Флот вплыл в туман. Матросы сновали от киля к килю, кормщики правили. Снасти нудно скрипели, в брёвнах же хлюпало… Тýмпальа с пикой, при фаворите, шлялся вдоль борта; вредный батаб шептал ему что-то в ухо… Вáман Ачачи лёг под навес, велев разбудить по высадке… Сон прервал громкий шум.

— Измена!! — кто-то вопил.

Наместник свалился в воду и стал барахтаться. Флот являл собой разделённые брёвна и близ них горцев, коих топили с лодок пунийцы. Тýмпальа молча бил инков пикой с царского бота.

— Дай-ка спасу тебя… — прогнусил он с усмешкой и, наклонившись, срезав неспешно Вáман Ачачи лезвием голову, что закинул в корзину, где уже брякал череп Мамáни. Бойня продолжилась. «Инки тщились спасаться; не помогало, так как приморцы превосходили навыком плавать, да и нырять притом, как морские животные — сухопутных».

Крики пунийцев слышались всюду: — Мудр! Синекров! Бессмертен!!!

Став на плоту на подиум, кривобокий царь кликнул Хау, лидера тумписцев с материка.

— Смерд! Тумпис мне изменил. Убью.

— Нет!! — пал ничком тощий вредный батаб. — Сын Моря рек совершенно инакое: смерда с именем Хау я не убью; смерд зрел мой триумф; пусть мчится смерд в Тумпис, дабы бить инков!

— Мысль, что влекла язык, — бормотнул Хау, — вырвалась. Подлый смерд Синекрового, плыть хочу драться с инками…

Мрачный Тýмпальа, тронув лезвие в каплях крови, смачно лизнул его и направился к пленным сечь их по шеям.

— Хау! — он гнусил при этом. — Режь инков быстро. Ты, вонь трески (и вредный батаб склонился), ты их доставишь сразу же в Манту, инкские головы. Я съем Теву живого, коль не угробит тамошних инков. Я богоравный. Выгнав богов с небес, я разбил Ки́ту с Куско!

Предали казни нескольких инков, что оставались, и, вслед за пиром с каннибализмом, Хау, великий батаб, трепещущий отбыл в Тумпис, мучаясь страхом, кой навела плоть сожранных им кусканцев. Вредный батаб же, в свой черёд, на курьерском плоту мчал в Манту.