Ортодокс или еще не вечер
Приобрести произведение напрямую у автора на Цифровой Витрине. Скачать бесплатно.
Андрей, вернувшись из Донецка, зажил счастливой семейной жизнью. Родился сын, поступил в заочный институт, по-прежнему его тянет в политику, в интернете он критикует руководство компартии и власть. Недовольство критикой Андрея выражает Премьеру Волкову и Президент. Волков, уже пытавшийся убить зятя, мучительно думает, как от него избавиться, не навредив себе. Убийство Валеры с семьей нарушает спокойную жизнь Андрея. Ему удается отыскать и расправиться с убийцей друга, и он тут же вынужден защищать себя и всех членов семьи, включая тещу, от попытки такого же убийства.
или
еще не вечер
Повесть
(Продолжение повести «Ортодокс, или
запретная любовь дочери премьера»)
Рану, нанесенную родине, каждый
каждый из нас ощущает в глубине сердца.
В. Гюго
Чем выше залезает обезьяна,
тем лучше видна ее задница.
Д. Рамсфелд
Часть первая
Глава первая
После возвращения из Донецка у Андрея не было ни дня свободного времени. Из парня он превратился в мужа и хозяина. Прежде всего, он начал с платежей за коммунальные услуги. Чтобы вникнуть в это дело, он просмотрел дедову папку со всеми платежами за несколько лет, из которых сделал вывод, что все ошибки были только в платежках, выставляемых бухгалтером правления их ЖСК, причем обязательно в сторону увеличения. Лишь за один четырехлетней давности год таких платежек с ошибками было пять на общую увеличенную сумму на четыре с половиной тысячи рублей. Андрей помнил, как дед тогда возмущался, пересказывая называемую бухгалтером причину ошибок: то сбой в компьютере, то вину программиста, то просто описку. В последние годы ошибки уменьшились до одной – двух в год и лишь до 160 – 180 рублей, как обычно, в сторону завышения. Видно, бухгалтер поняла, что имеет дело с грамотным хозяином. Нашел Андрей увеличение и за один месяц после смерти деда, незамеченное матерью и оплаченное. Он показал ей. Она удивилась; «Надо же! А я и не смотрела, оплатила, сколько там было написано». Дождавшись новой платежки, он в установленные часы приема бухгалтером пошел в правление и, пока дожидался своей очереди, поинтересовался у сидевшей рядом старушки, проверяет ли она указанные в платежках суммы. Она покачала седой головой: «Никогда. Сколько написано, столько и плачу». «Ну и зря», - только и сказал он, подумав: «Никак не избавятся от советской веры власти».
Бухгалтер, молодая миловидная женщина, внимательно выслушала его, молча повернулась к компьютеру и через две минуты, изучающе оглядев его, протянула новую платежку за вычетом переплаты. Он хотел спросить, кто был виноват тогда, но решил сделать это при очередном обмане.
Он не знал, что бухгалтер, глядя на закрытую им дверь, сказала председателю правления:
- Такой же урод, как и его дед.
В связи с платежами за квартиру встал вопрос о прописке в ней Кати. Андрей и Полина были за, Любовь Петровна категорически против. Решили заморозить этот вопрос до рождения ребенка.
Им край как нужна была машина, так как беременной Кате с каждым месяцем труднее было ездить в университет на двух автобусах. Андрей сразу стал копить на машину, но в лучшем случае мог купить ее года через два, тем более что Полина перестала подрабатывать, чтобы ухаживать за Катей. Андрей знал о том, что Любовь Петровна помогает Кате деньгами, но в расчет их не брал.
Неожиданно их выручил Валера. В начале года он купил по бросовой цене после страшной аварии джип Пэйджеро Мицубиси и вечерами в своем автосервисе, куда он вернулся после Донецка, отремонтировал его, доведя до блеска. Свой отретушированный Логан он уговорил Андрея взять себе, чем очень обрадовал Катю, скучавшую по своей машине, так и не отданной ей отцом. Любовь Петровна передала ей частями денег, хвативших на машину, но они всякий раз уходили на другие нужды, на которые одной зарплаты Андрея, не считая Катиной стипендии, не хватало.
Машина Валеры появилась у них в самый нужный момент, избавив Катю от поездок в институт в метро, где утром было не протолкнуться, и ездить с животом было опасно. Несколько раз она ездила в институт на машине одна, затем ее за рулем решительно сменила имевшая права Полина. Иногда утром, когда у Кати выпадало окно, Полина подвозила на работу сына, но машину вел он сам, обучая ее, имеющую малый опыт вождения. Так что машина без дела у них не простаивала. Андрей почти сразу вернул Валере взятый у него долг на похороны деда и попытался заплатить за Логан, но вызвал у того лишь смех.
Но главной его проблемой был институт, куда он хотел восстановиться на третий курс, с которого был отчислен за участие в митинге седьмого ноября с самодельным плакатом «Вернуть народу награбленное!», где его задержала полиция, направив в институт соответствующее письмо с прикрашенным описанием его сопротивления при задержании. В виде исключения, учитывая хорошую репутацию института, полиция решила не направлять дело Андрея в суд, а передать его на решение руководства института. В ректорате он уже числился политически неблагонадежным студентом за восхваление советского строя и критику действующего капиталистического и был отчислен с третьего курса как раз к осеннему набору в армии.
Надежды на восстановление у Андрея почти не было, и он все откладывал поездку в институт. Для начала месяца через два после Донецка он попросил знакомого однокурсника разузнать, с чего начать восстановление, но не на дневное, а на заочное отделение. К своему удивлению и удовлетворению, он узнал, что его университета печати имени Федорова уже нет, он вошел в Московский Политех под видом Высшей школы печати и медиаиндустрии. Узнав, что на их факультете другой декан и понадеявшись, что в заочном отделении могли не знать, за что его исключили, Андрей съездил туда и правильно сделал. При осмотре его документов не было никаких вопросов, а после ознакомления с благодарственной грамотой от Министерства обороны, в том числе за работу в стенной печати, и с его рассказом в газете, даже поинтересовались, почему он идет на платное заочное отделение, а не на бюджетное очное, на что он ответил, что уже работает в издательстве, чем окончательно покорил декана, пожилого очкарика. Речь шла о зачислении его на третий курс, естественно, лишь с нового учебного года, и велели прийти со всеми документами в начале августа.
Логан Валеры оказался бесценным и для дачных дел, где машина, как известно, - первый помощник. Имея ее, Андрей дождался нормальной апрельской субботы и поехал на дачу, где не был около двух лет. До этого он ездил туда отдыхать, лишь изредка что-то делал, вернее, помогал что-то делать деду и матери. Все, в чем он нуждался, там было: речка, пруд, грибной лес, интернет и телевидение. Единственное, чего не хватало, - его сверстников, так как в середине девяностых годов рожали совсем мало, во всяком случае, в их садовом товариществе парней и девушек его возраста вообще не было. Но на этот раз он ехал туда на правах отца и хозяина с вполне определенной целью: подготовить дачу для жены и будущего ребенка. Он бы отдал многое, чтобы хозяином оставался дед. Но, как говорит Валерина мать, «Жизнь есть жизнь и остается ею». Что она имеет в виду, Андрей не знал, но полагал, что жизнь продолжается в любой ситуации. У деда была своя жизнь, послевоенная, начинающаяся материально с нуля, все он создал и приобрел сам: при безграмотной матери стал высоко образованным, купил квартиру, построил эту дачу. Андрею в этом смысле легче, он просто примет все готовое. Своей задачей он считал разумное совершенствование дедова наследства с учетом изменившейся ситуации в стране и в личной жизни, а конкретнее, для более удобного проживания на даче жены и ребенка. Да какой жены! Привыкшей к роскошным хоромам, хотя он уже давно отбросил, что она дочь премьер – министра, для него она была обычной женой, которая должна довольствоваться тем, что он ей может дать, и она это знала и ни разу не выразила ни единого слова недовольства новой для нее жизнью, так как понимала, что это может кончиться потерей его. В Москве, считал он, Катя имеет все удобства для нормальной жизни, если что-то не так или чего-то нет, об этом никто из соседей может и не знать. Дача – немного другое дело, там она на виду, даже если окружена забором.
Участок в 6 соток в Подмосковье дед получил от министерства в начале восьмидесятых и поставил на нем стандартный по тем временам дачный дом в 36 квадратных метров с мансардой и отдельно кухню с хозблоком чуть меньщего размера. Все внутренние и наружные работы он делал сам с женой. Когда кто-то предложил ему обить дом и кухню вагонкой, дед поинтересовался: «Ты мужик? - и получив утвердительный ответ, сказал гордо, - Я тоже мужик, а не хрен собачий». Внешне дом получился на загляденье. На этом дед не остановился и, увеличив хозблоковую часть кухни, превратил ее в финскую сауну, полюбившуюся ему в Финляндии, где без нее, как правило, не обходятся переговоры. Сауна также получилась у деда, что надо, вот только в первый же вечер он сжег ее, закрыв задвижку по русскому обычаю сразу после исчезновения огня в печи, не учел, что камни долго остывают, продолжая выделять тепло. От взрыва трубу отбросило метра на четыре. Новую кухню дед построил полностью сам по образцу канадской с окошком выдачи, а вместо сауны соорудил электрический душ. Блок отлично дополнил дом по красоте. Но наступили рыночные времена с разнообразным строительным материалом, началось резкое расслоение общества, богатые стали заменять стандартные дачные дома на новые или их перестраивать до неузнаваемости, дачи бедных старились вместе с хозяевами, распродавались после их смерти, давая возможность скупать участки пачками для строительства коттеджей. Дед тоже мог бы обновить дом, но и тут проявил оригинальность, оставив его в неприкосновенности, как он говорил, в качестве советского раритета. Позже он узнал, что, кроме него, в их садовом товариществе один хозяин умудрился спрятать свой старый дом вместе с трубой внутри современной оболочки коттеджа, чтобы люди не подумали, что он бедный. По мнению деда, это не раритетник, а просто дурак, хотя и полковник. Пожалуй, дом деда был чуть ли не единственным сохранившимся в первозданном виде без существенных изменений, не считая заброшенных после смерти хозяев. Но, если Андрей хоть как-то понимал деда, то Катя после дворцов отца могла и не понять, хотя и не подаст вида. Да и Любовь Петровна обязательно захочет приехать сюда - тоже проблема.
За участок Андрей не беспокоился: его хоть сейчас на выставку. Им раньше занималась бабушка, а затем Полина, тоже не чаявшая, души в даче и доводя участок до восхищения соседями, усеивая его цветами и ягодными кустами. Росли на участке и яблони, и морковь с укропом на крохотной грядке. Из построек любимым местом бабушки и Полины была кухня, в доме они лишь ночевали. Если бы Андрею предложили заменить дедову дачу на прекрасный дармовый коттедж с бассейном, сопоставимый с тем, что имеет премьер, он бы, не задумываясь, отказался потому, что коттедж был бы для него чужим, а дедова дача - родная, часть его жизни, и, если бы он не женился и не ожидал ребенка, у него не было даже мысли не довольствоваться ею в нынешнем виде и что-либо в ней менять, разве что для удобства.
Подъезжая к своему участку и не узнавая дома соседей за высокими сплошными заборами, Андрей на какое-то мгновенье даже подумал, что свернул не в тот ряд. Наконец, поверх забора показался верх знакомой шиферной крыши с кирпичной трубой на кровельном листе и затем за низкой сетчатой зеленой оградой, еще не скрытой густыми кустарниками, появился дом деда, показавшийся Андрею маленьким и немного невзрачным, особенно бросался в глаза потемневший шифер. Он невольно оглядел крыши окружавших домов и, остановившись на коричневой с красноватым оттенком, как стены дома, подумал, что надо бы сделать замену кровли. Войдя во двор, он придирчиво оглядел его и, представив дом с черепицей, проговорил вслух с улыбкой:
- Нет, наш дом и такой лучше всех. Но подсовременить его, конечно, надо.
Проблемы с заменой крыши не возникло, а даже была конкуренция среди таджиков. Один из них, самый пожилой и знавший деда, пообещал накрыть крышу к субботе за более низкую плату. Боря, так звали таджика, замерил шагами габариты крыши с террасой, и поехал с Андреем в строительный магазин, где они отобрали нужную кровлю, но у Андрея не хватило денег. Боря, которого в магазине хорошо знали, договорился с кассиром об оплате своими деньгами завтра утром. Он также посоветовал купить на печную трубу зонт. Обрадованный Андрей выбрал зонт с флюгером в виде петуха и начал прикидывать, за сколько заездов перевезет кровлю на дачу, но тут подошел Боря и сказал, что все он доставит утром попутно с другой покупкой.
В дороге из магазина Андрей поинтересовался у Бори, как таджики относятся к распаду СССР. Всегда улыбчивое лицо Бори стало хмурым.
- Раньше мы были равные, как вы, люди, а сейчас как нищие. Что у вас заработаем, тем и живем. – Вдруг он опять заулыбался. – Мы с Сергеем Васильевичем много говорили. Он был умный. И сам все делал. Говорил, что он мужик.
Помимо замены крыши Андрей наметил еще несколько на его взгляд улучшений, но почти все надо было обговорить с матерью или с Катей.
Следующие разы он ездил с матерью. В первый ее приезд про крышу он не предупредил и с интересом наблюдал за ее реакцией. Но увидев дом с новой крышей, он эабыл о матери – настолько был восхищен изменившимся домом. В себя его привела мать:
- Это ты сделал? Когда успел?
- Тебе нравится?
- Что ты, очень красиво, а с флюгером вообще бесподобно. Я как-то просила папу заменить крышу, он сказал, пусть останется, как раритет. Но думаю, просто не было денег, и, увидев сейчас такую красоту, тоже был бы доволен. А может, и нет, сказал бы, что дом стал не наш, а как все. И мне так кажется.
Андрей представил дом со старой крышей. «Они правы. Надо было просто покрасить шифер, а то дом чем-то напоминает простолюдина в боярской шляпе с пером.
- Видно, всему свое время, - продолжила мать. - Для нас хорошо было одно, для вас другое. Если захотите, можете обить стены пластиком. Не примерял сколько стоит?
- Не примерял и не буду. С древесной вагонкой дом выглядит живым к тому же он дышит.
- И я так думаю, я его кое-где подкрашу. Такая краска у меня осталась.
Узнав, что приехала мать, с Андреем пришел Боря, но не с пустыми руками, а привез полную тачку оставшейся от хозяев на выброс красивой ограды для клумб. Он же заказал для них машину с песком. Андрей помог матери создать грядку для ягод, а когда приехала машина с песком, до отъезда домой перевозил его в отведенное для него место.
Они хотели взять с собой и Катю в майские праздники, но было еще прохладно для нее на шестом месяце беременности, да и надо было там кое-что доделать. В двадцатых числах мая стало совсем тепло, и они отвезли ее сразу на все лето с учетом ожидаемых родов в середине августа.
Им было интересно, как она воспримет их дачу. Ее она видела на фотографиях в смартфоне, на фоне цветов и за усыпанными яблоками яблонями дом выглядел чуть ли ни сказочным теремом, а в натуре по сравнению с отцовыми дворцами мог показаться ей собачьей конурой.
Андрей взял три дня отгула. Чтобы избежать пробок и облегчить для Кати поездку на сто километров от дома до дачи, они выехали пораньше. Дорогу скрашивал Филька, догадавшийся, куда едут, и метавшийся от боковых окон к заднему. В дороге один раз Катя, указав на дом у дороги, сказала:
- По-моему, он похож на нашу дачу.
И действительно, видневшийся за деревьями дом оказался одной серии с их дачным домом. Такие типовые дома предлагались дачникам в те годы. Не догадываясь, Катя своим вопросом облегчила знакомство ее с дачей. Его Андрей начал с реки и пруда. Река вынырнула из кустов в километре от их дачи и сопровождала вдоль дороги до садового товарищества, свернув к нему. Остановив машину, Андрей сказал:
- Вот мы и приехали. Реку ты видишь, пойдем, покажу тебе пруд.
Первым выскочил из машины Филька и с радостным лаем стал тянуть поводок из рук Кати к знакомой тропинке в кустарнике в противоположной стороне от реки. Полина тоже вышла из машины и сказала, что дальше дойдет пешком.
Сразу за кустарником появился травяной и песочный пляж, а далее простиралась водная гладь шириной метров двести и без видимого берега впереди. Шел десятый час, по телевизору обещали плюс двадцать пять, что было похоже на правду, на пляже уже было немало загоравших, но купались лишь двое. Фильку это не остановило, и он сходу вбежал в воду по самый живот. Обернувшись, он виновато посмотрел на Катю и Андрея и попятился назад, рассмешив их. Катя взяла его на руки и прижала к себе. По дороге к машине Андрей рассказал, что пруд раньше был меньше, неглубокий, местами заросший, больше любимым местом для рыбаков, чем для купания, - им была река. В девяностые доступ к пруду перекрыли, нагнали техники, людям сказали, что пруд будут очищать и углублять. Лет пять со дна пруда день и ночь вывозили на продажу песок, лишив дачников покоя стуком и гулом, пока, наконец, этот бизнес не прикрыли, а новоявленный миллиардер не скрылся за границей. Но пруд действительно стал лучше, только купаться в нем стало местами опасно из-за глубины, доходящей до пятнадцати метров, и исчезла рыба.
Когда они на территории садового товарищества проехали ворота с красивой надписью «Березка» и повернули в их ряд, Катя, увидев крышу их дома, опять сказала:
- Как наш дом, только крыша другая и с петухом. Подумаешь, и мы такого же можем поставить на трубу.
А когда Андрей остановился, она так обрадовалась, что это их дом, что он даже подумал, уж не играет ли она, но эта мысль напрочь исчезла, когда она вслед за умчавшимся с громким лаем во двор Филькой осторожно вошла в калитку и с открытым ртом стала разглядывать все вокруг. Любопытство на ее лице перешло в восторг при виде ухоженной, всей в зелени и цветах территории. Жаль, что Полина не видела ее лицо при этом.
Увидев спешившую ей навстречу Полину, Катя сама взахлеб стала делиться увиденным:
- Полина Сергеевна, у меня нет слов. Я вам честно признаюсь, я думала шесть соток это так мало и боялась, что негде будет поместить песочницу, надувной бассейн, да и побегать ребенку по траве, а тут столько еще свободного места не только для одного ребенка, но и для троих хватит, просто удивительно. А сколько здесь деревьев, кустарников, цветов! Это и есть шесть соток?
- Шесть, как и у всех в советское время.
- А сколько же тогда гектар?
Полина задумалась и спросила проходившего мимо Андрея с сумками:
- Сынок, гектар - это сто на сто метров?
- А зачем это тебе?
- Это я поинтересовалась, намного ли этот наш участок меньше гектара, - пояснила Катя. – Про сотки я только у вас узнала, а у нас слышала только про гектары и не шесть, а десятки и сотни.
Андрей внимательно и чуть ли не сердито посмотрел на нее, хотел спросить: - Тебе шесть соток мало?- но, встретив ее чистый взгляд, ответил:
- В одном гектаре семнадцать наших участков.
Катя была поражена, а Полина ужаснулась:
- Господи, я с одного участка к вечеру не чувствую рук и ног. Нам давай еще один даром, я ни за что не соглашусь.
- Для этого есть наемные рабочие, - сказал Андрей. - Мама, не заводи меня политикой. Лучше покажи Кате кухню и разгрузи себя работой. Для этого я на ней и женился.
- Это от нее не уйдет. А сейчас ее нельзя особо загружать. Но дело и ей найдется. Пойдем, Катюнь, покажу наше с тобой рабочее место.
Вопрос адаптации Кати к даче она закрыла сама во время обеда. Когда они выпили за начало дачного сезона, захмелевший Андрей открыл рот, чтобы спросить у Кати, как ей показалась после хоромов отца их дача, как она сама об этом заговорила:
- Вы думаете, я не видела, как вы переживали, понравится мне наша
дача по сравнению с усадьбами и дворцами отца или нет? Я отвечу. По
фотографиям я уже имела представление об участке и доме, но то, что я
увидела, превзошло все мои ожидания. Это лучше, чем я хотела. И гамак, и спортивный уголок, и чудо беседка и душ. Про кухню я не говорю - она бесподобна. С хоромами отца я даже сравнивать не хочу. Там я была не дома, а гостила, и все там для меня было, как музейные экспонаты. Полюбовалась и прошла мимо. А тут совсем другое дело, это все мое, и никто у меня не отнимет. Вы представляете, там даже туалеты позолочены. Но об этом никто не должен знать, кроме сантехников. Я думаю, под страхом смерти. Поэтому там все время витает страх, что все там временно и все можно потерять в любой момент: народ взбунтуется, с Президентом случится непоправимое, а то и умрет, а самое вероятное, снимут папу с работы, и тогда конец всему. Ведь почему он так не любит Андрейку? Потому что он против нынешнего строя, за социальную справедливость, а значит, хочет лишить папу всего, что он имеет: власть и богатство. Вот почему я не могла пригласить туда даже Дашу, так как папа боялся, что она кому-нибудь расскажет, а мне нельзя было там фотографировать. Разве это дом? Хуже, чем в тюрьме, где, насколько я знаю по фильмам, разрешалось иметь друзей, А про мою жизнь никто и ничего не должен знать. Я, например, абсолютно не завидую новой жене Президента. Даже мы с мамой не знаем, кто она.
- Ну ты и политик, - только и вымолвил заслушавшийся Андрей.
- Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься, - улыбнулась Катя. - Дедушкину хронику постсоветских времен я всю прочитала, что к чему, имею представление. Вот жду, будет революция или нет. Но, к радости отца, думаю, ее не будет, а у меня отнимать ей нечего, в том числе и эту дачу, - улыбка озарила Катино лицо. - Не знаю, что чувствует новая жена Президента, а я здесь у себя дома и хочу что-то здесь сделать, правда пока еще не придумала, что, а там никогда даже мысли такой не было. А зачем? Там все за тебя сделают другие, только плати. А здесь все сделано своими руками, и даже не верится, что все это построил дедушка с тремя высшими образованиями, тремя языками и столько книг написал. Это в тысячу раз ценнее, чем купленное за миллионы.
- Мама тоже много труда здесь вложила, - сказала Полина. - Как папа говорил, у нее был инженерный склад ума. Это она придумала, где и как расположить дом, кухню, беседку, дорожку, клумбы. А папа был строителем, жаловался, что она заставляла переделывать, а потом соглашался, что так лучше. Катюнь, я очень рада, что тебе здесь понравилось. Вот за это мы с Андрюшей и выпьем.
Катя тоже пригубила.
- У нас в институте у девчонок в ходу поговорка «С милым рай и в шалаше, если милый атташе». Увидев у меня кольцо, они замучили вопросами, кто он, кем работает, как выглядит, на сколько лет старше. Все были уверены, что он какой-нибудь крупный работник МИДа или олигарх. Я все рассказала, как есть: старше на три года, работает в книжном издательстве, умный, сильный, самый красивый, в подтверждение чего показала фотографию. У них не было слов от зависти, забыли атташе. А если бы еще увидели и этот шалаш, не знаю, что с ними было бы. Я уже имею здесь все, что надо для счастья, о котором девчонки лишь мечтают. - Она вдруг помрачнела. – А с мамой как быть? Она обязательно захочет приехать сюда. Ее же могут здесь узнать. Ей, что, гримироваться? Хорошо, что от боковых соседей есть заборы.
- Я думал об этом, - сказал Андрей. - Спереди можно поставить глухой забор, а сзади трудно будет объяснить соседке. Она преподавала в университете и наверняка узнает если не тебя, то Любовь Петровну. Вот проблема. Я совсем не думал об этом, беря тебя в жены.
- Уже жалеешь? Тогда поедем в Рублевку, а то и в Брянск, там у отца целое поместье. Можем и на юг. Только я отсюда никуда не поеду. Это здесь мое место до конца жизни, если ты, конечно, меня и ребеночка не бросишь.
- Хватит вам дурака валять, - рассердилась Полина. - Чтобы я больше от вас не слышала эти глупости: не думал, бросишь. Папа с мамой прожили почти пятьдесят лет в любви и согласии, и мы с Лешей никогда не думали о разводе, вы тоже выбросьте это из головы. И вот что. Никакие заборы спереди и сзади ставить не нужно. Никому здесь до других нет дела.
Все лето до рождения ребенка Андрей на выходные ездил на дачу, выезжая в пятницу после работы и возвращаясь вечером в воскресенье. Продукты ему не заказывали, так как в местных магазинах они были те же, а на рынке намного лучше, чем в Москве, правда, дороже. Ездили за ними на машине, закупали сразу на неделю, в том числе и ему.
Чем ему нравилась его работа – это тем, что не в ущерб ей он мог заниматься и своим личным делом, имея в виду работу со своими каналами в компьютере.
У него никогда не было столько свободного времени, а, следовательно, и возможности заниматься собой. Способствовала этому и его работа, которую он мог брать на дом, чтобы не отвлекали и не терять время на дорогу. Соответственно, когда была послабка по редактуре, он мог и в издательстве заниматься своими личными делами в компьютере. У него было несколько десятков близких по духу каналов и несколько тысяч подписчиков. Сохранив электронную почту деда, он продолжал активно работать с ней, набираясь опыта общения в интернете. Для большинства блогеров, для которых важным было содержание, а не личность автора, он сохранил имя деда. Тем, с кем дед вел личную переписку, он сообщил о его смерти, получив в ответ, как правило, соболезнование. Но были и радостные отзывы типа «давно пора» и даже «собаке собачья смерть». Таким Андрей пообещал при встрече раскрасить морду и был занесен в черный список.
Наверняка в таком же духе порадовался смертью деда и Волков, которого тот клеймил, как только овладел компьютером, а было это в начале назначения того президентом. И продолжал клеймить до самой смерти, считая его главным врагом народа России. Продолжить критику его в таком же духе в интернете Андрей посчитал не столь необходимым, так как все выложил ему тогда при встрече, кроме него было много других субъектов, например, лидер компартии Зюганов и Президент.
Периодически он заглядывал на дедовы страницы в Самиздате и других издательствах, в том числе обнаруженных им самим, о которых дед не имел представления, и радовался растущему числу читателей, перевалившему суммарно за тридцать тысяч, даже без учета самых первых читателей в Прозе ру, откуда деда вышвырнули за содержание, запрещенное законодательством, что Андрей, как и дед, увязывал с цензурой. Но предложения по изданию дедовых повестей продолжали приходить, и постепенно стали окупаться потраченные Андреем деньги на издание двадцати экземпляров, быстро разошедшихся среди знакомых и избранных политиков. Следующий заказ он намеревался сделать для распространения книг деда в районных библиотеках.
Помимо работы на компьютере он в обязательном порядке выделял время для чтения классиков русской литературы, начав с восемнадцатого века и не переставая поражаться, как быстро совершенствовался от писателя к писателю русский язык. Почти всех их он читал раньше или слышал о них от деда, но на этот раз он их изучал.
Попробовал он читать в подлиннике труды Ленина и Сталина. От деда остался толстенный том их избранных произведений. Издан том был в 1935 году, когда родился дед, был в хорошем состоянии, с фотографиями обоих авторов, по четыреста страниц трудов каждого. Открывался том статьями и выступлениями Сталина о Ленине. И это сделано было правильно, потому что у Сталина был язык ближе к разговорному и читался легче, а главное, очень прояснил Андрею образ Ленина. За три месяца Андрей одолел треть тома, приобретя солидное представление о деятельности обоих вождей и утвердившись в их гениальности. Во всяком случае, сравнивать с ними нынешних руководителей России мог. К примеру, Волков с его «отлитыми в гранит» цитатами типа «Свобода лучше, чем несвобода» вообще не поддавался сравнению с ними, разве что, как мошка, со слоном. С Президентом было посложнее, с учетом его внешней политики, достижений в преобразовании армии и вкалывания «рабом на галерах». Поэтому ему Андрей уменьшил разницу с работягой слоном, представив курицей - несушкой, без учета, кому в основном достаются яйца, а с учетом этого уменьшил бы курицу до мыши.
Чтение советских вождей окончательно укрепило в Андрее уверенность, возникшее у него после чтения книг деда, в необходимости возврата в Россию социализма с учетом достижений и промахов в его строительстве в СССР. Чтобы не действовать на нервы видевших в социализме лишь одни недостатки, Андрей назвал бы будущие общество для России обновленным социализмом. А вот, как это осуществить в нынешней капиталоолигархичекой России, он не знал и стал внимательно изучать мнение политиков на эту тему. К его удивлению, о необходимости возврата страны к социализму говорили в основном простые граждане, но не сами коммунисты и ее председатель Зюганов. Верный своей теории «Россия исчерпала свой лимит на революции», озвученной в 1992 году, Зюганов превратил компартию в беззубую оппозиционную коалицию в Госдуме. За все это время он ни разу ультимативно не поставил вопрос о возврате народу нагло отобранных природных богатств и фабрик и заводов, построенных потом и кровью наших дедов и отцов, не говоря о замене нынешнего антинародного режима на социально справедливый строй, идеалом которого является социализм и, в конечном счете, коммунизм. Максимум, на что он осмеливался, и то лишь в последнее время, это требование национализации сырьевой базы и ключевых отраслей экономики, но об этом, помимо него, уже давно лаяла каждая собака. Если кратко, Зюганов мечтал, чтобы правители России, наконец, услышали его предложения и сами добровольно воплотили их в жизнь. Поэтому вполне объяснимо, что за годы руководства компартией Зюгановым ее ряды покинуло две трети первоначального состава 1992 года опустившись ниже прихлебательной «Справедливой России» и ЛДПР шутоломного Жириновского.
Андрей стал ловить себя на мысли, надо ли было ему вступать в такую партию. Но тут словами Александра Сергеевича у него, вернее у Кати, наступил срок родин.