И тут убили лейтенанта Кубу. Беда случилась неожиданно, от того в первые мгновенья никто и ничего не успел понять. Лейтенант только приподнялся и упал. Пуля попала прямо в сердце. Снайпер стрелял. Слышу с двух сторон стоны наших ребят: ранены. Головы поднять невозможно. Лежим за камнями, стараемся не высовываться. Но и душманы медлят идти вперёд, тоже боятся. Кому охота умирать? Стараются достать нас дальнобойным оружием – минометами, ДШК (крупнокалиберный пулемет Дегтярева-Шпагина). Оружие спецназа для ближнего боя. АГС-17 – автоматический гранотомёт станковый и то бесполезен для дальнего боя, а это наше самое тяжёлое вооружение. Вообще, я думаю, что поражающее действие АГС не ахти, радиус чуть дальше 5-6 метров, вполне безопасен. На войне вообще всё относительно. То, что казалось надёжным, поражающим наверняка, вдруг окажется бесполезным в какой-нибудь ситуации, а в следующий момент самая незаметная вещь станет чрезвычайно востребованной.Бывает и так: вот бегут на тебя, мельтеша в прицеле, душманы, кажется, в самую середине гущи палишь, а они не падают…В том бою лейтенант Куба был на склоне горы, немного выше меня. Не знаю пулеметчик ли по какой-то надобности отошёл от пулемета или лейтенант отодвинул его и принялся сам стрелять, но как только его убили, пулемёт скатился вниз, ко мне. Я вскочил и ринулся к лейтенанту. Тут рыжий Мериханов из Тольятти кричит из своего скально-стрелкового укрытия:- Ты что, Дугаров, жить не хочешь! Зачем поднялся? Снайпер стреляет. Ложись! Ложись!Но я всё равно бегу. Чувствую, что ниже меня и вокруг, по камням, тинькают и чиркают пули. Это мой первый бой, и я совершенно не думаю, что меня могут убить. Подбегаю под пулями и крики Мериханова, вижу – массивный при жизни лейтенант Куба съёжился и, став маленьким, лежит мёртвый. Тут же мчусь обратно к своим пулемётчикам. Серега Жевакин кричит сквозь грохот боя:- Сейчас вертушки прилетят, собираться надо, Балдан!Он быстро комплектовал свой рюкзак и только чуть-чуть высунулся из укрытия, не окопа, какие среди камней окопы, а маленького углубления, обложенного камнями, как тут же рухнул. Пуля вошла ему над левым глазом и вышла над правым ухом. Кровь густо залила лицо и голову Серёги.Лихорадочно зажимаю рану в его голове, раскидываю камни укрытия, стесняющие движения. Оглядываю местность, вижу – совсем недалеко душманы смотрят на меня. Выпускаю из автомата в них очередь за очередью. Чалмы скрываются за камнями.Кричу и зову санинструктора Белинского.- Бельчик, Бельчик, сюда! Серегу ранило!- Он живой? – Кричит откуда-то санинструктор.Зачем я буду звать мёртвому на помощь? Помощь нужна живым. Не догоняет что ли, Бельчик? - Конечно, живой. Бельчик, скорей. Впереди – горка камней, я вожусь с Жевакиным, позади нас небольшая скала. Белинский скатился откуда-то к нам, сунул мне два промедола и собрался рвануть обратно, но увидел далеко внизу, в полукилометре от нас, двух душманов. Ближние, в которых я время от времени стрелял, куда-то исчезли. Их не было.- Ты второго, я – первого! – Крикнул я и, прицелившись, выстрелил. Душман рухнул, как подкошенный, второй тут же скрылся.- Завалил что ли? С такой дали? – Удивленно закричал Белинский и рванул обратно, только пули зацокали вслед за ним.Забинтовываю Серегу, ставлю ему два промедола, смотрю на него, оглядываю себя. Всюду кровь, пробитые пулями вещи. Это мой первый бой, столько всего зараз, скопом. Ничего себе: оказывается, пуля прошла у меня под мышкой, разорвав бушлат и гимнастёрку, ещё пули пролетели, почти погладив меня по спине и голове, там одежда была рассечена, как бритвой. Фляга изрешечена пулями. Удивительно, что не попали в меня!