Аристотельоколо 300 года до н. э.
КНИГА ПЕРВАЯ (А)

1(I).  Всякое  искусство и  всякое учение,  а  равным образом  поступок(praxis)   и   сознательный   выбор,  как   принято  считать,   стремятся  копределенному  благу.  Поэтому  удачно  определяли благо как то, к  чему всестремится. В целях,  однако, обнаруживается  некоторое различие,  потому чтоодни цели - это деятельности (energeiai), другие - определенные отдельные отних  результаты  (erga).  В  случаях,  когда  определенные  цели  существуютотдельно  от   действий  (praxeis),   результатам   естественно  быть  лучше[соответствующих] деятельностей.     Так как  действий, искусств и наук  много, много  возникает и  целей. Уврачевания  - это здоровье, у судостроения - судно, у военачалия - победа, ухозяйствования   -  богатство.  Поскольку   ряд  таких  [искусств  и   наук]подчиняется  одному  какому-нибудь  умению  (dynamis)  -  подобно  тому  какискусство делать  уздечки  и  все прочее,  что  относится  к  конской сбруе,подчинено искусству править лошадьми,  а  само оно, как и всякое действие  ввоенном  деле, подчинено искусству военачалия, и таким же образом  остальныеискусства  подчинены [каким-то]  другим, - постольку во  всех  случаях  целиуправляющих  (ark-hitektonikai)  (искусств  и наук] заслуживают предпочтения(hairetotera)  перед  целями  подчиненных;  в  самом  деле,  ведь  последниепреследуют ради первых.     При этом безразлично, сами ли деятельности - цели поступков, или цели -это нечто иное, от них отдельное, как в случае с названными выше науками.     (II). Если же у того, что мы делаем (ta prakta), существует некая цель,желанная нам сама по себе, причем остальные цели желанны  ради нее и не  всецели  мы  избираем  (hairoymetha)  ради  иной  цели  (ибо  так  мы  уйдем  вбесконечность, а значит,  [наше] стремление бессмысленно и тщетно), то ясно,что цель  эта есть собственно благо  (tagathon), т е.  наивысшее  благо  (toariston).     Разве познание его не имеет огромного  влияния на образ жизни? И словнострелки, видя мишень перед собою,  разве не вернее достигнем  мы должного? Аесли так, надо попытаться хотя бы в общих  чертах представить  себе, что этотакое  и к какой из  наук, или  какому  из  умений,  имеет отношение.  Надо,видимо,  признать, что оно,  [высшее благо],  относится  к ведению важнейшей[науки,  т.   е.   науки],  которая  главным  образом   управляет.  А  такойпредставляется  наука о государстве, [или политика]. Она ведь устанавливает,какие науки нужны  в  государстве  и  какие  науки  и в каком объеме  долженизучать каждый. Мы  видим, что наиболее  почитаемые умения, как-то: умения ввоеначалии,  хозяйствовании  и  красноречии  -  подчинены  этой  [науке].  Апоскольку наука о государстве пользуется  остальными науками как  средствамии, кроме того, законодательно  определяет, какие поступки следует  совершатьили от каких воздерживаться, то ее цель  включает, видимо, цели других наук,а, следовательно, эта цель и будет высшим благом для людей [вообще].     Даже если для  одного человека  благом  является  то же самое,  что длягосударства,  более важным  и более  полным  представляется  все-таки  благогосударства, достижение его и сохранение. Желанно (agapeloii), разумеется, и[благо] одного  человека,  но  прекраснее  и  божественней  благо  народа  игосударств.     Итак, настоящее учение как своего рода  наука о  государстве имеет это,[т. е. достижение и сохранение блага государства], своей целью.     (III).  Рассуждение будет  удовлетворительным,  если  удастся  добитьсяясности, сообразной  предмету, подлежащему [рассмотрению].  Ведь  не во всехрассуждениях  (logoi), так же  как  не  во всех  изделиях  ремесла,  следуетдобиваться точности в одинаковой степени. Между тем [в понятиях] прекрасногои  правосудного,  которые, собственно, имеет  в  виду  наука  о государстве,заключено столько разного и расплывчатого, что начинает казаться, будто [всеэто] возможно только условно (nomoi), а от природы (physei) этого нет. Такаяже своего  рода расплывчатость заключена  в  [выражении] "блага", потому чтомногим  от [благ] бывает вред. Ведь известно, что  одних сгубило  богатство,других -  мужество.  Поэтому  при подобных предметах рассуждений  и подобныхпредпосылках желательно  (agapeton) приблизительно  и в общих чертах указатьна истину, а если  рассуждают о  том,  что имеет  место  лишь  в большинствеслучаев и при соответствующих предпосылках, то [довольно уже и того,  чтобы]и выводы  [распространялись лишь на  большинство случаев]. Конечно, таким жеобразом  нужно  воспринимать  и  каждое  наше  отдельное высказывание;  ведьчеловеку  образованному  свойственно добиваться  точности для  каждого  рода[предметов] в той степени,  в какой это допускает природа предмета (pragma).Одинаково    [нелепым]   кажется    как   довольствоваться   правдоподобнымирассуждениями математика, так и требовать от ритора строгих доказательств.     Всякий между тем  правильно судит о  том, в  чем сведущ,  и  именно дляэтого  он   добродетельный  судья   (agathos   krites)   Это   значит,   что[добродетельный) в частном и  образован  применительно к  частному, а вообще[добродетельный] образован всесторонне.     Вот почему юноша - неподходящий слушатель науки о государстве:  он ведьнеопытен в житейских  делах (praxeis),  а из них [исходят] и с ними [связанынаши] рассуждения. Кроме того, покорный страстям, он  будет слушать впустую,т. е. без пользы, тогда как цель [данного учения] не познание,  а  поступки.Неважно, впрочем, годами ли  молод человек, или  он  юноша нравом,  ибо этотнедостаток бывает не от  возраста, а от  того, что  живут  по страсти  и [пострасти же] преследуют  всякую [цель]. Таким людям познание не помогает, также  как невоздержным,  но для тех,  чьи стремления и поступки согласованы  срассуждением (kata  logon),  знать подобные [вещи] будет  в  высшей  степениполезно.     Будем  считать,  что  о  слушателе,  о способе доказательства и о самомпредмете для введения сказано [достаточно].
     2(IV). Поскольку всякое познание и всякий сознательный выбор направленык  тому  или  иному благу, вернемся  опять  к рассуждению: к чему, по нашемуопределению, стремится наука о государстве  и что есть  высшее из всех благ,осуществляемых в поступках (akrotaton ton prakton agalhon).     Относительно  названия  сходятся,  пожалуй,   почти  все,  причем   какбольшинство, так и люди утонченные называют  [высшим  благом] счастье, а подблагоденствием  (to ey dzen) и благополучием  (to ey prattein) подразумеваютто же, что и под счастливой жизнью (to eydaimonein). Но в вопросе о том, чтоесть  счастье,   возникает  расхождение,  и  большинство   дает   ему   иноеопределение, нежели мудрецы.     В  самом деле, для одних счастье  - это  нечто  наглядное  и очевидное,скажем  удовольствие,  богатство или почет - у  разных людей разное; а часто[даже]  для  одного  человека счастье - то одно, то  другое: ведь,  заболев,[люди видят счастье] в здоровье, впав в нужду - в богатстве, а зная за собойневежество (agnoia), восхищаются теми, кто рассуждает о чем-нибудь великом ипревышающем их [понимание].     Некоторые  думали,  что помимо этих многочисленных  благ есть  и  некоедругое - благо само по себе, служащее для всех этих благ причиной, благодарякоторой они суть блага.     Обсуждать все мнения (doxai), вероятно, бесполезно, достаточно обсудитьнаиболее  распространенные  или  же  такие,   которые,  как  кажется,  имеютизвестные основания (logon). Мы не должны упускать из виду, что рассуждения,отправляющиеся  от  начал  и приводящие  к  началам,  различны. Платон  тожеправильно задавался этим вопросом и спрашивал, от начал или к началам [идет]путь [рассуждений] - как на стадионе,  бегут  или  от  атлетов до  меты, илинаоборот. Начинать, конечно, надо с известного,  а  оно бывает  двух  видов:известное нам и известное безотносительно (haplos).  Так что  нам, вероятно,следует все-таки  начинать  с  известного  нам. Вот почему,  чтобы сделатьсядостойным слушателем [рассуждений] о  прекрасном и  правосудном  и вообще  опредметах  государственной  науки,  нужно  быть  уже  хорошо  воспитанным  внравственном  смысле.  В самом деле, начало [здесь] - это то, что [дано] (tohoti), и, если это достаточно очевидно, не будет надобности еще и в "почему"(to dioti). Такой, [воспитанный,  человек] или имеет начала, или легко можетих приобрести.  А тот,  кому не дано  ни  того, ни другого, пусть  послушаетГесиода:
     Тот наилучший над всеми,кто всякое дело способен.     Сам обсудить и заране предвидеть, что выйдет из дела.     Чести достоин и тот, кто хорошим советам внимает.     Кто же не смыслит и сам ничего и чужого совета     В толк не берет - человек пустой и негодный.
     3(V). Продолжим  рассуждение с того  места,  где  мы отошли  в сторону.Видимо,  не  безосновательно  благо и  счастье представляют себе, исходя  из[собственного]  образа жизни.  Соответственно большинство, т. е. люди весьмагрубые (phortikotatoi),  [разумеют под  благом  и счастьем]  удовольствие, ипотому для  них  желанна  жизнь,  полная  наслаждений.  Существует  ведь триосновных  [образа  жизни]:  во-первых,  только  что  упомянутый,  во-вторых,государственный и, в-третьих, созерцательный.     И вот большинство,  сознательно избирая скотский образ жизни, полностьюобнаруживают свою низменность, однако находят  оправдание в том, что страстимногих могущественных людей похожи на страсти Сарданапалла.     Люди  достойные   и  деятельные  (praktikoi)  [понимают  под  благом  исчастьем] почет, а цель государственного образа жизни почти это и есть. Но итакое  кажется  слишком  поверхностным  в  сравнении  с   искомым  [благом].Действительно,  считается,  что  почет  больше   зависит  от  тех,  кто  егооказывает, нежели от того, кому его оказывают, а в благе  мы угадываем нечтовнутренне  присущее  и  неотчуждаемое.  Кроме  того,  к   почету  стремятся,наверное, для того, чтобы удостовериться в  собственной добродетели. Поэтомудобиваются  почета  у людей рассудительных и знакомых  и [притом  почета] задобродетель. Ясно, стало быть, что  по крайней  мере для  таких  добродетельлучше  почета.  Вероятно,  ее  даже  скорее  можно  представить  себе  цельюгосударственного  образа жизни. Но оказывается,  и она не вполне совпадает сэтой целью.  В самом  деле, обладать добродетелью можно,  как кажется, и  вовремя  сна  или всю  жизнь бездействуя,  а, кроме  того,  обладая ею,  можнопережить  беды  и величайшие  несчастья. Но того, кто так живет, пожалуй, неназовешь  счастливцем,  разве только отстаивая положение [своего учения]. Нодовольно об  этом.  Об этом ведь достаточно  было  сказано  в сочинениях дляширокого круга.     Третий образ жизни - созерцательный. Мы рассмотрим его впоследствии.     [Жизнь] стяжателя как бы  подневольная, и богатство - это, конечно,  неискомое  благо, ибо оно полезно,  т.  е.  существует ради  чего-то  другого.Потому-то названные  ранее [удовольствие и  почет] скорее можно  представитьсебе целями, ибо  они желанны сами по себе. Но оказывается,  и они  не цели,хотя в пользу того, [что они цели], приведено много  доводов. Итак,  оставимэто.
     4  (VI). Лучше все-таки  рассмотреть [благо]  как  общее [понятие]  (tokalholoy) и задаться  вопросом, в каком  смысле о нем  говорят,  хотя именнотакое изыскание вызывает неловкость, потому что идеи (ta eide) ввели близкие[нам]  люди (philoi andrcs). И все-таки, наверное, лучше - во всяком случае,это  [наш]  долг  -  ради спасения  истины  отказаться даже  от  дорогого  иблизкого, особенно если мы философы. Ведь  хотя  и  то и другое дорого, долгблагочестия - истину чтить выше.     Основатели этого учения (doxa) не создали идей (ideai),  внутри которыхопределялось  бы первичное и вторичное;  именно поэтому не создали  они идеючисел.  Что  же касается блага, то оно  определяется  [в  категориях]  сути,качества и отношения,  а между  тем  [существующее] само  по  себе (to kath'hayto), т. е.  сущность (oysia), по  природе первичнее отношения - последнеепоходит на  отросток,  на вторичное  свойство сущего  (toy ontos), а значит,общая идея для [всего] этого невозможна.     И вот если "благо" имеет столько же значений,  сколько "бытие"  (to on)(так,  в  категории  сути  благо  определяется, например, как  бог  и ум,  вкатегории качества,  например,  - как добродетель,  в категории количества -как  мера (to  metrion), в категории отношения  - как полезное, в  категориивремени  -  как  своевременность  (kairos), в категории  пространства  - какудобное положение  и  так далее),  то ясно, что "благо" не может быть чем-товсеобъемлюще  общим и  единым.  Ведь  тогда оно определялось  бы  не во всехкатегориях, а только в одной.     Далее, поскольку для [всего], что  объединяется одной идеей, существуетодна наука, то и  для всех благ существовала бы тогда какая-то одна наука. Вдействительности  же  наук  много, даже [для  благ,  подпадающих]  под  однукатегорию. Так, например,  благо  с точки зрения своевременности,  если речьидет  о  войне,  определяется  военачалием,  а если  речь  идет  о болезни -врачеванием;  или  благо с  точки  зрения  меры  для  питания [определяется]врачеванием, а для телесных нагрузок - гимнастикой.     Может  возникнуть вопрос: что  же  все-таки хотят  сказать,  [добавляя]"само-по-себе" (aytoekaston) к отдельному [понятию], коль скоро "человек сампо себе"  (ayto-anthropos) и  "человек" -  одно и то  же  понятие, а  именно[понятие] "человек". В самом деле, в той мере, в какой речь идет о человеке,["человек" и "сам по себе человек"] не  различаются между собой, а если так,то [благо само по себе и частное благо] тоже не отличаются именно как блага.К тому  же [благо  само  по себе]  не  будет благом в большей степени,  [чемчастное  благо], даже оттого, что  оно  вечное,  раз  уж  долговечный  белыйпредмет не белее недолговечного.     (Вероятно,  убедительней  рассуждение  пифагорейцев,  которые  помещаютединое  (to  hen)  в  один  ряд  с  благами  (им,  очевидно, следовал  такжеСпевсипп). Но это должно быть предметом особого рассуждения.)     Известное   сомнение   в   сказанном  возникает  потому,  что  суждения[платоников] имели в виду  не всякое  благо: как  соответствующие одной идееопределяются  блага  привлекательные и желанные сами по себе; то же,  что ихсоздает или охраняет или препятствует  тому,  что им враждебно, определяетсякак  благо  из-за этой  [отнесенности],  т. е. в другом смысле. Ясно,  что о"благе" тут говорят в двух смыслах: одни блага  - это блага сами по себе,  адругие  - как средства для первых.  А потому,  отделив блага сами по себе отвспомогательных,  посмотрим,  можно  ли определять  первые как  объединенныеодной  идеей. Какие же  блага можно  полагать благами самими по себе? Те ли,что  преследуются,  хотя   бы   к   ним   ничего  не  добавлялось,   скажем,рассудительность (to phronein), зрение, определенное удовольствие и почет? Всамом деле,  даже если мы преследуем их из-за чего-то другого, все равно  ихможно относить к  благам самим по себе. Или же ничто иное, кроме идеи [благасамого  по себе],  не есть [благо  само  по себе]?  Но тогда эта  идея будетбессмысленна. А если и те [названные выше блага] относятся к  [благам  самимпо себе], тогда во всем  этом понятие (logos) блага вообще (tagathon) должнобудет  выявляться  как  тождественное,  подобно  тому  как  понятие  белизнытождественно для снега и белил. Между тем понятия почета, рассудительности иудовольствия  именно как  благ  различны  и  не  совпадают  друг  с  другом.Следовательно,  "благо"  как  нечто  общее,  объединенное  одной  идеей,  несуществует.     В каком же тогда смысле говорят  "блага"? Во всяком случае, не  похоже,чтобы [разные вещи] случайно назывались одинаково. Не в том ли дело, что всеблага из  одного  [источника] или служат чему-то  одному? Или, скорее,  [ониблагами называются] по аналогии?  Так, например,  зрение в  теле - как  ум вдуше (или еще что-либо в чем-то другом).     Впрочем,  сейчас  эти  [вопросы] все-таки следует оставить, потому  чтоуточнять  их более свойственно другой  [части]  философии, так же  как [все]связанное  с "идеей"  в  самом  деле, даже  если  есть единое благо, котороесовместно  сказывается [для разных  вещей], или же  некое  отдельное само посебе  благо,  ясно, что  человек  не мог  бы  ни осуществить  его в поступке(prakton), ни приобрести (kteton), а мы сейчас ищем именно такое.     Может показаться, что  было бы  лучше знать это  [благо само по  себе],если иметь в  виду те  блага, которые можно приобретать и осуществлять: ведьберя  его за образец, мы лучше будем знать, что блага для  нас, а  зная это,сумеем  их  добиться. Хотя этот довод  (logos)  и выглядит убедительным, он,по-видимому, противоречит [опыту] наук. Все они стремятся к известному благуи пытаются  найти недостающее, однако не  касаются познания [блага самого посебе]. Впрочем, непонятно, как  это ни один мастер не знает такого подспорьяи не пытается его найти. И в то же время невозможно представить себе,  какаяпольза будет ткачу или плотнику  для их искусства,  если они знают это самоеблаго  [само по себе], или каким образом  благодаря уразумению (tetheamenos)этой  идеи врач станет  в каком-то смысле  лучшим  врачом, а  военачальник -лучшим военачальником. Ведь  очевидно,  что врач  рассматривает здоровье  нетак, [т.  е.  не вообще], а с точки зрения здоровья человека и, скорее даже,здоровья "вот этого" человека, ибо он  врачует каждого в отдельности.  Будемсчитать, что об этом сказано.
     5(VII).  Вернемся  теперь  к  искомому благу:  ЧЕМ  оно  могло бы быть?Кажется, что оно различно для различных действий и искусств: одно бдаго  дляврачевания,  другое - для военачалия и точно так же для  остального. Что  жетогда вообще благо в каждом случае? Может  быть, то, ради чего все делается?Для врачевания - это здоровье, для  военачалия - победа, для строительства -дом и т. д., а для всякого поступка  (praxis)  и  сознательного выбора - этоцель, потому  что именно  ради нее  все  делают  (prattoysi)  все остальное.Поэтому, если для всего, что делается (ta prakta), есть некая цель, она-то ибудет благом, осуществляемым в  поступке (to  prakton agathon), а если такихцелей несколько, то соответственно и благ несколько.     Итак, избрав другой путь, рассуждение  приходит все  к  тому же; однаконадо постараться прояснить это еще более.     Поскольку  целей несколько, а мы выбираем из них  какую-то определенную(например,  богатство, флейты и вообще  орудия)  как  средство  для другого,постольку ясно,  что  не все цели  конечны, [т. е. совершенны]. А  наивысшееблаго  представляется  чем-то  совершенным. Следовательно,  если  существуеттолько  какая-то  одна совершенная [и конечная  цель], она и  будет  искомым[благом],  если же  целей  несколько,  то  [искомое  благо) -  самая из  нихсовершенная,  [т.  е. конечная]. Цель, которую  преследуют саму по  себе, мысчитаем  более совершенной, чем та, [к которой стремятся как к средству] длядругого, причем цель, которую никогда не избирают как  средство для другого,считаем  более совершенной, чем цели,  которые избирают {как}  сами по себе,так  и  в качестве  средств для  другого,  а безусловно совершенной называемцель,  избираемую  всегда  саму  по  себе и  никогда как  средство.  Принятосчитать, что прежде всего такой целью является  счастье.  Ведь его мы всегдаизбираем  ради  него самого  и никогда ради чего-то другого, в то время  какпочет, удовольствие, ум и всякая  добродетель  избираются как ради них самих(ибо на  каждом из этих [благ], пусть  из  него ничего  не  следует,  мы  бывсе-таки остановили выбор), так  и ради  счастья, ибо они представляются намсредствами к достижению счастья. Счастье же  никто не  избирает ни ради этих[благ], ни ради чего-то другого.     То же самое  получится,  если исходить из самодостаточности, потому чтосовершенное  благо считается самодостаточным.  Понятие  самодостаточности мыприменяем не  к  одному  человеку,  ведущему  одинокую жизнь,  но к человекувместе с родителями и детьми, женой и  вообще всеми близкими и согражданами,поскольку человек  - по  природе  [существо]  общественное.  Но  здесь  надопринять  известное  ограничение:  в  самом  деле,  если  расширять  [понятиеобщества] до предков и потомков и до друзей наших друзей, то придется уйти вбесконечность. Но это следует рассмотреть в своем месте. [Здесь] мы полагаемсамодостаточным то, что одно  только делает жизнь  достойной избрания и ни вчем  не  нуждающейся, а  таковую  мы  и считаем  счастьем.  Кроме того,  [мысчитаем, что счастье] больше всех [благ] достойно избрания, но в то же времяне стоит в одном ряду с  другими. Иначе счастье,  разумеется,  [делалось бы]более  достойным избрания  с [добавлением даже]  наименьшего из благ, потомучто  добавлением  создается  перевес  в  благе,  а  большее  из  благ всегдадостойнее избрания.  Итак, счастье  как цель действий - это, очевидно, нечтосовершенное, [полное, конечное] и самодостаточное.
     6.   Впрочем,   называть   счастье   высшим   благом   кажется   чем-тообщепризнанным, но непременно нужно отчетливее определить  еще и  его  суть.Может  быть, это  получится,  если принять во  внимание  назначение  (ergon)человека, ибо,  подобно тому как у флейтиста, ваятеля и всякого мастера да ивообще  [у тех],  у кого есть  определенное назначение  и  занятие (praxis),собственно благо и  совершенство (to  ey) заключены в их деле (ergon), точнотак, по-видимому,  и у человека [вообще],  если только  для него  существует[определенное] назначение.  Но возможно ли,  чтобы у  плотника  и башмачникабыло определенное назначение и занятие, а у человека не было бы  никакого, ичтобы он по природе был  бездельник (argos)? Если же подобно  тому,  как дляглаза,  руки,  ноги   и  вообще  каждой  из  частей  [тела]   обнаруживаетсяопределенное  назначение, так  и у  человека  [в  целом]  можно предположитьпомимо всего этого определенное дело? Тогда что бы это могло быть?     В самом деле, жизнь представляется [чем-то] общим как для человека, таки для растений, а искомое нами присуще только человеку. Следовательно, нужноисключить  из рассмотрения жизнь  с точки зрения  питания и роста (threptikekai ayxetike). Следующей  будет жизнь  с  точки зрения чувства,  но и она совсей очевидностью то  общее,  что  есть и  у лошади, и у  быка, и у  всякогоживого  существа.  Остается, таким  образом,  какая-то деятельная (praktike)[жизнь] обладающего  суждением [существа] (to logon ekhon). {Причем одна его[часть] послушна  суждению,  а  другая  обладает  им  и  мыслит}. Хотя и эта[жизнь, жизнь  разумного существа] определяется двояко, следует  полагать ее[именно] деятельностью. потому что это значение, видимо, главнее.     Если назначение человека - деятельность души, согласованная с суждениемили не без участия суждения, причем мы утверждаем,  что назначение  человекапо  роду тождественно назначению добропорядочного (spoydaios)  человека, кактождественно назначение кифариста и изрядного  (spoydaios) кифариста, и  этоверно для  всех вообще  случаев, а преимущества в  добродетели - это  [лишь]добавление  к делу: так, дело кифариста - играть на кифаре, а дело изрядногокифариста  -  хорошо  играть) - если  это  так, {то мы  полагаем,  что  делочеловека -  некая жизнь, а жизнь  эта  - деятельность  души  и поступки  приучастии суждения,  дело же добропорядочного мужа - совершать это  хорошо (toey) и прекрасно в нравственном смысле (kalos) и мы полагаем, что каждое делоделается  хорошо,  когда  его  исполняют  сообразно  присущей  (oikeia)  емудобродетели; если все это  так}, то человеческое  благо  представляет  собоюдеятельность души сообразно добродетели, а если добродетелей несколько  - тосообразно  наилучшей и наиболее полной  [и совершенной). Добавим к этому: заполную  [человеческую] жизнь.  Ведь  одна  ласточка не  делает  весны и один[теплый]  день тоже; точно так же  ни  за один день,  ни за краткое время неделаются блаженными и счастливыми.