Глава 1

     На карте России есть большая горная страна, протянувшаяся от бассейна реки Амур до Охотского моря. Становой хребёт. Якуты зовут его Внешним Хинганом. В топографической экспедиции, ещё со времён Федосеева, его называют Становиком. 

     Не успев из-за дождливой нудной осени закончить на Становике наблюдение сигналов, бригада Сергея готовилась встретить зиму  в тайге. Сегодня к вечеру распогодило. Ледяной, дующий почти месяц ветер сбросил с деревьев все листья, и они, устав мокнуть под дождём, обласканные солнцем, начали дремать, погружаясь в глубокий зимний  сон. Парни, наслаждаясь теплом, долго сидели у костра. Шутили, что снова пришло бабье лето, пели:

   – А где-то бабы живут на свете, друзья сидят за водкою.

     Пели и чокались кружками с ароматным лесным чаем. Хотелось домой, в тепло. Когда молодых зовёт домой любовь и манит надежда, что сезон кончается, ждать его окончания трудно. Не успели погасить костёр, как далеко вверху неожиданно налетел порывистый ветер. Застонал между гор, затрещал, ломая верхушки сухих деревьев. Спустился на поляну со стоящими в ряд палатками, и они захлопали крыльями, как пытавшиеся взлететь птицы. Закрепив вход в палатки проволокой, проспали под завывание ветра до утра. Оно их встретило особенно ярко сияющим солнцем и покрытой белым покрывалом землёй. Всю ночь падал первый снег, покрывая землю ровным пушистым слоем. По рации в 6 утра передали ждать вертолёт. Привезут почту, продукты, а Сергея забросят на сигнал. Не успели позавтракать, как, молниеносно вынырнув из-за горы, вертолёт плюхнулся на приготовленную площадку, подняв в воздух радугу из снежной заискрившейся завесы. Первым бодро выскочил парень с горевшими азартом глазами. Они выражали восхищение, волнение, щенячий восторг перед заснеженной красавицей тайгой. Похоже, гордясь собой, он приехал её покорять. С благоговением оглядев палатки, представился:

   – Молодой специалист Фёдор Данилов, окончил  НИГАиК.

     За ним с помятым не выспавшимся лицом выпрыгнул начальник партии Алексей, проворчал:

   – Хорошо хоть не МИИГАиК. Сергей, отойдём, поговорить надо. Этот, – он брезгливо поморщился, – пусть пока записатором поработает. Пока не поймёшь, что может сам наблюдать, инструмент не давай. Да и на сигналах все ступеньки прогнили, по гвоздям не каждый поднимется.  

   – Ты зачем  его привёз? У нас что, ясельная группа?

   – Этот «Пан Спортсмен» начальника экспедиции достал. Каждый день ходит, в поле просится. В тайге ни разу не был, производственную практику в городе проходил. В общаге девчонкам камеральщицам спать не даёт. Зарядки да пробежки в пять утра начинает. Это они ему прозвище дали.

   – Ладно, чёрт с ним.  А ты что такой помятый? – Алексей вопросительно выгнул бровь, – прости, забыл. Припозднились мы нынче на Становике. Ты на 50 лет в ресторан приглашал. Подарок за мной. – Сергей обернулся к парням, крикнул, – хватит болтать. Фёдор, со мной в вертолёт. Грузимся. 

     Неприятности начались, когда вертолёт завис вблизи от сигнала. Сергей с инструментом выпрыгнул первым. Фёдор встал как вкопанный в дверях и что-то говорил, повернувшись к Алексею. Тот  его вытолкнул и, закрывая дверь, кивнул пилоту. Когда вертолёт исчез за горой, Сергей, подал руку наливающемуся бешеной яростью Фёдору. Поднял и, вручив  теодолит, пошёл к сигналу.

   – У тебя двое рабочих в лагере остались, а я, дипломированный специалист, должен за них теодолит  таскать?

     Сергей обернулся. У Пана Спортсмена в голосе неприкрытое высокомерие. Губы брезгливо сжаты, глаза прищурены.

   – Что скажут, то и будешь таскать. Пан Спортсмен! Нет! Кличка у тебя с той минуты, как ты с вертушки прыгать  струсил, Молодой. А вот приставку специалист заслужить надо.

   – Я не могу идти, под снегом что-то лежит, ноги заплетаются.

   – Кедровый стланик  на землю лёг.  Его под снегом не видно. Пришли уже. Я на сигнал, ты за мной, записатором будешь. Ступени отгнили, а столик над центром стоит. Нам туда. Давай сюда теодолит, поднимайся за мной по шпонкам, если и они не сохранились, по гвоздям. – На втором венце, не слыша позади Фёдора, обернулся. Тот так и стоял, в отчаянии прижимая к груди журнал. Разочарованно проворчал:

   – Ладно, пока там записывай. Не поймёшь, переспроси, а то вся работа коту под хвост.

     Через три часа спустился охрипший от крика Сергей. Достал из внутреннего кармана незамёрзшую банку тушёнки,  сухари.

   – Быстро перекусим и на следующий сигнал. 

   – Пешком пойдём? А на вертолёте?

   – Какой вертолёт? Мы  с оказией прилетели. Есть возможность ещё один треугольник замкнуть, здесь  всего три с половиной километра. Бери теодолит и пошли.

     Сергей закончил наблюдать, когда солнце, закатываясь и исчезая за горизонтом, превратило небо в пылающий пожар. Оно быстро ушло за горы, а внизу  всю долину  окутала сумеречная тень. Пока спустились, стало совсем  темно. Не слыша Фёдора, Сергей  крикнул:

   – Молодой! Чего еле плетёшься? Ночью в тайге самая бурная жизнь начинается. Нам ещё больше двух километров топать.

     Будто подтверждая его слова, внушая ужас всей тайге, пронзительно и страстно завыли волки. Фёдор мгновенно материализовался рядом с Сергеем.

   – Испугался? Это пара воет. Своих зовёт.

   – А можно от них спастись?

   – Можно. Стланик мы прошли, держись поближе к деревьям. Заскочить успеешь, посидят внизу  и уйдут. Волки долго ждать не любят. Если сытые, сейчас за нами не пойдут, а нет, до палаток проводят.  Встретишь одиночку, взгляд никогда не отводи, спиной не поворачивайся. Побежишь, догонит и набросится. Дыма боятся. – Сергей, не глядя, сунул Фёдору сигарету. – На, закури.

   – Не курю, дым от гнуса помогает, а не от волков.

   – Ещё закуришь. – Сергей остановился и, вскинув карабин, выстрелил в воздух. – Нападут, карабин не спасёт: они к зиме до пятнадцати штук в стаи сбиваются. Идут стаей, будто один прошёл, след в след наступают.  В этих местах и красные волки бывают, из Монголии приходят.

     Далеко впереди между голыми деревьями показался костёр. Фёдор перегнал Сергея и почти побежал. А Сергей неторопливо шёл и думал, что сейчас поужинают  и начнётся так любимое им особенное время. Освещая поляну, будет гореть костёр. Посидеть около него вечером уютно и тепло. Все почувствуют себя неразрывно связанными друг с другом. Это их таёжный дом. Затанцуют, как живые, языки пламени, и наступит настоящее единство душ. Все равны и принимаются такими, как есть.  

     Глава 2

      Утром Сергей встал рано. Поднял  рабочего с кличкой «Интеллигент». Глядя на его сведённые к переносице брови и  ярко выраженный протест, рассмеялся.

   – Саша, если я опять с Паном Спортсменом пойду, мы и сегодня не закончим. Последний треугольник замкнуть осталось, и вертушку вызываем.

   – Домой?

   – Нет. БАМу карты новые нужны с грифом «Секретно». В плане ещё одна трапеция. Пошли, не буди Димку.

     Вечером, идя к лагерю,  Сергей чувствовал себя счастливым. Если не вспоминать вчерашний день, то  неделя прошла хорошо. Самое главное, здесь всё закончили, можно вызывать вертолёт.

   – Серёга, у нас гости! Слышишь, стреляют? Точно эвенки пришли. Лапшой из рябчика или копалухи  ужинать будем.

   – Подожди, рано  радоваться. Странные  выстрелы. У них там что, война? Стрельба как из пулемёта. Прибавь шаг. Побежали!

     С последней горки можно было не спешить. Палатка с рацией и вторая с продуктами и сигаретами  уже догорели. Рвались купленные Сергеем у военных патроны для карабина. В стороне одиноко валялась отброшенная палатка, где жили рабочие. Фёдор с Димой стояли, прижавшись к дереву,  вздрагивая от каждого взрыва. Увидев Сергея, в ужасе закрыли глаза, боясь смотреть на его побелевшее лицо.  Он, сжав челюсти так, что заходили желваки, спросил:

   – Дима, рассказывай.

   – Я за шишками стланика поднялся, прихожу, а у входа в твою палатку костёр горит. Ну, я закричал, раскидывать начал. И он давай кричать, что я дурак, ничего не понимаю. Все завязки в палатке сломаны, влажно, рация отсыреет. Где он спал, продукты стоят, всю ночь мокрый тент к лицу  лип. Сейчас чай попьёт и у второй палатки костёр разожжёт. Тут твоя и полыхнула. Я  успел чемодан с аэроснимками  выдернуть. Пока снимки тушил, вторая рядом вспыхнула. Утром Фёдор велел сушняка между палатками натаскать.  Но я же не знал, что он костры у входа разжигать собирается. И брезент, начни его поджигать, он тлеет, а тут шмотки полыхнули, спальник пуховый, вещи. Твоя  за минуту в факел превратилась. Серёга, не мог я их спасти, сам знаешь, палатка  за 3 минуты сгорает. Теперь тебя посадят?

   – Может, посадят, может, нет. Всё равно спасибо, что ты их вытащил. А вот что мы есть будем и как вертолёт вызовем, вот это вопрос. Я на рацию в 6 утра часто не выхожу, Алексей вчера был, сразу не хватится. Сейчас патроны рваться перестанут, проверим, может, тушёнка в банках не вся сгорела.

     Сергей, открыв несколько банок с чёрными углями и бросив взгляд на перевёрнутую в суматохе  кастрюлю с  макаронами, аккуратно их подобрал и вместе с грязью поставил у костра. Оставшаяся  палатка была одноместной, но лёжа на боку все вошли. Утром Сергей вымыл в ручье макароны.  Ели все, кроме Фёдора. После завтрака, Сергей принял решение.

   – Сегодня рабочий день. Поднимаемся к стланику и набираем как можно больше шишек. Они маленькие, но вкусные и питательные.

     Потянулись голодные дни. Первые три дня мучительно хотелось есть. Саша с Димой дважды ходили в старый лагерь и собирали окурки. На третий день началась слабость, желание спать не проходило. Когда через восемь дней в небе загудело, они имели удручённый вид и смотрели на вертолёт безразличными  глазами, не веря, что всё кончилось. А он не смог сесть. Опускался, его сдувало с площадки, и он снова взмывал в небо. Наконец сбросил вымпел рубить площадку выше. Сергей, зло матерясь, составил очередь на единственный не сгоревший топор. Затратив последние силы, к вечеру закончили.  Переживали, что вертолёт может уйти на санрейс, или подведёт погода, но спали, не просыпаясь. Сил ни у кого не осталось. Разбудил всех Алексей.

   – Эй! Погорельцы, курить хотите?

     Лежавший с края Дима взял у него горевшую сигарету и, несколько раз затянувшись, потерял сознание. С трудом вылезли из палатки и побрели к вертолёту, а Сергей, обернувшись, кивнул на обгоревший чемодан.

   – Возьми, там журнал и аэроснимки. Гриф «Секретно» отгорел. Димку с вертолётчиком принесёте.

   – Да что  случилось то?

   – Завтра всё подробно напишу. Мы в Бомнак летим?

   – Нет, в Свободный. Тебя на комиссию из-за пожара вызвали.

     В КГБ долго разбиралось со снимками. Сверив каждый с экземпляром, хранившимся в первом отделе, обвинение с Сергея сняли. Журнал с наблюдениями был во время пожара с ним  в полевой сумке.  Редактор после проверки его подписала и за работу Сергею заплатили. Правда, скрупулёзно высчитали каждую копейку не только за рацию, палатки и продукты, но и за спальники, кружки и ложки.  Интеллигент Саша, прозванный так за любовь к аккуратной модной городской одежде и шляпам, в первый вечер зарубил топором свою сожительницу-врача. Пан Спортсмен заскочил в общагу за вещами и сбежал в тот же день. Молодых специалистов обычно разыскивает прокуратура, но списав потихонечку его подъёмные на хозяйственные нужды, никто Фёдора не вспоминал.  А Сергея накрыла волна одиночества.  В отпуск он не поехал, и в одном из  городских  ресторанов увидел женщину. Её стройное тело, лёгкая походка с насторожённостью хищницы сводили с  ума. И ещё глаза. Неожиданно ранимые и полные мольбы. Ему казалось, что между ними замелькали искры. Живые и жгучие. Пугающие. Сергей не подозревал, что его чувства могут быть так глубоки. Лихорадочная жажда этой женщины поглотила его и остатки рассудка тоже. Она приходила в ресторан поздно. С ней всегда были мужчины. И как Сергей ни пытался взять себя в руки, по телу катились жаркие волны. Острая тоска по ней, вывернувшая его наизнанку, нетерпение, желание быть с ней  не давало покоя, пока не сделалось невыносимым.  Наплевав  на приличия, ждал её на крыльце. Она подняла голову и окинула его своим колдовским взглядом. Остановилась. На краткий миг её тело придвинулось, и она прошептала:

   – Пятьдесят рублей, и я тебе покажу тончайший французский минет.

     Тон её голоса заставил понять, как сладок начинённый отравой сахар. Охватило горькое разочарование. Возмущение и беспомощная ярость.

   – Иди к чёрту!

     Глаза её стали слишком яркими, и в наступивших сумерках было видно, что она едва сдерживает слёзы.

   – А что вам хочется? – Голос её смягчился, и это прозвучало неприкрытым предложением. – Если без минета, то тридцать.

     Судорожно сглотнув, сдерживая резкий ответ и непроизвольно сжав пальцы в кулаки, Сергей спросил:

   – У тебя есть разные способы? – Она не ответила, вошла в ресторан, услышав вслед через стиснутые зубы, – хочу убить тебя, прямо сейчас! С радостью и наслаждением. – Сергей  стоял и чувствовал, как его снова омывают волны тоски и одиночества. Любовь оказалась привязанной к ненависти. Чувства вывернулись наизнанку. И любовь умирала, захлёбываясь собственной яростью. Так гибнет без кислорода огонь. А чувство печали и одиночества обострилось ещё больше.

     В общаге никого не было, все разъехались. А он увидел эту сучку и как с ума сошёл. Ожил впервые за много лет. До этого не подозревал, что  похоронил в себе любые чувства. В душу опять змеёй вползало разочарование. Наконец, устав мучится от обиды и злости, уснул. Ночь в его сне была абсолютно тёмной. Он сидел у костра, рядом по правую руку от него стояло ружьё. Уголки рта затвердели, он был настороже, а огонь слепил глаза, заставляя их щуриться. По другую сторону на спальнике лежала девушка. Она медленно распахнула длинные ресницы, выждала, пока привыкнет к темноте, слегка повернулась. И сразу затронула в Сергее какую-то струну. Он перешагнул костёр и, наклонившись, поцеловал её с  такой злой страстью, что она должна была пробудить в ней неведомые прежде желания.

     – Что тебе надо? – Шепнула она холодным и жгучим, как осенний ветер, голосом.

   – Что мне надо? – Голос Сергея был тоже грубым от горечи, наполнен жестокой насмешкой и болью – Я хочу тепла, нежности, уважения и любви.

     За неё ответила тишина, на лице девушки мелькнуло и исчезло понимание. Она отодвинула рукой Сергея, отвернулась и больше на него не смотрела. Он, с досады на неё, проснулся и решил, что в этом сезоне не будет отказываться от женщин, а наоборот, обязательно попросит к себе в бригаду практикантку или молодую специалистку. Хватит Цып-Дрып по ресторанам собирать.