Я чувствовал, как лицо скалится, как гортань изрыгает зловещие звуки и шипение, как хмурятся брови и изгибаются губы, как крошатся зубы, скрипя друг о друга, а цепкие пальцы рук бесконечно сжимаются-разжимаются, внушая мнимый контроль над телом, хоть это было далеко не так.

Доктор Уэст, брюнет лет сорока пяти – пятидесяти, смотрел на меня более хладнокровно, но всё же с осторожностью. Он перевидал немало подобных безобразных тварей на своём веку, это было видно и понятно из услышанных обрывков ранних разговоров. В то время, как второй врач, седой старик уже на седьмом, если не на восьмом десятке, видел подобное мне создание, казалось, впервые в жизни. Он онемел, дрожал, панически уставился на меня серыми глазами, готовый вот-вот умереть от сердечного приступа.

Я был готов их разорвать, и полностью поддавался этому желанию. Нельзя было допустить, чтобы этот мерзавец, этот злодей и садист, этот горе-реаниматор, воскресил ещё кого-то после меня, вот так, собирая части трупов в единого монстра! Не должно быть больше ни подобных мне чудовищ, ни его создателя!

Ноги меня не слушались, извиваясь на своё усмотрение, дрыгаясь и сгибаясь в полной анархии. Пытаясь хоть как-то управлять своим телом, я напрягался и изо всех сил старался двигаться, слезть со стола. Ринулся вперёд на них и упал. Ноги вертелись, скручиваясь и извиваясь, не давали подняться и не желали ровно стоять. Глаза залились кровью и отвращением, а с каждым моим движением полыхавшая в груди вместо души опустошающая ярость, занявшая место всех остальных эмоций, была всё сильнее. Они создали меня зверем, и я стал зверем – так и помчался на них на четвереньках.

- На помощь! – закричал в панике седой старик, и тот пухловатый крупный тип, всё зажимая нос и рот платком, правой рукой полез под полы пиджака, из кобуры брюк достав пистолет.

Длинные женские ногти моих скрюченных пальцев просто разодрали ему ноги, не дав ко мне притронуться, а пальнуть он, падая, успел только вверх, в крышу подвала, не задев даже ни одной лампы. Все мы здесь знали, что я уже не уже не человек, так к чему было скрывать необузданную внутреннюю дикость.

Я, как лютый гуль-людоед, полз по нему, брызжущему кровью, истерично вопящему, что было сил и отчаянно сопротивляющемуся. Но, казалось, моё новое тело не знает боли, а человеческая сила возросла в разы. Всё ещё не чувствуя толком мышц, лишь неуверенные движения пальцев, твёрдых и работающих сейчас на манер когтей, озлобленных на мир и людей, врывающихся в плоть, я разодрал ему брюхо вместе с тканью одежды, вонзился в горло резкой хваткой, разрезая кожу и потрошил, как загулявшую ночную проститутку на берегах Темзы в конце девятнадцатого века, вкладывая неистовое буйство от всех тех, кто сейчас был со мной и был во мне.

Звук выстрела отвлёк моё внимание. Теперь уже Доктор Уэст достал свой пистолет и, видимо, выстрелил в меня, куда-то попав. Может, в плечи, спину, я не чувствовал. Не было ощущения боли, не было отказа тканей, лишь хлопки выстрелов достигали ушей. Мне казалось, что я бессмертен и неуязвим. Расправившись с толстяком, я, наконец, сумел привстать, заковыляв к двум докторам, которым пророчил участь моих следующих обречённых жертв. Не то владельцы ног дали, наконец, добро, видя мои цели, не то организм начинал слаженно адаптироваться, но мне было даже не важно, развалюсь я вскоре на части, загнусь ли без той зелёной сыворотки или проживу вечность – куда важнее было расправиться со своим «создателем».