Часть I

                                                           1.

 

В маленькой комнатке при свете керосиновых ламп Грэйс рожала долгожданного ребёнка, но что-то шло не так, она это чувствовала своим материнским сердцем.

-        Вот он, наш мальчик, - проворковала акушерка.

-        Почему он не плачет?

Акушерка обескураженно молчала. Она  хлопала младенца по попке, но тот молчал.

-        Что-то не так? – и откуда только силы взялись? Грэйс приподнялась на локтях, обеспокоенно вглядываясь в лицо Розы.

Роженица откинулась на подушку, почувствовав новый прилив боли. Схватки продолжались.

-        Да у тебя близнецы! – всплеснула руками акушерка.

Через полчаса у четы Перри было уже два мальчика. Вот только младенца, родившегося первым, так и не удалось вернуть к жизни.

Обессиленная Грэйс плакала, когда взволнованный муж залетел в комнату, она прошептала ему:

-        Прости меня!

-        За что, милая?

-        Я не смогла, не смогла…

У её груди копошился новорожденный. Он недовольно морщил лицо, не понимая, почему его мамочка не обращает на него никакого внимания, и почему, в конце концов, его не покормят.

-        Он голодный, покорми его.

Грэйс судорожно прижала единственного живого сына к груди. Тот заплакал.

-        Ты так задушишь его!

 Молодая жена посмотрела на мужа. И Уильяма обдало такой волной холода, что он обхватил себя руками, пытаясь согреть.

-        Мы назовём его Аленом, - бормотала Грэйс – да, Ален Уэйн Перри.

Она, казалось, забыла о мертворождённом сыне, вглядываясь в крошечное личико Алекса.

-        Какой же он красивый, правда, Билли?

-        Конечно, самый красивый мальчик на свете.

«Я смотрел на этот новый, чужой мне мир и поражался количеству красок и звуков. И эти мужчина и женщина, мои родители, какие они трогательные и смешные одновременно. А где мой брат? Верните мне брата!!!»

Ален вдруг расплакался, да так горько, что растерявшаяся Грэйс не знала, что делать.

-        Господи, да что с ним? Роза, почему он так плачет?

Пожилая женщина взяла на руки крохотный комочек и что-то заворковала над ним. И ребёнок начал успокаиваться.

-        Ничего, такое бывает, - успокоила она молодую мать, но сама была не на шутку взволнована. Дитя плакало от боли, вот только, что у него могло болеть так сильно?

В комнате уже было убрано, все разошлись. Покинутый всеми мёртвый малыш лежал на кровати рядом с Грэйс. Она, казалось, только заметила его.

-        Боже, что это?

Уильям взял мёртвого сына на руки. Слёзы потекли по лицу мужчины.

-        Мы будем любить Алена за двоих.

-        Дай мне его!

-        Зачем?

-        Я сказала, дай!

Теперь у неё на руках было два сына, одинаковых, как две капли воды.

-        Вот теперь всё в порядке. Оба моих сыночка со мной.

-        Опомнись, Грэйс, у нас только один сын.

-        Не говори чушь. Вот видишь, два?

«Да она обезумела!»

-        Мы должны похоронить его.

-        Кого?

-        Ты прекрасно знаешь кого.

-        Не дам! Положить такое крохотное существо в холодную землю?

-        Тебе надо отдохнуть.

-        Ты прав. Глаза слипаются.

Пока жена спала, Уильям обо всём договорился. Крохотный гробик… Боль была невыносимой. Но больше всего его беспокоило, как с этим ударом справится его жена. Он очень любил её, несмотря на тяжёлый вспыльчивый характер, и очень боялся за рассудок Грэйс. Ведь у них теперь есть сынишка с белым пушком на голове и синими, почти чёрными глазами, дух захватывало от этой красоты. Уильям сел за стол, подперев голову руками. Он устал за эти дни, эта извечная погоня за лишним центом, а теперь их трое и придётся работать вдвое больше.

Из дремоты, в которую он начал погружаться, его вывел страшный крик. Мужчина бросился  в спальню.

-        Он мёртв! Билли, я убила нашего мальчика! – кричала Грэйс, вне себя от горя.

      Уильям подскочил к ней, попытался обнять, но жена оттолкнула его.

-        Не прикасайся ко мне! Я убийца!

-        Успокойся, милая. Он уже родился мёртвым.

      Грэйс посмотрела на него бешеными глазами.

-        Над нами проклятие! Я знаю.

-        Малышка, у тебя были тяжёлые роды. Кто же мог предположить такой исход?

Ален пискнул. Грэйс сразу же схватила его, прижала к себе, дала грудь.

-        Его надо похоронить?

-        Конечно, как же иначе?

-        Ты такой холодный, здравомыслящий, - с презрением произнесла Грэйс.

-        Не говори так, мне больно не меньше, чем тебе. И я оплакиваю нашу потерю, но теперь мы должны думать и об этом чуде, а не только о себе.

-        Ты прав, прости меня.

-        Я люблю тебя. И спасибо за этот драгоценный подарок.

Они оба вглядывались в личико сына, пытаясь предсказать его будущее, но малыш, уже насытившись, спал.

-        Он улыбается, клянусь Всевышним!

Уильям погладил огрубевшей ладонью головку сынишки.

На следующий день у Грэйс опять случилась истерика. Когда Уильям вошёл в дом, Грэйс сидела на стуле и, крепко прижимая к себе мёртвого ребёнка, пела ему колыбельную. Муж подошёл к ней, присел на корточки.

-        Милая, отдай мне ребёнка, его надо похоронить и научится жить дальше.

-        Уйди! Ты ничего не понимаешь! Убирайся!

И вдруг из спальни послышался плач Алена.

-        Ты оставила его одного?

Уильям вынес кричащего сына, протянул жене.

-        Ты забыла о нём. Его надо покормить.

Она подняла на него глаза. И Уильям отшатнулся, на дне глаз, которые он так любил, плескалось безумие.

-        Нет, не забыла. Как ты мог такое подумать обо мне?

-        Грэйс, милая, отдай мне Джесси, пожайлуста. Мы должны смириться.

-        Как ты его назвал?

-        Джесси.

-        Джейсон? Красивое имя. Для могильной плиты.

Она истерически расхохоталась, но спустя несколько секунд, смех прекратился, и ему на смену пришёл поток слёз.

«Слава Богу!»

На улице было слякотно, снег превратился в серую кашу, чавкающую под ногами. Супруги Перри поддерживая друг друга, плелись на кладбище, там под скромной могильной плитой они похоронили маленького сына, который даже не успел на посмотреть на этот грешный мир.

 

                                               2.

Ален открыл глаза. В окно врывались предрассветные лучи, но он этого не замечал. Ален смотрел перед собой, ему было жутко и радостно видеть перед собой мальчика, похожего на него, как две капли воды, такого же белокурого и с такими же синими глазами. Вокруг ночного гостя разливался яркий белый свет, а глаза его горели каким-то непонятным огнём. Нежданный гость кивнул ему и молча позвал за собой. Ален встал и  пошёл за ним. Он не чувствовал ни прохлады раннего утра, ни накрапывающего дождика, а просто шёл за братом. Чего тот хотел и куда вёл, мальчик не догадывался, но не спрашивал, будучи уверенным в том, что брат не нанесёт ему вреда. Джесси как будто летел в воздухе, странно, но Алена это не удивляло.

«Он ангел, Господи, он ангел»

Ален сложил руки в молитвенном жесте и воззвал к Богу с благодарностью.

А Джесс всё устремлялся вперёд, не оборачиваясь назад.

-        Подожди, я не успеваю! – хотелось крикнуть Алену, но его язык онемел, он мог только хрипеть.

И тут брат повернулся к нему. Алена охватил ледяной ужас от того, что он увидел. Его тело было телом маленького мальчика, но лицо… Его лицо выглядело, как гипсовая маска, глаза смотрели без всякого выражения, и у него совершенно не было рта. Ален упал на колени и закрыл лицо руками.

-        Не надо, я прошу тебя.

Джесс или кем там было это существо, хрипло рассмеялось, и Алена затрясло от ужаса.

И вдруг он почувствовал, как его плеча коснулась чья-то рука. Как ему удалось удержаться и не закричать, приходилось только удивляться. Он медленно повернул голову. Рядом с ним стояла мама. Память как будто стёрли. Ален оглянулся вокруг.

-        Как я здесь оказался?

Он жутко замёрз, пижама слабо спасала от холода, мальчик прижался к матери и расплакался. Она накинула ему на плечи куртку, но его продолжало трясти, теперь он не понимал почему. В душе был какой-то горький осадок, пустота и боль от потери.

-        Что случилось? Ты почему ушёл из дома?

-        Я не помню, я ничего не помню, - сквозь рыдания произнёс он.

Грэйс подняла его на ноги, взяла за руку и повела домой. Спустя несколько минут он успокоился.

-        Ты же мог так заболеть! – увещевала мать – Что же с тобой случилось, горе ты моё?

-        Не знаю, мамочка, очнулся на улице. Я помню, как заснул в постели, а потом сразу здесь.

Голос опять начал дрожать, появилось лёгкое заикание, мама прижала его к себе, погладила по голове.

-        Ну, ну, успокойся, я рядом и никому не дам тебя в обиду.

Маленькие пальчики вцепились ей в плечи, причиняя боль.

-        Правда, мамочка, правда? – он поднял на неё большие глаза, в которых блестели невыплаканные слёзы.

-        Конечно, мой дорогой, а как же иначе? У нас всё будет хорошо, только ты никуда не должен уходить один, запомни это.

-        Да, мамочка, я запомню.

 

3.

    Ещё не было и шести утра, а они уже были на могиле Джейсона Перри. Грэйс молча плакала, обливая слезами небольшую могильную плиту. Ален смотрел на неё, и его маленькое сердце разрывалось от боли, он не знал, как помочь ей. Он просто подошёл к матери и обнял её.

-        Мамочка не плачь, я люблю тебя.

-        Я знаю, сынок, но мне очень плохо. Давай помолимся за Джесси.

«Я устал! - хотелось закричать мальчику –  Сколько можно? Обрати внимание на меня! »

Он слышал её невнятное бормотание, и вдруг увидел мальчика своих лет, опершись о накренившийся крест и скрестив на груди руки, тот смотрел на них.

Ален сузил глаза, пытаясь рассмотреть его.

« Господи! Это мой брат.»

Он хорошо помнил их последнюю встречу и ужас, испытанный им. Брат мысленно звал. Ален отрицательно покачал головой, пытаясь сопротивляться молчаливому призыву. Но Джесси не отпускал, и Ален, как в трансе, направился к нему. Улыбка Джесси ширилась по мере того, как к нему подходил брат.

-        Ну, здравствуй, братишка!

-        Джесс, это снова ты?

-        А кто же ещё?

-        Но почему ты здесь?

-        А где же мне ещё быть? Вы ведь не отпускаете меня. Я постоянно нужен вам. Больше не боишься?

-        Чего?

Джесс ухмыльнулся и начал таять.

-        Подожди! Мы ещё не договорили! – закричал Ален во всю силу своих лёгких.

Птицы сорвались с веток деревьев. К нему тут же подбежала мать.

-        Что случилось, Ален?

-        Мама, я видел его.

-        Кого? Кого ты видел?

-        Джесси.

Больше он ничего не чувствовал, только прохладу земли, когда коснулся её щекой, а потом сознание покинуло его.

Он очнулся в крепких объятиях.

-        Господи, ты так напугал меня. Что же ты увидел? Ты мне расскажешь?

Мальчик отрицательно покачал головой, комок подступил к горлу, не давая дышать. Ему было всего лишь четыре года, но вопросы теснились в его голове, ответы на которые всё не находились. Почему Джесси показался ему? Почему его брата, кроме него, больше никто не видел? И чего ему следует бояться?

-        Ты увидел, Джесси? Что он сказал тебе?

Грэйс, казалось, сошла с ума. Она схватила сына за плечи и стала трясти.

-        Отвечай немедленно!

-        Мама, ты делаешь мне больно, - он расплакался.

Она обняла его, но её объятия почему-то не принесли долгожданного утешения, как всегда.

-        Ты видел его. Какой же ты счастливый, что можешь его видеть!

-        Мама, я не Джесси. Ты любишь только его?

-        Что ты такое говоришь? Я люблю вас обоих одинаково. Просто ты рядом, а его нет, он умер, дав тебе жизнь. – сказала и сама испугалась жестокости своих слов. Сын весь сжался, став  крошечным. – Я не то хотела сказать, просто очень хочу  обнять его, сказать ему, как люблю, как мне его не хватает.

-        У тебя есть я и всегда буду. Я никогда тебя не брошу.

Дрожащей ручкой он погладил её по волосам.

-        Мама, успокойся, нам надо смириться.

-        Что ты такое говоришь? Как смириться?

 «Она не справится без моей помощи. Я всегда должен быть рядом.»

-        Прости меня, мой мальчик.

Ален почувствовал, как у него начинают слипаться глаза, а мама стала что-то напевать, что-то очень красивое. Сквозь сон он пробормотал:

-        Я люблю тебя.

4.

-        Не смей трогать, это для Алена! – Грэйс повысила голос. – Устраивайся на работу. Езжай в Мемфис, может что-то найдёшь.

Уильям поднял на жену уставшие глаза.

-        Я стараюсь, честно, спину сорвал, до сих пор болит.

Грэйс с досадой махнула рукой. Ален переводил глаза с одного родителя на другого.

-        Мама, не надо ссориться с папой. Я больше не хочу есть.

-        Замолчи, Ален, не вмешивайся в разговоры взрослых. Это нехорошо.

Сын опустил голову.

-        Ты точно наелся?

Всё также молча Ален кивнул головой.

-        Иди на улицу. Но от дома ни на шаг.

Ален выскочил за двери, он не любил слушать скандалы родителей. Усевшись на качели, он отталкивался ногами от земли и взлетал высоко, к самим небесам.

-        Привет, Ален! Что делаешь? – к нему подбежал его одноклассник Баззи.

-        Да ничего.

-         Пойдём, сыграем в футбол.

-        Площадка далеко, - с сожалением протянул Ален.

-        Да рядом, чего ты боишься?

-        Мне не разрешают уходить далеко от дома.

-        Подвинься!

Качели прогнулись под товарищем.

-        Жаль, у меня новый мяч.

-        Ух, ты! – загорелись глаза у Алена.

-        Да! Подарок на день рождения.

Ален тяжело вздохнул.

-        А я бы хотел велосипед, но он слишком дорогой.

-        Да уж, это дорогая вещь.

Друзья помолчали.

-        Может, всё-таки сходим? Ребята уже заждались.

Ален посмотрел на окна, оттуда слышались звуки ссоры, она была в самом разгаре.

«Может, правда сходить?Быстро обернусь»

-        Пойдём!

Мальчик почувствовал себя очень гордым от собственной смелости. Спустя несколько секунд качели уже сиротливо скрипели на ветру.

-        О, кого я вижу! Маменькин сынок! – поприветствовал самый старший мальчик из их компании. – И как только тебя мамочка отпустила?

-        Успокойся, Томми, что тебе всё время неймётся? – вмешался Баззи – давайте лучше сыграем, пока солнце не село.

Это была не игра, а драка. Ален пытался взять реванш за нанесённую обиду, и, благодаря его решимости, команда, в которой он играл, одержала победу.

-        А ты молодец! – после игры Томми подошёл к Алену и похлопал его по плечу. – завтра придёшь?

-        Не знаю, - стушевался Ален

-        Мамочка не отпустит?

Ален поднял глаза, и Томми смутился.

-        Я просто пошутил.

-        Мне надо идти, - в ответ сказал Ален – Баззи, ты со мной?

-        Я ещё побуду здесь

-        Как хочешь, - пробормотал Ален и побрёл домой. Он знал, что его ждёт хорошая взбучка, и не ошибся. Мать была в ярости.

-        Ты где был? – кричала она – Я что тебе сказала?

-        Не отходить от дома.

-        А ты что сделал?

Слова сопровождались ощутимыми шлепками, Ален, как мог,уворачивался от них, но мать всё равно наносила болезненные удары.

-        Завтра пойдём в церковь.

-        Зачем?

-        Молиться и каяться. Ты согрешил.

-        Да, мама.

-        Иди в постель и жди меня, мы ещё не договорили.

Укрывшись с головой, Ален дал волю слезам, он плакал не от обиды,не от боли, нет, от чувства вины за то, что ослушался мать.

«Меня ждёт ад, я буду гореть в аду и никогда не встречусь с Джесси»

-        Ален, ты спишь?

В комнату вошла бабушка. Ален быстро вытер глаза.

-        Нет.

-        Досталось тебе от матери?

Ален кивнул.

-        Я сам виноват. Не послушался её.

-        Ты прав, маму нельзя огорчать. Она беспокоится о тебе.

-        Но мы так здорово поиграли, почему мне нельзя играть с ребятами?

-        Тебя могут ударить, обидеть, а то и покалечить.

-        Подумаешь, пара синяков.

Бабушка погладила его по мягким волосам.

-        Помни только одно, мы все тебя очень любим.

-        Я тоже вас очень люблю. И Джесси.

-        Тебе не хватает его?

-        Очень.

-        Это пройдёт, всё проходит. Твоя боль утихнет.

-        Правда?

Его взгляд пронизывающий и молящий заставил Мэй отвести глаза. Она тяжело поднялась и вышла. Ален снова остался один, в комнате была кромешная тьма, и его окатило ледяной волной страха. Он выскочил из комнаты в поисках матери. Она мыла посуду, мальчик подошёл к ней.

- Прости меня, мама, я виноват.

-        Я боюсь за тебя.- глухо пробормотала Грэйс -  я не переживу ещё одной потери.

У меня больше никого нет.

«А как же папа?» - хотел спросить сын, но промолчал. Несмотря на десятилетний возраст он понимал гораздо больше своих сверстников. Слишком рано ему пришлось стать старшим в семье. Мать во всём полагалась на него, всё чаще жалуясь ему, как тяжело ей живётся. И сын, как мог, пытался смягчить её боль. Отец всё чаще стал уходить из дома, возвращался за полночь, и от него неприятно пахло. С тех пор его место в супружеской постели занял Ален. Мама прижималась к нему, как будто хотела раствориться в маленьком сыне. Часто сквозь сон он слышал её всхлипывания, тогда мальчик поворачивался к ней и прижимал к себе, успокаивал, шептал какие-то слова утешения,  мама затихала, и они засыпали, крепко прижавшись друг к другу.

…- Тебе надо отдохнуть, присядь. Ты простила меня?

-        Конечно, милый. Я уже давно не злюсь.

-        Мамочка, вы с папой больше не любите друг друга?

-        Почему ты так подумал?

-        Вы постоянно ссоритесь…

-        Так иногда бывает между взрослыми.

-        Да, но в последнее время это случается всё чаще.

-        Столько всего навалилось.

-        Это я виноват.

-        Нет, не думай так, твоей вины здесь нет.

-        Вы разведётесь?

-        Нет, конечно, нет. Бог свёл нас, мы давали ему обет всегда быть вместе.

-        Папа любит тебя

-        Я знаю, но…

-        Мама, не ругай его больше. Мне очень больно слушать, как вы ругаетесь.

-        Сынок, я постараюсь, честно.

Ален ещё больше прижался к матери и произнёс:

-        Всё будет хорошо, детка, я всегда буду заботиться о тебе, - произнёс сын тоном взрослого мужчины.

В ту ночь они ещё долго разговаривали в постели: о Боге, о Джесси, Алену становилось одновременно и легко, и тяжело на душе от этих бесед. Он хотел вернуть отца в их маленький мирок, и в то же время ни с кем не хотел делить мать. Чувство вины за разлад между родителями, за то, что брат умер, дав ему жизнь,увеличивалось, иногда было трудно дышать от этих мыслей. Он высказывал всё это матери, и она понимающе кивала.

-        У Бога на всех нас свои планы. И когда-нибудь он призовёт и меня, и папу, и тебя. И мы все вернёмся домой, и нам там будет хорошо и спокойно.

 

5.

     Зловонные улицы «гетто»…

     Они переехали сюда в надежде хоть как-то улучшить свою жизнь. Алену не    понравилось здесь. В этом большом городе он боялся затеряться: слишком много людей, слишком много машин.

Они вошли в крохотную квартирку на пятом этаже: ободранные стены, старая плита на кухне, скрипучие двери. Грэйс обозревала это «богатое» убранство со слезами на глазах.

-        Ничего, милая, - обнял её Уильям – со временем всё изменится к лучшему.

-        А церковь хоть здесь есть?

-        Да, конечно, неужели ты думаешь, что я бы об этом не подумал?

Она высвободилась из его объятий и пошла на кухню. Ален побежал за ней.

-        Мама, мы здесь будем жить? – в его голосе слышалось отчаяние.

Мать подтвердила его опасения кивком головы.

-        Сынок, ты слышал, что сказал отец? Это ненадолго.

-        Можно, я пойду на улицу?

Женщина снова кивнула. Ален вышел за двери, прихватив с собой гитару. Он немного умел играть на ней, дядя показал ему несколько аккордов. Дальше он пытался  играть на слух. В этом ему помогала старенькая радиола. Негритянские госпелы, и блюзы пели в его душе, требуя выхода.

Он уселся на,нагретый за день,бордюр и коснулся струн, напевая вполголоса. Чистый детский голосок привлёк соседей, вскоре вокруг него образовался небольшой кружок людей. Кто-то подыгрывал ему на таких же дешёвых инструментах, кто-то подпевал. Находясь во власти песни, Ален не сразу заметил слушателей, но когда послышались жидкие, осторожные аплодисменты, вздрогнул и поднял глаза. Густая краска покрыла его щёки.

-        Простите, я никому не хотел мешать.

-        Тебе не за что извиняться, сынок, - хлопнул его по плечу темнокожий старик.

Гитару подарили ему два года назад на день рождения, и сначала он не знал, что с ней делать, но потом понял, как ему повезло. Теперь он мог по вечерам выходить на улицу, рядом садились родители, и у них получалось музыкальное трио: у мамы был хороший голос, но, к большому сожалению Алена, такие семейные выступления случались очень редко, но когда  получалось собраться всем вместе, счастью Алена не было предела. Создавалась иллюзия, что у них в семье всё хорошо: мама и папа любят друг друга, как раньше.

Демоны в его душе росли, и уже разговоры с матерью не приносили облегчения. Он боролся с ними по мере своих слабых детских сил, но они всё равно приходили, мучая, причиняя боль, истязая душу. Иногда казалось, что он просто не выдержит, сойдёт с ума, но приходил день, и чёрные тени отступали, чтобы вернуться ночью. Случаи лунатизма происходили всё чаще. Но теперь мама клала возле кровати мокрую тряпку, и Ален просыпался, только ступив на пол. Пробуждение происходило резко, тело пронзало электрическим током, и он потом долго не мог уснуть, лежал, устремив взгляд в потолок и повторяя одно и тоже слово:

- Уйдите! Уйдите! Уйдите! – пока силы не покидали его, и он не погружался в тяжёлый сон, полный кошмаров и чудовищ.

 

 

                                                                       Часть II

                                                                       1.

 

Гитара была моей подругой уже больше пяти лет. Иногда я пел в кругу соседей или родственников, но обязательно в сумерках или в темноте, которую слегка разбавлял огонь от камина. Я не понимал, что со мной случилось за эти годы, ведь раньше меня не смущала публика. Ведь можно было просто закрыть глаза и отгородиться от всех, но теперь появилось какое-то беспокойство перед случайными слушателями. Оно не проходило даже тогда, когда песня полностью овладевала мной. И всё-таки я продолжал эти импровизируемые выступления.

Часто на уроках я глядел в окно и мечтал, не слыша слов преподавателя. Мечтал если не о богатой, то хотя бы об обеспеченной жизни для себя и родителей. Я чувствовал  себя обязанным перед ними, появятся деньги и между ними наладятся отношения, обязательно, а как же иначе? И я тогда перестану быть для них обузой, лишним ртом.

Я шёл по коридору школы, обращая на себя внимание всех своих одноклассников, некоторые крутили пальцем у виска, некоторые смеялись мне в спину, но я уже давно привык к этому и не реагировал на косые взгляды.

Мои волосы были гораздо длиннее общепринятых норм, и это мне уже доставляло неприятности, пришлось уйти из футбольной команды, потому что тренер был весьма настойчив, когда говорил, что мне не помешало бы постричься. Даже предлагал с ухмылкой деньги на парикмахерскую.

-        Ты похож на девчонку, приведёшь волосы в порядок, вот тогда и приходи. Ты неплохой нападающий, мы будем с нетерпением тебя ждать.

В тот день я пришёл домой и долго смотрел на себя в зеркало, искренне недоумевая, что их всех так возмущало в моём внешнем виде. Может то, что я неосознанно пытался быть похожим на негров? Бакенбарды, длинные пряди, которые мне каждое утро приходилось долго укладывать, смазывать бриллиантином, чтобы они лежали так, как надо.

А может голос в голове? Мой невидимый собеседник хвалил меня за то, что я не боюсь плыть против течения.

«Ты выделяешься из серой массы. Правильно, а то все, как солдаты на параде»

Но чего мне это стоило, знал только я один. И что заставляло меня это делать, я не мог себе объяснить. Наверное, мне не хотелось быть похожим на остальных: с «ёжиком» на голове, со стальными мышцами. Девчонкам нравились такие парни, а меня представительницы прекрасного пола зачастую обходили стороной. И всё-таки у меня была личная жизнь. Чистые невинные девушки из таких же бедных семей. Я их всех знакомил с матерью, и начинал встречаться с ними только после её одобрения. И она всегда оказывалась права. Мне было комфортно с ними, мы много гуляли, посещали вместе церковь по воскресениям, ходили на киносеансы. Иногда на особо полюбившиеся фильмы я потом ходил один: Дин Мартин, Джеймс Дин были моими кумирами, я запоминал их реплики и в любое время мог их воспроизвести по памяти. Часто дома я разыгрывал небольшие сценки, играя несколько персонажей сразу, мне это очень нравилось, но главным для меня оставалась музыка.

Я был частым гостем на Бил-стрит. Вечером с друзьями мы ходили туда, несмотря на запреты родителей. Заходили в бары и смотрели на выступления чернокожих музыкантов, меня завораживали их голоса и движения. Это была совсем другая музыка, заставляющая кровь быстрее бежать по жилам. Ни Джин, ни Билли не понимали моего восторга. Они от нетерпения притоптывали ногами.

-        Может, уже пойдём?

-        Ребята, давайте ещё побудем. Вы вслушайтесь в эти звуки. Это ведь потрясающе.

-        Ален, это негры, что в них может быть потрясающего? Это ведь примитивная музыка.

-        Вы ничего не понимаете

-         Да уж, куда нам! – обиделся Джин.

Но я уже его не слышал. Закрыв глаза я вслушивался в ритм-энд- блюз. На радиоле это звучало совсем по-другому. Я поймал себя на том, что раскачиваюсь из стороны в сторону, притоптывая в такт левой ногой.

-        Эй, Ален! – окликнул меня Билли – Вернись к нам!

Я чувствовал себя, как в трансе.

-        Что? Ты что-то сказал?

-        Ты сейчас где?

-        Не задавай глупые вопросы, - отмахнулся я.

-        Да ты, небось, и половины не слышал из того, что я говорил.

-        Ладно, пойдём. Вам это неинтересно, - раздражённо произнёс я .

Мы вышли на улицу и увидели драку. Два белых парня избивали чернокожего. Тот уже был на земле и не пытался отбиваться, только прикрывал голову руками. Я дёрнулся, чтобы вмешаться.

-        Остынь, Ален! Это их дела. Нас это не касается. Ты же не знаешь, что произошло.

-        Да чтобы ни случилось, они же убьют  его!

-        Вон уже бегут полицейские.

Обернувшись напоследок, я увидел, как стражи порядка грубо подорвали окровавленного парня и защёлкнули на его запястьях наручники.

 Я быстро попрощался с ребятами, мне нужно было срочно попасть домой для беседы с Богом, я нуждался в этом, как в глотке воздуха. Я опустился на колени и воззвал к Всевышнему.

-        Господи, почему же так много жестокости в этом мире? Они ведь талантливые люди, а обязаны гнуть спину на хлопковых полях, терпеть унижения. Боже, когда же в этот мир придёт милосердие?

Мама заглянула ко мне.

-        Сынок, что случилось?

По моим щекам текли слёзы.

-        Почему жизнь так несправедлива к людям с другим цветом кожи?

-        Ален, ты же всё знаешь! Они расплачиваются за грехи своих предков. Ты ведь читал Библию?

-        Читал, но неужели целая раса должна платить за проступок единственного сородича?

-        Господь так распорядился. Не нам судить. Милый, у тебя слишком чувствительное сердце. Так нельзя, ты не доживёшь и до тридцати, и что мне тогда делать?

Она окинула меня взглядом.

-        Какой же ты красивый у меня!

Я смущённо опустил глаза.

-        Мама, ты преувеличиваешь, я самый обычный. Эти прыщи, они меня уже замучили.

-        Это всё последствия твоего взросления, со временем это пройдёт.

Она поправила прядь, упавшую мне на лоб.

-        Совсем взрослый, скоро вылетишь из гнезда, и я останусь одна.

-        Не надо так думать, я всегда буду рядом.

-        Дети взрослеют, у них появляются свои семьи, своя жизнь, и родители становятся не нужны.

-        Ты будешь нужна мне всегда, запомни это. Тебя в моей жизни не заменит никто.

-        Я очень люблю тебя, сынок.

-        Я знаю, мама.

Я обнял самого родного мне человека, поцеловал в макушку. Мать прижалась ко мне и закрыла глаза.

                                                    

                                                                 2.

 

Выпускной в школе не явился ярким событием в моей жизни. Я стремился поскорее окончить школу, чтобы пойти работать, и приносить домой полноценную заработную плату. И всё-таки.. Я долго стоял возле зеркала, укладывая волосы, сегодня не было ярких красок, только чёрное и белое. Строгий костюм…Я впервые одел его.

«Вот я и стал взрослым»                   

От этой мысли появилось какое-то радостное возбуждение. Наконец-то.. Я уже не ребёнок и хозяин своей судьбы. Теперь я сам мог управлять своей жизнью и принимать важные решения, хватит держаться за мамину юбку. Я начал уставать от её опеки, иногда она душила меня, но, конечно, об этих мыслях никто не знал.

Накануне отец провёл со мной беседу.

-        Джоан очень хорошая девушка, и нам с мамой она очень нравится

-        Я знаю, папа.

-        Поэтому не позволяй себе лишнего, не пугай её. Скажу тебе по секрету, вокруг много женщин, готовых на всё.

-        Ты это о чём?

-        Ты же часто бываешь на Бил-стрит?

-        Нет!

-        Не ври мне! Я прекрасно всё знаю. Вы с друзьями часто там бываете.

-        А мама знает?

-        Нет, она не догадывается. Это будет наш небольшой секрет.

Отец отхлебнул пива, вытер губы рукой.

-        Видел там цыпочек, которые разгуливают по улице в неприлично коротких юбках? С ярко- накрашенными губами.

Я вспомнил, как Джин цокал языком, когда кто-нибудь из этих девушек проходил мимо. Только сейчас я стал догадываться о том, каким ремеслом те зарабатывают себе на жизнь.

-        Так вот, если девушка готова на всё, готова пойти с тобой по первому твоему зову, значит, она уже испорчена, ею управляет похоть. А вот те девушки, которые окружают тебя, невинны, из хороших семей, и одна из них когда-нибудь станет твоей женой.

Я задумчиво кивнул.

-        Ты всё понял?

Я давно это понял, друзья просветили. Многие из них уже давно посещали этих ярко накрашенных девиц, но я пока сторонился их. Все эти дела вызывали у меня отвращение и тошноту, особенно, когда приходилось выслушивать сальные подробности этих встреч. Всё, что я себе позволял в отношениях с девушками, это лёгкое объятие, поцелуй в щёчку и, Боже упаси, пойти на большее.

-        У тебя ведь ещё не было женщины? – отец был уже изрядно пьян.

Я почувствовал, как щёки заливает краска.

-        Я так и думал. Это хорошо, но затягивать с этим не следует. Мы с твоей матерью поженились, когда мне было немногим больше, чем тебе. И ещё, секс может быть приятным, даже очень.

-        Папа, остановись, мне неприятно это слушать. Мама меня учила совсем другому.

Отец раздражённо скривился.

-        Женщины! – презрительно произнёс он – Что они могут понимать в нашей природе? А мы в этом нуждаемся гораздо больше, чем они.

Я упустил нить разговора, отец уже путался в словах, и смысл его слов ускользал от меня, но основное я понял. Я понял, куда отец часто отлучался из дома, и почему я часто заставал мать в слезах.

Положа руку на сердце, я и сам часто задумывался над этим. Я знал, что жену буду выбирать долго, чтобы жениться раз и навсегда. Ведь придётся давать обеты перед Богом. Только так, а не иначе, а все «приятные» ощущения были мне не нужны, по крайней мере, сейчас. Поэтому я проходил мимо призывных взглядов жриц любви, хотя друзья останавливались и заговаривали с ними, флиртуя, похлопывая их ниже спины, те жеманно хихикали и шли дальше, когда понимали, что денег они с нас не поимеют. С тех пор для меня девушки делились на две категории: те, с которыми можно было провести время, не боясь оскорбить их словом или делом, они все готовы были стерпеть, чтобы получить лишний доллар. И те, которые окружали меня в повседневной жизни: скромные, опускавшие глаза, при малейшем напоминании о чём-то большем, чем просто поцелуй. Они оставались неприкосновенными. У них на лице не было и грамма косметики, нежная кожа, розовые губы. А если возникали грязные мысли, я сразу шёл в церковь, исповедовался и молился, вымаливая у Бога прощение. Пастор объяснял, что такие размышления нормальные для юноши моего возраста.

-        Ты становишься мужчиной, - говорил он.

-        Но мои родители говорят, что думать о таком - грех.

-        Правильно. И ты не должен допустить, чтобы такие помыслы полностью завладели тобой. Бесы всегда пытаются соблазнять нас сладкими посулами, но ты должен сопротивляться им. Иди, мой мальчик, и да пребудет с тобой Господь!

-        Аминь!

Я крестился и уходил. На душе становилось спокойно и легко. Тёмные тени отступали, я приходил домой, насвистывая какую-то мелодию, обнимал маму, спрашивал, не нужно ли ей чего-нибудь, помогал по дому. Отца всё чаще по вечерам не бывало дома. Я уже не мог видеть плачущую мать, это разрывало мне сердце, не зная, чем помочь ей, я просто подходил  сзади, обхватывал её руками и говорил:

-        Всё будет хорошо, я обещаю тебе. Нам нужно только немного потерпеть.

В такие минуты нам никто не был нужен. Джесси незримо присутствовал рядом, я чувствовал его, и чувство вины вновь поднимало голову, и я, в который раз, просил у него прощения за преждевременную смерть.

…Я сел за руль и завёл двигатель.

-        Ты такая красивая сегодня! – с восхищением произнёс я, кинув взгляд на сидевшую рядом девушку.

-        Спасибо, - смутилась она.

Джоан была в нежно-розовом платье, нежная и лёгкая, как мотылёк. Она опустила лицо к маленькому букетику.

-        Спасибо за цветы.

-        Не стоит.

В зале гремела музыка, кружились пары, мы прошли за наш столик, на нас никто не обращал внимания, и я был рад этому.

-        Может, потанцуем? – предложила Джоан.

-        Я не умею

-        А я тебя научу.

-        Нет! – резко ответил я.

Я безумно стеснялся своей угловатости и неуклюжести и не хотел выглядеть посмешищем в глазах одноклассников. Я не был готов идти на такие жертвы, даже ради Джоан. А она, обиженно наклонила голову и замолчала.

За весь вечер к нам никто так и не подошёл.

 

                                                     3.

 

Друзья уже долго уговаривали его посетить одну из «тех» женщин. И после долгих раздумий Ален согласился. Он хотел узнать, вокруг чего ходит так много разговоров. Девушка была сильно накрашена, много болтала, а парень сидел на кровати, уже жалея, что пришёл сюда. Его трясло, а  взгляд метался по маленькой квартирке.

-    Выпьешь? – спросила она.

Ален отрицательно покачал головой, в горле всё пересохло, но, боясь показаться несмышлёным мальчишкой, не стал просить чего-нибудь безалкогольного.

-        Как знаешь, - пожала плечами хозяйка – это помогло бы тебе расслабиться. Посмотри на меня. Меня зовут Милли, а тебя?

Он с трудом поднял на неё глаза.

-    Ален

-        Какой же ты невинный! Странно, такой красавчик, и один.

-        Я не один. У меня есть девушка.

-        Да ты, небось, боишься её и поцеловать по-настоящему. Мы, женщины, любим решительных мужчин.

Она подсела к нему.

-        Не надо бояться. Это естественно.

Не переставая говорить, она сняла с него рубашку.

-        Расслабься.

«Как же я хочу её! Господи, прости меня!»

Женщина медленно раздела его, уложила и стала нежно гладить по обнажённой груди.

-        Ты будешь кружить головы женщинам. О, да, именно так и будет.

Из-за тумана в голове, он плохо её слышал. От охвативших ощущений сердце пустилось вскачь. Ему захотелось, как можно, быстрее овладеть ею.

-        Не надо торопиться, милый.

Слова Милли подстёгивали его ещё больше. Он перевернул её на спину. Подсознание подсказывало, что нужно делать.

-        О!- протянул он, когда оказался внутри этого желанного тела.

Сдерживаться больше не было сил..

-        Прости!

-        За что? Всё было очень хорошо.

-        Ты всем клиентам это говоришь?

-        Ну, зачем ты так? Я была права, женщины будут сходить от тебя с ума. Я действительно у тебя первая?

-        А разве незаметно?

-        Ты чувствуешь, что надо делать. Девственники так себя не ведут.

Он молча одел брюки.

-        А может, повторим?

Ален посмотрел в её глаза, а потом набросился на девушку…

 

-        Что случилось, сынок?

Ему было стыдно, он не мог признаться матери в своём грехопадении.

-        Я просто хочу помолиться.

Мама внимательно посмотрела на него. Искусанные губы, лихорадочно блестящие глаза…

-        Господи, ты был с женщиной! – вскрикнула она -  и вне брака! Какой грех! Молись! Надеюсь, Всевышний тебя услышит.

-        Прости меня, мама, я не устоял перед искушением.

-        Проси прощения не у меня, а у Бога.

Мама хлопнула дверью. Всю ночь Ален простоял на коленях, но успокоения так и не получил, его мысли так и не очистились. Он думал только о том, как вернуться в ту квартирку и вновь повторить пережитое. С тех пор молодой человек стал прятать эти мысли от матери и мучился угрызениями совести. Со временем острота прошла, и он только иногда мысленно возвращался на Бил-стрит, но в реальности перестал ходить туда, да и некогда было. Ален устроился водителем грузовика и теперь, крутя баранку с утра до позднего вечера, он приходил домой и валился спать. Только в выходные дни Ален мог дать себе роскошь расслабиться, играя с ребятами в футбол или посещая кинотеатр под открытым небом.

 

 

                                                     4.

 

И однажды мне снова явился брат. Я видел его настолько отчётливо, что меня прошиб холодный пот.

-        Я сплю?

-        Нет, не спишь.

-        Джесс, это ты?

-        Привет, братишка!

-        Почему ты снова здесь?

-        Ты долго собираешься прозябать в нищете?

-        Но что я могу?

-        Это слова слабого человека.

-        Вскорости я собираюсь учиться на электрика.

-        У тебя талант, приятель.

-        Талант? О чём ты говоришь?

-        Голос. Твой голос.

-        Брось. Моего голоса достаточно для того, чтобы петь на домашних вечеринках.

-        Да неужели? Почему же ты с таким вожделением смотришь на студию звукозаписи, мимо которой проезжаешь, чуть ли не каждый день?

-        Откуда ты знаешь?

Призрак рассмеялся. Я смотрел на него широко раскрытыми глазами. Существо говорило и смеялось в точности, как я сам, и от этого становилось особенно жутко.

-        Меня не надо бояться, я не причиню тебе вреда. Мы ведь братья.

-        Тогда чего же ты от меня хочешь?

-        Я хочу, что ты встал с колен и поверил в себя. Тебе не надоело терпеть унижения?

-        Надоело.

-        Так действуй!

Я почувствовал сильный толчок в грудь. Рядом со мной больше никого не было. И я принял решение. Вот только хватит ли у меня решимости сделать этот шаг?

«Хватит! Ты должен сделать это!»

 

Это была маленькая студия, таких было много в моём городе, она манила меня огнями. Но если бы не эта ночная встреча я никогда бы не отважился войти туда. Но голос брата не давал покоя, пока я в один из дней не остановил машину возле небольшого здания с неоновыми огнями. Внутри уже толпились молодые люди, решившие, как и я, попытать счастья. Стояла тишина, и в воздухе висело напряжение ожидания. Я записался у секретаря, миловидной молодой женщины по имени Кэтрин, и стал  ждать своей очереди. И она двигалась очень быстро, вот подошёл и мой черёд. Кэтрин попросила  меня стать поближе к микрофону…

Я вышел на улицу и вдохнул воздух полной грудью. В голове стоял туман. Стоя перед микрофоном, я почувствовал себя на своём месте, это было чувство умиротворения и покоя, и не шло ни в какое сравнение с теми ощущениями, которые я пережил год назад в маленькой квартирке на Бил-стрит, хотя думал, что лучше и быть не может. Это было нечто. Мысли в голове путались, возбуждение переполняло и сейчас. Вот только звук мне не понравился, какой-то глухой и пустой. Я был недоволен тем, как звучала моя гитара и мой голос. Я знал, что способен на большее, но что-то мне перехватило горло, когда я затянул первую ноту. Это была пародия на пение. Но,тем не менее,после записи Кэтрин сквозь стеклянную перегородку скрестила большой и указательный пальцы, изображая букву «О».

-        Это было очень плохо? – спросил в отчаянии я.

-        Нет. Надо, чтобы тебя послушал мой босс.

-        Вы действительно так думаете?

Сейчас на улице я подумал о том, что это была всего лишь поддержка.

«Она, наверное, всем так говорит. Лучше бы я туда не ходил»

« Не раскисай! Надо было, чтобы ты это пережил и понял, что тебе это нужно»

«Уйди! Я сделал, как ты хотел. Доволен?»

«Это только начало, вот увидишь»

«Но что мне теперь делать? Я не смогу жить без этого»

«А ты и не будешь. Всё, что надо, ты уже сделал. Остаётся только ждать»

 

                                         5.

 

Прошло полгода, и я почти смирился с поражением. Джесси пропал и больше не приходил, как я его ни звал.

Этот звонок прозвучал, когда я уже ни на что не надеялся.

Меня встретил сам владелец студии. Я представлял его седовласым мужчиной,  слегка за пятьдесят, но всё оказалось не так. Это был молодой человек, старше меня лет на десять.

-        Здравствуй, Ален! Вот появилась подходящая песня для тебя. Попробуешь?

-        Конечно, сэр.

-        Давай без этих «сэр» и «мистер». Зови меня просто Стив.

И вот я снова у микрофонной стойки, но спустя несколько часов стало ясно, что ничего не получается. Стив вышел ко мне.

-        Чего приуныл?

-        Я зря отнимаю у Вам время.

-        Я так не думаю, просто ты ещё не подобрал свой стиль. А ты думал, что всё получится сходу, у тебя, новичка? Нужно очень много работать, очень много, чтобы вышло что-то путное. Понял? Давай ещё раз.

Мы работали до позднего вечера и зря.

-        Мы должны встретится завтра. Я приглашу своих сессионных музыкантов. А сейчас - отдых.

В  ту ночь я так и не заснул. Мама меня успокаивала, говорила, что не надо сдаваться.

-        Если тебе это действительно нужно, всё получится, Господь поможет.

-        Ты веришь в это?

-        Конечно, ты рождён для особой судьбы. Жертва Джесси не должна пропасть даром.

Впервые я был зол на мать за эти слова. Причём здесь брат? Это было нужно МНЕ! Но я ничего не сказал.

 

В студии меня уже ждали.

-        О, новичок! – поприветствовал меня парень с гитарой. – Привет, я Стюарт. Можешь называть меня Стю. Классная причёска!

-        Спасибо!

-        Может, уже начнём? – сказал второй музыкант с контрабасом по имени Роберт.

В перерыве, когда отчаявшийся Стив дал нам отмашку на отдых, я стал играть отсебятину, что в голову взбредёт, мне всегда нравилась одна песня, и я всегда мечтал её сыграть более быстро, придать ей бесшабашности, ноги стали выписывать кренделя, ребята сначала обескуражено наблюдали за мной, а потом подхватили ритм.

Когда песня кончилась, я и сам не понял, что со мной происходило в течение последних нескольких минут, это был и я, и не я. Как будто какой-то бес завладел моей душой, этакий маленький озорной чертёнок.

Стив выскочил к нам. У него были бешеные глаза.

-        Ну и что это было? – закричал он.

-        Ничего особенного. Простите нас.

-        Глупец! Ты за что просишь прощения? – от Стива летели искры возбуждения.

-        Ну, за эти шалости в студии.

-        Ты действительно не понимаешь, что только что спел? Это же стопроцентный хит.

-        Вы шутите?

Ребята молчали.

-        Давайте ещё раз!

 

6.

 

В одном из интервью я как-то рассказал о страхе, что моя жизнь -  это сон, и я боюсь проснуться. В тот момент я был искренен, как никогда. Моя жизнь перевернулась. Я еле поспевал. Это уже был не я. Сцена, девочки, визжащие на концертах, бесконечные переезды с места на место, гостиницы. Я уже не принадлежал самому себе. После той первой записи прошло только полгода, но меня уже знал почти весь Юг. С меня стекало семь потов, когда я выступал, и потом, после концерта, я ещё долго не мог отойти от этого.

Мама пыталась меня контролировать, как раньше, и я отчитывался перед ней, как послушный сын, но затем я превращался в другого человека.

-        Ты так похудел за это время! – причитала мама, увидев меня после первых гастролей.

-        Мама, ты преувеличиваешь! Ну, стал немного стройнее, а если ты переживаешь за моё питание, то зря. Я нормально питаюсь.

«Слава Богу, ты не видишь того, что творится на концертах. Иначе навсегда запретила бы мне заниматься музыкой»

От этой мысли мне сразу стало плохо. Без всего этого я уже не представлял своей жизни. Моя музыка зажигала не только сидевших в зале, но и меня самого. Сквозь моё тело пробегал электрический разряд, от макушки до носков ботинок.

-        Что же с тобой творится, мой мальчик?

-        А что?

-        Ты измождённый, бледный, какой-то возбуждённый. Почему? Ты ведь дома

-        Всё в порядке, мама, - с лёгким раздражением произнёс я.

-        Да уж вижу. Забыл ты свою маму.

Раздражение мгновенно прошло, сменившись чувством вины. Я обнял её.

-        Что ты такое говоришь? Я рядом. Даже когда уезжаю, я всегда мысленно с тобой.

-        Джоан уже заждалась тебя.

-        Да? Я встречусь с ней сегодня вечером. А сейчас хотел бы отдохнуть.

Мама молча поднялась и ушла. Впервые за последнее время я остался один и понял, как устал, морально, душа, казалось, была вывернута наизнанку.

«Привет!»

«Ты долго не приходил»

«Дал возможность действовать тебе самому. А ты - молодец, справился. Теперь понял, что я был прав?»

«Да! И я очень благодарен тебе. Это, как, как…»

«Не трудись, я знаю, что ты чувствуешь»

«Правда?»

«Конечно, ведь мы одно целое. Вот только маму разочаровываешь»

«Знаю, но я уже не могу вернуться к старой жизни. И что делать?»

«Не знаю. Рано или поздно она всё равно обо всём узнает»

«И это разобьёт ей сердце»

«А может, и нет. Она будет гордиться своим сыном »

Я почувствовал, как мои губы кривятся в ухмылке.

«Таким ты мне нравишься больше. Так держать, братишка!»

 

  Мне пришлось уволиться с прежней работы, т.к. на неё совсем не оставалось времени, но я не прогадал, и хотя  от концертной деятельности я имел не намного больше, но теперь мог всецело отдаться любимому делу. Мы переезжали из одного города в другой, колеся по провинции, давая концерты в  ресторанах, на ярмарках.

Теперь девушки не воротили от меня нос, наоборот они были одержимы мной, иногда это пугало, но больше я был от этого в восторге.

Наблюдая за Стивом, я видел, что его что-то гнетёт. Я спросил его, что именно и услышал в ответ:

-        Это всё не то, тебе надо выходить на новый уровень, а я у меня нет таких возможностей.

-        И это всё? – рассмеялся я

-        Нет, ты не понимаешь. Кабаки и ярмарки это не для тебя. Тебе нужно двигаться дальше. Вот выпустим новую пластинку, и её уже надо раскручивать по-другому. Тебя должен слышать Нью-Йорк и Лас-Вегас.

-        Перестань, Стив. Меня всё устраивает. Я никогда не стремился к большой славе. Мне это не нужно.

Стив с удивлением посмотрел на меня.

-        У тебя что, совсем нет амбиций?

-        Нет, я привык довольствоваться малым. Денег на жизнь хватает, и, Слава Богу! Переехали в новый дом, кстати, теперь мы с тобой соседи. Купил маме, как и обещал, розовый «кадилак»

-        Ты откуда свалился, парень? Ты хоть понимаешь, каким талантом обладаешь?

Ладно, это долгий разговор, со временем понимание этого придёт к тебе, а теперь за работу.

Я часто задумывался над словами Стива, но понять так и не смог. О чём он говорил? У меня голова шла кругом от этих мыслей. Конечно, он привык иметь дело с профессионалами и говорил с ними на понятном им языке, но мне этот язык был неведом.