Аристотельок.355 г.до н.э.
КНИГА I
ГЛАВА I
     Отношение риторики  в диалектике -  Всеобщность риторики -  Возможностьпостроить  систему  ораторского искусства.  -  Неудовлетворительность  болееранних систем ораторского искусства. - Что должен доказывать оратор? - Закондолжен  по  возможности  все  определять  сам;  причины  этого.  -  Вопросы,подлежащие  решению судьи.  - Почему  исследователи предпочитают говорить  оречах  судебных?  -  Отношение  между  силлогизмом  и  энтимемой.  -  Пользариторики, цель и область ее.     Риторика  -  искусство,  соответствующее  диалектике,  так  как обе оникасаются  таких  предметов,  знакомство с которыми может  некоторым  образомсчитаться общим достоянием  всех  и каждого и которые не относятся к областикакой-либо  отдельной науки.  Вследствие этого  все  люди некоторым  образомпричастны к обоим искусствам  так как всем  в известной мере приходится  какразбирать, так и поддерживать какое-нибудь мнение, как  оправдываться, так иобвинять.  В  этих  случаях  одни  поступают случайно,  другие  действуют  всоответствии со своими способностями, развитыми привычкой.     Так  как  возможны  оба эти  пути, то, очевидно,  является  возможностьвозвести их в  систему,  так как мы  можем  рассматривать,  вследствие  чегодостигают цели как те люди,  которые  руководствуются привычкой, так  и  те,которые действуют случайно, а что подобное исследование есть дело искусства,с этим, вероятно, согласится  каждый. До сих пор те, которые строили системыораторского искусства, выполнили лишь незначительную часть своей задачи, таккак   в  области  ораторского  искусства   только  доказательства   обладаютпризнаками, свойственными ораторскому искусству,  а все остальное  - не  чтоиное,  как аксессуары  (TrpooufjKai). Между тем авторы систем  не говорят нислова  по  поводу энтимем, которые  составляют  суть  доказательства,  многораспространяясь в то же время о вещах, не относящихся к делу;  в самом деле:клевета, сострадание, гнев и другие тому подобные движения души относятся нек рассматриваемому  судьей делу, а  к самому  судье. Таким  образом, если бысудопроизводство  везде  было  поставлено так, как  оно  ныне  поставлено  внекоторых  государствах, и преимущественно в тех, которые отличаются хорошимгосударственным устройством, эти теоретики не могли бы сказать ни слова. Все(одобряют такую     постановку  судопроизводства,  но  одни   полагают,  что  дело   законапроизнести это запрещение другие же действительно пользуются  таким законом,не  позволяя  говорить  ничего не относящегося к делу  (так это делается и вАреопаге).  Такой порядок правилен, так как  не  следует, возбуждая  в судьегнев, зависть  и сострадание, смущать его: это значило бы то же, как если быкто-нибудь искривил ту линейку, которой ему нужно пользоватьс     Кроме того очевидно, что дело тяжущегося заключается  не  в чем другом,как в доказательстве самого факта: что он  имеет или  не имеет,  имел или неимел места; что же  касается вопросов, важен он или не важен, справедлив илине  справедлив,  то  есть  всего  того,   относительно  чего  не  высказалсязаконодатель, то об этом самому судье, конечно, следует иметь свое мнение, ане заимствовать его от тяжущихся.     Поэтому  хорошо составленные  законы главным образом  должны, наскольковозможно, все определять сами и оставлять как можно меньше  произволу судей,во-первых, потому что  легче  найти одного или  немногих, чем  многих  такихлюдей,  которые имеют правильный образ  мыслей и способны  издавать законы иизрекать приговоры.  Кроме того,  законы  составляют с людьми  на  основаниидолговременных  размышлений, судебные же  приговоры произносятся  на  скоруюруку, так  что  трудно  людям,  отправляющим  правосудие,  хорошо  различатьсправедливое и полезное.     Самая же главная причина заключается в том, что решение законодателя неотносится к  отдельным  случаям,  но  касается  будущего  и  имеет  характервсеобщности, между тем как присяжные и судьи изрекают приговоры относительнонастоящего, относительно отдельных случаев,  с которыми  часто  находится  всвязи чувство любви или ненависти и сознание собственной пользы, так что они[судьи  и  присяжные]  не   могут  с  достаточной  ясностью  видеть  истину:соображения  своего  собственного  удовольствия   и  неудовольствия   мешаютправильному решению дела.     Итак, как мы говорим,  относительно всего  прочего нужно  предоставлятьсудье как можно меньше  простора;  что же касается  вопросов,  совершился лиизвестный факт  или нет, совершится или нет,  есть  ли  он в наличности, илинет, то решение этих вопросов  необходимо всецело  предоставить судьям,  таккак законодатель не может предвидеть частных случаев.     Раз это так, очевидно, что те, которые [в своих рассуждениях] разбираютдругие  вопросы,  например,  вопрос  о  том,  каково должно  быть содержаниепредисловия, или повествования, или каждой из других частей [речи], касаютсявопросов,  не  относящихся  к  делу,  потому  что  [авторы  этих  сочинений]рассуждают в этом случае только  о  том, как  бы  привести судью в известноенастроение, ничего не говоря о  технических  доказательствах,  между тем кактолько  таким путем  можно сделаться способным к энтимемам. Вследствие всегоэтого  хотя и существует один и тот же метод для речей, обращаемых к народу,и для речей судебного характера, и хотя прекраснее и с государственной точкизрения  выше  первый  род  речей, чем  речи, касающиеся  сношений  отдельныхличностей  между собой, - тем  не  менее исследователи  ничего не говорят  опервом роде  речей,  между  тем  как каждый  из  них  пытается рассуждать  осудебных речах.     Причина  этому  та,  что  в  речах первого  рода  представляется  менееполезным говорить  вещи, не относящиеся к делу, а также и та, что первый родречей представляет  меньше  простора для  коварной софистики и имеет  большеобщего интереса,  здесь судья судит о делах, близко  его касающихся, так чтонужно  только  доказать, что  дело  именно  таково,  как говорит  оратор.  Всудебных  же речах этого не достаточно, но полезно еще расположить слушателяв свою пользу, потому что здесь решение судьи касается дел,  ему чуждых, такчто судьи,  в  сущности, не  судят,  но предоставляют дело  самим тяжущимся,наблюдая   при  этом  свою   собственную  выгоду  и  выслушивая  пристрастно[показания тяжущихся].     Вследствие  этого  во многих государствах, как мы  и  раньше  говорили,закон  запрещает говорить  не  относящееся  к  делу,  но  там  сами  судьи вдостаточной мере заботятся об этом.     Так как очевидно,  что правильный метод касается способов  убеждения, аспособ  убеждения есть  некоторого  рода доказательство, (ибо мы тогда всегоболее в  чем-нибудь  убеждаемся,  когда  нам  представляется,  что  что-либодоказано),  риторическое  же  доказательство  есть  энтимема,  и это, вообщеговоря,  есть самый  важный  из способов  убеждения, и так как очевидно, чтоэнтимема есть некоторого  рода силлогизм  и  что  рассмотрение всякого  родасиллогизмов относится  к области диалектики - или в  полном  ее объеме,  иликакой-нибудь  ее  части,  -  то  ясно,  что  тот,  кто  обладает  наибольшейспособностью понимать, из чего и как составляется силлогизм, тот  может бытьи наиболее способным к  энтимемам, если он к  знанию силлогизмов присоединитзнание того,  чего касаются  энтимемы,  и того,  чем они отличаются от чистологических силлогизмов, потому  что с помощью одной и той же  способности мыпознаем истину и подобие истины.  Вместе с тем люди от природы в достаточноймере способны к  нахождению истины и по большей части находят ее; вследствиеэтого находчивым в деле отыскания правдоподобного должен быть тот, кто такженаходчив в деле отыскания самой истины.     Итак,  очевидно, что другие авторы говорят в своих  системах о том, чтоне относится к делу; ясно также и то, почему они обращают больше внимания насудебные речи.     Риторика полезна, потому  что истина  и справедливость по своей природесильнее  своих  противоположностей,  а  если  решения выносят с  не  должнымобразом,  то   истина  и  справедливость   обычно  бывают  побеждены  своимипротивоположностями, что достойно порицания.  Кроме того, если мы имеем дажесамые точные знания, все-таки не легко убеждать некоторых людей на основанииэтих  знаний, потому  что [оценить] речь,  основанную на  знании, есть  делообразования,  а  здесь  [перед  толпой]  она -  невозможная  вещь. Здесь  мынепременно  должны вести  доказательства  и рассуждения общедоступным путем,как мы говорили это и в "Топике" относительно обращения к толпе. Кроме того,необходимо уметь доказывать противоположное, так же, как и в силлогизмах, недля  того, чтобы действительно доказывать  и то, и  другое,  потому  что  недолжно  доказывать  что-нибудь  дурное,  но для  того, чтобы знать, как  этоделается,  а  также,  чтобы  уметь  опровергнуть,  если  кто-либо пользуетсядоказательствами несоответствующими истине.     Из остальных искусств ни одно не занимается выводами из противоположныхпосылок;  только  диалектика  и  риторика  делают  это,  так  как обе  они водинаковой  степени имеют  дело с противоположностями. Эти противоположностипо своей природе не одинаковы, но всегда истина и то,  что лучше, по природевещей более поддается умозаключениям и, так сказать,  обладает большей силойубедительности.     Сверх того, если позорно  не быть в состоянии помочь себе своим  телом,то  не  может  не  быть  позорным  бессилие  помочь  себе  словом,  так  какпользование  словом более свойственно человеческой природе, чем  пользованиетелом. Если  же  кто-либо скажет,  что человек,  несправедливо  пользующийсяподобной  способностью  слова, может сделать много вреда,  то  это замечаниеможно  [до некоторой степени] одинаково  отнести  ко  всем благам,  исключаядобродетели,  и   преимущественно  к  тем,  которые  наиболее  полезны,  какнапример,  к  силе, здоровью, богатству,  военачальству:  человек, пользуясьэтими благами, как  следует, может принести много  пользы,  несправедливо же[пользуясь ими,] может сделать очень много вреда.     Итак,  очевидно,  что  риторика  не касается  какого-нибудь  отдельногокласса предметов, но как и диалектика [имеет отношение ко всем  областям], атакже, что она  полезна  и что дело  ее - не убеждать,  но  в  каждом данномслучае находить способы убеждения;  то же можно заметить и относительно всехостальных искусств, ибо дело  врачебного искусства, например, заключается нев  том, чтобы делать [всякого человека] здоровым, но в том, чтобы, наскольковозможно, приблизиться к этой цели, потому что вполне возможно хорошо лечитьи таких людей, которые уже не могут выздороветь     Кроме того очевидно, что к области одного и того же искусства относитсяизучение как  действительно убедительного,  так  и  кажущегося убедительным,подобно   тому,   как   к   области   диалектики   относится  изучение   какдействительного, так и кажущегося силлогизма: человек делается софистом не всилу какой-нибудь особенной  способности,  а в  силу намерения, с которым онпользуется своим  дарованием. Впрочем, здесь  [в риторике]  имя ритора будетдаваться  сообразно как со  знанием, так и  с намерением [которое  побуждаетчеловека говорить].  Там же  [в логике] софистом называется человек по своимнамерениям, а диалектиком - не по своим намерениям, а по своим способностям.     Теперь  попытаемся говорить  уже о  самом методе, -  каким  образом и спомощью  чего мы можем  достигать  поставленной цели. Итак, определив снова,как и в начале, что такое риторика, перейдем к дальнейшему изложению.
     ГЛАВА II
     Место   риторики   среди  других  наук   и  искусств   -Технические   инетехнические  способы убеждения. - Три вида технических способов убеждения.- Риторика -отрасль диалектики и  политики.  -  Пример  и  энтимема. -Анализубедительного. - Вопросы, которыми занимается риторика. -  Из чего выводятсяэнтимемы?  -Определение вероятного. - Виды признаков. - Пример -риторическоенаведение. - Общие места (tottoi) и частные энтимемы (Ј(5п).     Итак, определим риторику,  как возможность находить  возможные  способыубеждения  относительно каждого  данного предмета.  Это не составляет задачикакого-нибудь  другого  искусства,  потому что  каждая  другая  наука  можетнаучать и убеждать только относительно того, что принадлежит ее области, какнапример, врачебное искусство - относительно того, что способствует здоровьюили ведет  к болезни, геометрия  -относительно  возможных  между  величинамиизменений,  арифметика  -  относительно  чисел;  точно так  же  и  остальныеискусства и  науки;  риторика  же,  по-видимому,  способна находить  способыубеждения относительно каждого данного предмета, потому-то мы и говорим, чтоона не касается какого-нибудь частного, определенного класса предметов.     Из способов убеждения одни бывают нетехнические, другие же технические.Нетехническими я называю  те способы убеждения, которые  не нами изобретены,но существовали раньше [помимо нас];  сюда  относятся: свидетели, показания,данные  под пыткой, письменные договоры и т. п.; техническими же [я называю]те, которые могут быть  созданы  нами с помощью  метода  и наших собственныхсредств, так что первыми из  доказательств нужно только пользоваться, вторыеже нужно [предварительно] найти.     Что касается способов  убеждения,  доставляемых речью, то их три  вида:одни из них  находятся  в зависимости от характера  говорящего, другие -  оттого или другого настроения слушателя, третьи - от самой речи. Эти последниезаключаются в действительном или кажущемся доказывании.     [Доказательство   достигается]   с   помощью   нравственного  характера[говорящего] в том случае, когда речь произносится так, что внушает  довериек  человеку, ее произносящему,  потому  что  вообще мы более и  скорее веримлюдям хорошим, в  тех  же  случаях, где нет ничего ясного и  где есть  местоколебанию, - и подавно;  и  это должно быть не следствием ранее сложившегосяубеждения,  что говорящий обладает  известными нравственными качествами,  носледствием  самой  речи,  так  как  несправедливо  думать,  как  это  делаютнекоторые из людей, занимающихся этим предметом, что в искусстве заключаетсяи  честность оратора, как будто  она представляет  собой, так сказать, самыевеские доказательства.     Доказательство  находится в  зависимости  от  самих  слушателей,  когдапоследние приходят  в возбуждение под влиянием речи, потому что мы принимаемразличные  решения  под влиянием удовольствия  и  неудовольствия,  любви илиненависти.  Этих-то  способов  убеждения,  повторяем, исключительно касаютсянынешние  теоретики  словесного  искусства.  Каждого  из  этих  способов   вотдельности мы коснемся тогда, когда будем говорить о страстях.     Наконец,  самая речь  убеждает нас в том  случае,  когда оратор выводитдействительную  или  кажущуюся  истину  из доводов,  которые  оказываются  вналичности для каждого данного вопроса.     Так   как  убедить  можно  такими  путями,   то,  очевидно,  ими  можетпользоваться  только человек,  способный к умозаключениям и  к исследованиямхарактеров,  добродетелей и страстей - что такое каждая из страстей,  каковаона по своей природе и вследствие чего и каким образом появляется, - так чториторика  оказывается  как  бы  отраслью диалектики и  той науки  о  нравах,которую  справедливо  назвать  политикой.  Вследствие  этого-то  риторика  ипринимает вид  политики и люди, считающие риторику  своим достоянием, выдаютсебя  за   политиков,  вследствие   ли  невежества,  или  шарлатанства,  иливследствие других причин, свойственных  человеческой природе. На самом деле,как  мы  говорили  и  в  начале, риторика  есть  некоторая  часть  и подобиедиалектики:  и  та,  и другая  не  есть  наука  о каком-нибудь  определенномпредмете, о том,  какова его  природа, но обе они лишь методы для нахождениядоказательств. Итак, мы, пожалуй, сказали достаточно о  сущности этих наук ио их взаимном отношении.     Что  же  касается  способов  доказывать  действительным  или  кажущимсяобразом,  то  как   в  диалектике  есть  наведение,  силлогизм  и  кажущийсясиллогизм,  точно так  же есть и здесь, потому что пример есть не  что иное,как  наведение,  энтимема  -  силлогизм,  кажущаяся  энтимема  -   кажущийсясиллогизм.  Я  называю  энтимемой  риторический  силлогизм,  а  примером   -риторическое наведение:  ведь и все ораторы излагают свои доводы или приводяпримеры, или строя энтимемы, и помимо этого не пользуются никакими способамидоказательства.     Так что, если вообще необходимо  доказать что бы то ни было,  путем илисиллогизма, или наведения (а это очевидно для нас из "Аналитики"), то каждыйиз   этих  способов   доказательства   непременно  совпадет  с   каждым   извышеназванных.     Что же касается различия между примером и энтимемой, то оно очевидно из"Топики",  так как  там ранее  сказано о силлогизме, и  наведении: когда  наосновании  многих   подобных   случаев   выводится  заключение  относительноналичности  какого-нибудь  факта,  то   такое   заключение  там   называетсянаведением, здесь - примером.  Если же  из  наличности  какого-нибудь  фактазаключают, что всегда или по большей части следствием наличности этого фактабывает  наличность  другого,  отличного от  него  факта, то такое заключениеназывается там силлогизмом, здесь же энтимемой.     Очевидно, что  тот и  другой род  риторической аргументации  имеет своидостоинства. Что мы говорили в "Методике", то мы находим также и здесь: одниречи богаты  примерами, другие - энтимемами; точно так же и из ораторов однисклонны к  примерам, другие - к энтимемам.  Речи,  наполненные примерами, неменее убедительны, но более впечатления производят речи, богатые энтимемами.Мы будем  позднее говорить о причине  этого, а также и о способе,  как нужнопользоваться каждым из  этих двух родов доводов. Теперь же определим  точнеесамую их сущность.     Убедительное  должно быть таковым для какого-нибудь  известного лица, ипри  том один род  убедительного непосредственно  сам  по  себе  убеждает  ивнушает доверие, а другой род достигает этого потому, что кажется доказаннымчерез  посредство  убедительного  первого  рода;  но  ни  одно искусство  нерассматривает частных  случаев: например, медицина рассуждает не о  том, чтоздорово для  Сократа  или  для Каллия,  а  о том, что здорово  для  человекатаких-то  свойств  или  для людей  таких-то; такого рода  вопросы  входят  вобласть искусства,  частные  же  случаи  бесчисленны  и  недоступны  знанию.Поэтому и риторика  не рассматривает того, что является  правдоподобным  дляотдельного лица, например, для Сократа  или Каллия, но имеет в виду  то, чтоубедительно для  всех  людей,  каковы  они  есть.  Точно  так же поступает идиалектика;  это  искусство не  выводит заключений из  чего  попало (ведь  исумасшедшим кое-что кажется убедительным), но только  из того, что нуждаетсяв  обсуждении; подобно  этому  и риторика имеет  дело  с  вопросами, которыеобыкновенно бывают предметом совещания для людей.     Она  касается тех вопросов,  о которых мы совещаемся,  но  относительнокоторых у нас нет строго определенных правил, и имеет в виду тех слушателей,которые  не в состоянии ни охватывать  сразу  длинную нить  рассуждений,  нивыводить  заключения  издалека.  Мы  совещаемся  относительно   того,   что,по-видимому,  допускает  возможность  двоякого  решения, потому-то никто  несовещается относительно тех вещей, которые не могут, не могли и в будущем немогут  быть  иными, раз мы  их понимаем как таковые, - не совещаемся потому,что это ни к чему не ведет.     Делать заключения и выводить следствие  можно,  во-первых, из того, чтораньше было уже  доказано силлогистическим  путем,  а  во-вторых,  из  такихположений, которые, не будучи раньше доказаны путем силлогизма, нуждаются  вподобном доказательстве, как не представляющиеся без  этого правдоподобными;в первом случае рассуждения  не  удобопонятны вследствие своей длины, потомучто судья  ведь  предполагается человеком  заурядным,  а во  втором  они  неубедительны,   потому   что   имеют   своим   исходным   пунктом   положениянеобщепризнанные  или  неправдоподобные.  Таким  образом, энтимема и  примернеобходимо должны быть: первая  -силлогизмом, второй - наведением касательночего-нибудь такого, что  вообще может  иметь и другой  исход. И энтимема,  ипример  выводятся из немногих положений;  часто  их бывает  меньше, чем  привыведении  первого   силлогизма,   потому  что,  если  какое-нибудь  из  нихобщеизвестно, его  не нужно приводить, так как его добавляет сам  слушатель,например,  для того  чтобы выразить  мысль, что Дорией победил в состязании,наградой  за которое  служит венок, достаточно  сказать,  что он  победил наОлимпийских играх,  а что наградой за  победу служит венок, этого прибавлятьне нужно, потому что все это знают.     Есть  немного необходимых положений, из  которых выводятся риторическиесиллогизмы,  потому  что  большая  часть вещей,  которых  касаются  споры  ирассуждения, могут быть и иными [сравнительно с тем, что они есть], так  каклюди рассуждают и размышляют  о том, что бывает объектом их деятельности,  ався  их  деятельность  именно  такова:  ничто   в  ней  не  имеет  характеранеобходимости, а то, что случается и происходит по большей части, непременнодолжно быть выведено из других положений подобного рода,  точно так  же, какнеобходимое  по своей природе  должно быть выведено из необходимого (все этоизвестно нам также из "Аналитики"). Отсюда ясно, что из числа тех положений,из которых выводятся энтимемы, одни имеют характер необходимости, другие - итакова  большая  часть их - характер  случайности;  таким образом,  энтимемывыводятся  из  вероятного  или из  признаков,  так что каждое  из этих  двухпонятий необходимо совпадает с каждым другим из них.     Вероятное то,  что  случается  по большей части, и  не  просто то,  чтослучается, как определяют некоторые, но то, что может случиться и иначе; онотак относится  к тому,  по  отношению  к  чему  оно  вероятно,  как общее  кчастному.     Что касается  признаков (ог\[М\а), то одни из них имеют значение общегопо отношению к частному, другие - частного по отношению к общему; из них те,которые необходимо ведут к заключению, называются TЈK|jrjpia - приметами; теже, которые  не ведут необходимо  к заключению,  не  имеют названия, котороесоответствовало бы их отличительной черте.     Необходимо  ведущими  к заключению я  называю те признаки,  из  которыхобразуетс  силлогизм.  Отсюда-то  подобный   род   признаков   и  называетсяTЈK|jrjpiov,  ибо  когда  люди  думают,  что  сказанное  ими  не  может бытьопровергнуто, тогда они полагают, что привели тгкрпрюу, как нечто доказанноеи законченное, потому  что в древнем языке текрар и ттерск; значат одно и тоже.     Из признаков одни имеют значение частного по  отношению  к общему,  какнапример, если бы кто-нибудь назвал признаком того, что мудрецы справедливы,то,  что Сократ был  мудр  и  справедлив. Это - признак,  но  он может  бытьопровергнут,  даже если сказанное справедливо, потому что  он не может  бытьприведен к силлогизму.  Другой  род  признаков,  например,  если  кто-нибудьскажет,  что  такой-то человек болен, потому что  у него лихорадка,  или чтотакая-то женщина родила,  потому что у нее есть молоко, - этот род признаковимеет характер  необходимости.  Из  признаков  только  один  этот  род  естьтгкрпрюу, потому что он один не может быть опровергнут, раз верна [посылка].Признак,  идущий  от  общего  к  частному,  [будет  таков],  например,  есликто-нибудь  считает  доказательством того,  что  такой-то  человек  страдаетлихорадкой,  тот  факт,  что  этот  человек  часто  дышит;  это  может  бытьопровергнуто, если  даже верно это утверждение, потому что иногда приходитсячасто дышать человеку и не страдающему лихорадкой.     Итак, мы сказали, что такое,  вероятное, признак и примета, и  чем  ониотличаются друг от друга; более же подробно мы разобрали вопрос как об этом,так  и  о том,  по какой  причине одни доказательства не выведены, а  другиевыведены по  правилам  силлогизма, -  в  "Аналитике". Мы сказали также,  чтопример  есть наведение, и объяснили, чего  касается это наведение: пример необозначает  ни отношения  части к  целому, ни целого  к части,  ни целого  кцелому, но  части к части,  подобного  к подобному, когда  оба данных случаяподходят  под одну и ту  же категорию случаев,  причем  один  из  них  болееизвестен, чем другой; например, [мы предполагаем], что Дионисий, прося  себевооруженной  стражи,  замышляет сделаться тираном,  - на том основании,  чторанее этого Писистрат, замыслив сделаться тираном, потребовал себе стражу и,получив  ее, сделался  тираном; точно  так  же поступил  Феаген Мегарский  идругие  хорошо известные нам люди; все они в этом  случае делаются примерамипо отношению  к  Дионисию,  о котором мы хорошенько не  знаем,  точно  ли онпросит себе стражу именно для этой цели. Все приведенные случаи подходят подто  общее  положение,  что,  раз  человек  просит себе стражу,  он замышляетсделаться тираном. Мы сказали, таким  образом, из чего составляются  способыубеждения, кажущиес  аподиктическими.  Между энтимемами есть  одно громадноеразличие, совершенно забываемое почти всеми исследователями,  оно  - то  же,что  и относительно  диалектического метода силлогизмов;  заключается  оно втом,  что одни  из энтимем  образуются согласно  с риторическим, а  также  сдиалектическим методом силлогизмов, другие же согласно с другими искусствамии возможностями (6uva|jЈiq), из которых  одни  уже существуют  в законченномвиде, а другие еще  не получили полной законченности. Вследствие этого люди,пользующиеся ими, сами незаметно для себя пользуясь ими больше, чем следует,выходят из своей роли простых ораторов. Сказанное нами станет яснее, если мыподробнее  разовьем  нашу  мысль. Я говорю, что  силлогизмы диалектические ириторические  касаются  того,  о  чем  мы  говорим  общими  местами  (топами-tottoi); они общие для рассуждений о справедливости, о явлениях природы и омногих  других,  отличных один  от другого предметах; таков,  например,  топбольшего и меньшего, потому что одинаково удобно на основании его  построитьсиллогизм или  энтимему  как относительно справедливости  и явлений природы,так и  относительно какого  бы то  ни было  другого  предмета,  хотя  бы этипредметы  и  были  совершенно различны  по природе.  Частными же  я  называюэнтимемы, которые выведены из посылок, относящихся к отдельным родам и видамявлений,  так,  например, есть  посылки  физики,  из которых нельзя  вывестиэнтимему или  силлогизм  относительно  этики, а в области этики  есть другиепосылки,  из которых нельзя сделать никакого вывода для физики, точно так жеи в области всех [других наук]. Те  [энтимемы первого рода, то есть, tottoi]не  сделают  человека сведущим в области какой-нибудь частной науки,  потомучто  они не  касаются какого-нибудь определенного предмета. Что  же касаетсяэнтимем  второго рода,  то чем лучше  мы будем  выбирать посылки, тем скореенезаметным  образом  мы  образуем область науки, отличной  от  диалектики  ириторики, и  если мы доберемся  до основных положений, то будем иметь  передсобой уже  не  диалектику  и  риторику,  а  ту науку,  основными положениямикоторой мы  овладели.  Большая  часть  энтимем  выводится  из  этих  частныхспециальных положений; из топов их выводится меньше.     Теперь точно  так  же, как  и  в  топике,  нам нужно  рассмотреть  видыэнтимем, а  также  топы,  из которых их нужно  выводить.  Видами  я  называюпосылки, свойственные каждому отдельному роду предметов, а топами - посылки,одинаково общие всем предметам.     Итак,  поговорим сначала  о  видах. Предварительно же  рассмотрим  родыриторики, чтобы, определив число их, разобрать элементы и посылки каждого изних в отдельности.
     ГЛАВА III
     Три элемента, из которых слагается  речь. - Три рода слушателей.  - Трирода  риторических   речей.  -   Предмет  речей   совещательных,   судебных,эпидиктических. -Время, которое имеет  в виду  каждый из трех  родов речи. -Цель каждого рода речи. - Необходимость знать посылки каждого рода речи.     Есть три вида риторики, потому  что есть столько же  родов  слушателей.Речь слагается из трех  элементов: из самого оратора, из предмета, о которомон говорит, и из лица, к которому он обращается; оно-то и есть конечная цельвсего  (я разумею  слушателя). Слушатель бывает  или  простым зрителем,  илисудьей, и при том  судьей или того, что уже совершилось,  или  же того,  чтодолжно совершиться. Примером человека, рассуждающего о том, что должно быть,может служить член народного собрания, а рассуждающего о том, что  уже было,-  член  судилища;  человек,  обращающий  внимание  [только]   на  дарование[оратора],  есть простой зритель. Таким образом, естественными являются  трирода  риторических  речей:  совещательные,  судебные и  эпидиктические. Делоречей совещательных - склонять или отклонять, потому  что как  люди, которымприходится совещаться  в частной  жизни, так  и  ораторы,  произносящие речипублично, делают одно из двух [или склоняют, или отклоняют].     Что  касается  судебных речей,  то  дело их -обвинять  или оправдывать,потому что тяжущиеся всегда делают непременно одно что-нибудь из  двух  [илиобвиняют, или оправдываются].     Дело  эпидиктической речи - хвалить или порицать. Что касается времени,которое  имеет в виду каждый из указанных родов речи, то человек, совещаясь,имеет в  виду будущее: отклоняя от чего-нибудь или склоняя к чему-нибудь, ондает советы относительно  будущего. Человек тяжущийся имеет дело с прошедшимвременем,  потому что всегда  по  поводу событий,  уже  совершившихся,  одинобвиняет, а другой защищается. Для эпидиктического оратора  наиболее  важнымпредставляется  настоящее время,  потому что  всякий произносит  похвалу илихулу по поводу чего-нибудь существующего; впрочем,  ораторы часто сверх тогопользуются и  другими временами, вспоминая прошедшее или строя предположенияотносительно будущего. У  каждого из этих родов речей различная  цель, и таккак есть  три  рода речей, то существуют  и  три различные цели: у человека,дающего совет, цель - польза и вред:  один  дает совет,  побуждая к лучшему,другой  отговаривает, отклоняя  от  худшего;  остальные соображения, как-то:справедливое  и  несправедливое, прекрасное и постыдное,  - здесь на  второмплане.     Для  тяжущихся  целью служит справедливое  и несправедливое,  но  и ониприсоединяют к этому другие соображения.     Для людей,  произносящих  хвалу или  хулу, целью  служит  прекрасное  ипостыдное; но сюда также привносятся прочие соображения.     Доказательством  того, что  для  каждого рода речей  существует  именноназванная нами цель, служит  то обстоятельство,  что относительно  остальныхпунктов  в  некоторых случаях  и  не  спорят; например, тяжущийся  иногда неоспаривает  того, что такой-то факт имел  действительно место, или что  этотфакт действительно причинил вред но он никогда не согласится,  что  совершилнесправедливое  дело,  потому  что  в  таком случае [то  есть  в  случае егосознания] не нужно было бы никакого суда.     Подобно  этому  и ораторы,  подающие советы,  в остальном  часто делаютуступки, но никогда не сознаются, что советуют  бесполезное или отклоняют отполезного; например, они часто  не  обращают  никакого внимания  на  то, чтонесправедливо  порабощать себе соседей или  таких людей, которые не  сделалинам ничего дурного. Точно так же и  ораторы, произносящие хвалу или хулу, несмотрят на  то, сделал  ли этот  человек что-нибудь полезное или вредное, нодаже часто ставят  ему в заслугу,  что, презрев свою собственную  пользу, онсовершил что-нибудь прекрасное;  например,  восхваляют Ахилла за то, что  оноказал помощь своему другу Патроклу, зная,  что ему самому суждено при  этомумереть,  между  тем как  у  него  была  полная  возможность жить.  Для негоподобная  смерть представляется чем-то  более  прекрасным,  а  жизнь  чем-тополезным.     Из сказанного  очевидно,  что прежде  всего  необходимо  знать  посылкикаждого из указанных родов речей в отдельности,  потому  что доказательства,вероятности и  признаки  -посылки риторики.  Ведь, вообще говоря,  силлогизмсоставляется  из  посылок,  а   энтимема  есть  силлогизм,  составленный  изназванных нами  посылок. Так как не могло совершиться в прошедшем и не можетсовершиться  в будущем что-нибудь невозможное, а  [всегда совершается  лишь]возможное, и так как не  могло совершиться в прошедшем что-нибудь не бывшее,точно так же, как не  может быть в будущем совершено что-нибудь  такое, чегоне  будет, то  необходимо оратору  как подающему советы, так и произносящемусудебные  или эпидиктические  речи,  иметь  наготове посылки о  возможном  иневозможном, о том, было ли что-нибудь, или не было, будет или не будет.     Кроме того, так как все ораторы, как произносящие хвалу или хулу, так иуговаривающие или  отговаривающие, а также  и обвиняющие или оправдывающиесяне только стремятся  доказать что-нибудь, но и стараются  показать великостьили ничтожество добра или зла, прекрасного или постыдного, справедливого илинесправедливого,  рассматривая при  этом  предметы  безотносительно сами  посебе,  или сопоставляя их один с другим, - ввиду всего  этого очевидно,  чтонужно  иметь   наготове  посылки  как  общего,   так  и  частного  характераотносительно великости и ничтожества  и  относительно большего  и  меньшего,например, относительно  того, что можно назвать  большим или меньшим благом,или  большим или меньшим преступлением,  или  более  или  менее справедливымдеянием; точно так же и относительно остальных предметов.     Итак, мы  сказали, относительно чего необходимо иметь наготове посылки.После этого следует разобрать [предмет] каждого  из указанных [родов речи] вотдельности:  чего  касаются  совещательные,  эпидиктические  и,  в-третьих,судебные речи.
     ГЛАВА IV
     О  чем  приходится говорить оратору в  речах совещательных? - Подробноерассмотрение  вопросов,  с  которыми  имеют дело  люди,  не входит в областьриторики. -  Риторика  заключает  в  себе  элемент  аналитический и  элементполитический. - Пять пунктов,  по поводу которых произносятся  совещательныеречи:     1) финансы,     2) война и мир,     3) охрана страны,     4) продовольствие страны,     5) законодательство. -     Оратор должен знать виды государственного устройства.     Итак, прежде  всего  нужно  определить, относительно какого рода благ изол  совещается  человек,  так  как   [совещаться  можно]   не  относительновсевозможных благ и зол, но лишь относительно тех, которые могут  и  быть, ине быть. Что же  касается того, что  непременно есть или  будет,  или  же неможет или не могло  быть, о таких вещах не может быть никакого совещания. Но[совещаются]  также не о всем том, что может быть потому что  в  числе благ,которые  могут и быть, и  не быть,  есть  и  такие, которые являются  в силуестественного  хода  вещей или  случайно,  и  о  которых нет никакой  пользысовещаться. Очевидно, что  явления, относительно которых возможно совещание,-  те, которые  в силу  своей природы зависят  от нас  и начало возникновеникоторых  заключается в нас самих.  Мы  ведь до тех  пор исследуем  известныевещи, пока определим, в силах или не в силах мы их сделать.     Здесь мы не должны задаваться целью подробно один за другим рассмотретьи распределить на виды те вопросы,  с  которыми люди обыкновенно имеют дело,точно  так  же  мы не  должны давать  им определения,  согласные с  истиной,насколько  это возможно,  -  не  должны мы  этого  делать  потому,  что  этоотносится  к  области не риторики, а другой более глубокой и истинной науки,да и теперь уже риторике дано гораздо больше задач, чем ей свойственно.     Справедливо,  как мы и  раньше заметили, что  риторика состоит из наукианалитической  и науки политической, касающейся нравов,  и  что она в  одномотношении подобна  диалектике, в другом -софистическим рассуждениям. Если жемы  захотим рассматривать диалектику и риторику не как способности,  но  какнауки, то, сами этого не замечая, мы уничтожим их природу, так как, относяськ  ним  таким  образом,  мы  переходим  в  область  наук, которым  подчиненыизвестные предметы, а не одни рассуждения.     Однако скажем теперь о вопросах, которые полезно разделить на категориии которые имеют значение для политической науки.