Родители девочки были зажиточными, но даже им не хватило бы средств на постройку такого склепа – как ты, наверное, уже догадываешься, это ведьмины сбережения, если можно их так назвать. Она помогала крестьянам и простому люду решать небольшие проблемы, что выливалось в большие доходы. Тут, я думаю, пока все ясно, давай к внучке вернемся.

Моя бабушка рассказывала, что, когда девочка появилась на свет, над усадьбой кружили стаи воронов, а мама Яны не выдержала четвертых родов – померла, став первой обитательницей склепа. Отец с тех пор стал темнее тучи и сильно изменился: перестал за порядком следить, да и вообще напоминал этих ваших зомби. Бабушка моя в то время за его детьми приглядывала, помогала вдовцу. Только надолго ее не хватило – смотреть на теряющего рассудок отца семейства, на его матушку, что с мрачным видом ходила по имению, а в ночное время нашептывала что-то у колыбели малышки, не было сил.

С рождением сестрички и смертью матушки старшие братья замкнулись – стали неприветливыми, все меньше общались с другими ребятишками.

Очень быстро имение приходило в упадок, и по городу поползли черные слухи.

На совершеннолетие Яны при странных обстоятельствах умер ее отец. Старуха так рыдала, что еле пережила похороны, став после них бледной тенью самой себя. Последняя сбежавшая прислужница жаловалась, что в доме поселилось зло, и как только появлялся кто извне – происходили необъяснимые вещи: то дверь сама замкнется, оставив служанку мерзнуть на балконе, то зеркало беспричинно взорвется, поранив конюха.

Слуги разбежались, хоть и боялись гнева чернокнижницы. Той же не до них было – пыталась, видимо, совладать с силой внучки.

Ни один из братьев Яны не прожил долго после отца – всех похоронили в склепе на втором ярусе. Про работы же над третьим, нижним, ярусом моя бабушка узнала от соседа, клявшегося не разглашать это под страхом смерти, да водка свое дело сделала – растрынделся он. Может, от того и помер раньше нужного.

В общем, бабушка моя была очевидцем тех событий. Знала она о положении дел и от лекарей, которые осматривали хворавших неведомым недугом братьев. 

Братья Яны чахли на глазах, в то время как девушка росла абсолютно здоровой, расцветая в прекрасную женщину. Ползли и ширились слухи, что Яна набирается сил за счет семьи, и когда помер первый из братьев, уже весь город сторонился семейства. Нашли его повешенным в конюшне, и смерть эту объяснить не смогли. Как можно было добраться до той балки без лестницы, чтоб веревку обкрутить, да потом еще спрыгнуть оттуда без упора – загадка. К тому же, покойный ладони в кровь изодрал – следовательно, вырывался.

Ни у братьев, ни у самой Яны отношений отродясь не было – боялись их, и даже любовь тут была бессильна, что плотская, что к Господу.

Через пару дней после смерти старшего мою бабулю навестила чернокнижница. Пришла в сумерках, без предупреждения. Уже согбенная от тяжести потерь и прожитых лет, в расшитой черной мантии, с висящим на шее золотым медальоном. Расспрашивала, почему бабуля ушла, про Яну, про слухи местные. Выглядела плохо, но улыбалась.

А что могла бабушка сказать? Ребенок как ребенок, на одну Яну не повесить всех странностей имения. На встречные вопросы старуха отвечала неохотно. А пришла она якобы справки навести да поговорить – устала, мол, в безлюдном поместье. Чаю попили и разошлись, да бабуля моя думала – не простой то визит вежливости был. Боялась чего-то старуха.

Виктор слушал, будто зачарованный, погрузившись в историю под монотонный, с хрипотцой, голос старца. У него зрели вопросы, да только не хотелось перебивать ладный рассказ.

Видя, что внимание парня не ослабевает, Андрей Владимирович шумно глотнул уже остывший чай и продолжил:

– Так вот, события накинулись на семью, что стая воронов на падаль. За старшим умер младший брат – поперхнулся, говорили. Потом стали прибавлять, мол, Яне что-то поперек сказал за ужином – вот и поплатился. Хоть к тому времени двое оставшихся братьев уже совсем нелюдимыми были – потерянные, безвольные. Не стыковались эти данные с обвинением, потому моя бабушка не верила, что младший мог не так ответить.

Следом за младшим почил и средний брат – он выпал с третьего этажа поместья, из окна своей комнаты. Свернул шею, да так неестественно, будто голова целый оборот сделала. Как случилось – никто не знает, только понимали все, что невозможно такое самому провернуть.

Смерть последнего внука окончательно добила старуху: она если и выходила куда, то только под луной, закутанная до пят, одни глаза под накидкой, да медальон приметный – люди рассекретили ее быстро, просто виду не подавали.

Про Яну тогда и забыли все, пока не случилась очередная трагедия: еще сороковой день не прошел по последнему усопшему, как поместье зашлось пламенем. Тушили всем городом тот пожар. И бабушка моя, и чернокнижница. Та рассказывала после, что вечером ушла, а по возвращении застала имение полыхающим. Ругалась на проклинателей, хотя все понимали – не было таких. Кто ж осмелится проклинать проклятых?

Яну нашли под завалами, мертвую. И вот ведь казус: ни одной царапины на ней не было. Обнаженная и прекрасная, лежала среди балок, как живая, а в руке – тот самый медальон, что старуха носила. Как он там оказался – загадка. Да только, видимо, благодаря ему огонь Яну не тронул.

Похоронили ее в склепе, без свидетелей, окромя похоронщиков. Поговаривали, что старуха за молчание им столько денег дала, что ни один из них больше не работал. По крайней мере, в городе тех людей потом не видели.

Про третий ярус в склепе узнали лишь когда хоронили саму старуху – меж сыном и невесткой, такой был завет. Доживала она недалече от этого самого места, и моя бабушка самолично спроваживала ее на ту сторону жизни. Умирала тяжко, бредила. Все про медальон говорила. А перед самой смертью наказала ни в коем случае не спускаться вниз, иначе жизнь может зеркально обернуться.

Я удивлялся и не раз переспрашивал бабушку, что за фраза странная, но ответа не было. На том конец истории. Боюсь, что это немного тебе даст, парень, но чем смог, тем помог. Дальше сам думай, что там натворил. Если моего слова спросишь, то я полагаю, Яна с тобой шалит, а вот что ее на это побудило – вопрос уже к тебе.

Виктор вышел в смятении. Для современного человека все это могло и должно было казаться бредом. Парень же думал иначе, и то, что не уложилось бы в голове нормального человека, компактно поместилось в его черепной коробке. Потому что самому ложиться в коробку не хотелось.

Вопросы свои он так при себе и оставил, хотя некоторые подробности в рассказе Андрея Владимировича и заставили Виктора насторожиться. Только о чем спрашивать у старика, который лишь пересказал что слышал?

* * *

На кладбище было тихо. Ни ветерка, ни пения цикад. Вечер будто замер в предчувствии чего-то мрачного.

Мощный фонарь едва разрезал царство вони и тьмы. Парень сдерживал рвотные позывы и никак не мог поверить, что когда-то сумел провести на нижнем ярусе склепа достаточно много времени. Для чего? Это и предстояло выяснить.

Спустя несколько минут поисков Виктор заметил, что верхняя плита саркофага смещена – испещренная символами массивная крышка не совпадала с основанием. Он не верил, что ее возможно сдвинуть усилиями человека, но как только надавил, плита, словно на полозьях, бесшумно скользнула в сторону, открыв небольшую часть того места, где должна была покоиться Яна. 

По лицу Виктора струился пот, он еле стоял на ногах от пережитого стресса и удушающей вони. Луч фонаря выловил кисть скелета. Наверняка это она, кто же еще?

Он по пьяни потревожил могилу не просто женщины – ведьмы. Вот и поплатился.

Виктор аккуратно придвинул крышку обратно и услышал щелчок – видимо, где-то находился скрытый механизм, который он тогда и привел в действие. Плита немного сдвинулась, вот и взбунтовалась ведьмочка.

Находиться здесь дольше Виктору было незачем, да он и не мог физически – желудок выворачивало наизнанку. С немалым облегчением парень направился домой – дело было сделано.

Виктор целый час отмывался от кладбищенского смрада. Ему начинало казаться, что этот запах исходит уже не от одежды, а от него самого. Радовало одно – кошмар наверняка закончился.

Душ действительно помог. Виктор, наконец, расслабился, лег на кровать и погрузился в сон.

* * *

Обнаженная Яна стояла возле кровати и держала его за руку – это прикосновение и выдернуло Виктора из мира грез. Он попытался вырваться, но ведьма даже не пошатнулась: его кисть словно была зажата в мощных холодных тисках. Ужас сковал тело парня, но не разум: он заметил, что взор мертвой женщины направлен в сторону. На этот раз Яна смотрела не на него, а в дверной проем, и Виктор понял – ему на что-то указывают. Как только он поднялся, Яна рухнула на пол и со звоном распалась на черные осколки. Осколки превратились в пауков, разбежавшихся по комнате и скрывшихся в тени.

Виктор схватился за освобожденную из ледяного плена руку – кисть болела, на ней остался ожог.

Почему Яна снова явилась? Он же закрыл плиту, неужели этого недостаточно? Куда она приглашала его? На кладбище? К склепу?

Парень натянул штаны, вышел из комнаты и решил, что покойница смотрела на входную дверь. Видимо, придется идти на улицу.

Он включил свет в прихожей, сунул ногу в резиновый сапог с широким голенищем – и тут ведьма появилась прямо перед ним. От неожиданности Виктор застыл посреди коридора. Он ошибся – Яна смотрела не на дверь.

Из ее глаз полились слезы, превращаясь в кровь, и этот алый ручей, стекая по обнаженному телу на пол, образовывал темно-красную лужу у ног ведьмы.

Чего же она хочет?!

Женщина подняла окровавленную руку и указала на шкаф.

Парень отошел от растущей кровавой лужи и открыл его. За любимой толстовкой висела старая кожаная куртка. Обычно Виктор надевал ее на подмену. Он вспомнил, что так случилось в день происшествия. 

Как только он взял куртку в руки, ведьма начала погружаться в лужу крови.

Виктор ощупал один карман – ничего.

Ведьма полностью скрылась в луже.

Во втором кармане что-то было.

Лужа начала уменьшаться.

Виктор достал из кармана медальон. Нажал на рычажок – и медальон открылся. Там был закреплен многогранный тусклый камень, больше похожий на алую стекляшку, чем на драгоценность. Возможно, при дневном свете он выглядел иначе, но Виктор в этом сомневался. Не сомневался он в другом – откуда медальон здесь взялся. Видимо, он не просто нашел в склепе механизм, но и воспользовался им.

«Так вот из-за чего весь сыр-бор? – подумалось парню. – Из-за медальона этой мертвой панночки?»

Он поднял сувенир с того света над головой и всмотрелся в тусклую сердцевину камня. Там что-то есть или это блик от лампы? Виктор коснулся камня и с удивлением обнаружил, что кончик его пальца покраснел. Он поднес руку к лицу, рассматривая краску. Она пахла кровью.

Что за чертовщина?!

Багряная жидкость сползала ниже, окрашивая ладонь.

Медальон выпал и, ударившись об пол, застыл у ног Виктора.

Рука окрасилась по локоть. Он пытался стереть вещество другой рукой, но запачкал и ее. Спустя мгновения кровь покрыла его целиком.

Жидкость просочилась в уши, застилала глаза, а когда сквозь стиснутые челюсти залилась в горло, Виктор упал на колени, погружаясь в кровавую лужу.

Спустя минуту он скрылся под поверхностью. В алой луже, рядом с опрокинутым сапогом, остался лежать медальон.

Вскоре из лужи появилась женщина, словно облаченная в обтягивающий алый комбинезон. Когда эта оболочка стекла на пол, женщина накинула на обнаженное тело кожаную куртку Виктора, подняла медальон и вышла из квартиры.

* * *

На третьем этаже готовящегося к сносу старого дома отворилась дверь. В квартиру шагнула молодая женщина. Она скинула куртку, прошла на кухню, обняла и поцеловала в морщинистую седую макушку сидящего за столом старика.

– Спасибо. Не привыкла видеть тебя старым. Что я пропустила?

Андрей Владимирович поднялся заварить чаю.

– Немногое. В этом веке доверчивых идиотов еще больше, так что скоро все наверстаем. Из основного – мы лишились имения. Список виновных на холодильнике. Чем скорее займемся, тем быстрее обновлюсь. Он здесь?

Женщина кивнула. Она раскрыла ладонь, и на вишневую скатерть лег золотой медальон.

– Бабушка бы тобой гордилась.

– А мама?

Старик поднял медальон за короткую цепочку, нажал на рычажок и всмотрелся в тусклое чрево камня.

– Это сложный вопрос.

– Она бы не поняла?

– Понять и простить – разные вещи. Вы – ее дети. Независимо от того, хотела ты добра или нет, братья мертвы. Она поняла бы твое стремление подарить нам вечность. Но, боюсь, никогда не простила бы их смертей.

– Возможно ли, что они воссоединятся?

– Боюсь, что нет, родная. Только с проводником камень может больше, чем забирать одних и приводить других. Но не стоит винить себя – тогда ты была не готова к предназначению. Хорошо, что тебе самой повезло и в этот раз не пришлось ждать слишком долго. Не хочешь кое-кого поблагодарить?

Женщина склонилась к медальону. Старик и его дочь смотрели, как внутри камня безуспешно пытается пробиться сквозь мощные стены темного колдовства молодой человек по имени Виктор.