КИНОТРЕЙЛЕР К РОМАНУ КОПЬЕ СУДЬБЫ

Сталин в задумчивости спросил собравшийся клир.

-          Ну, и что будэм дэлать, таварыщи священники? Допустим, чтобы враг растоптал нашу землю? Что пасавэтуете?

            Переглянулись владыки. Сергий держал ответ за всех.

-          Если вы спрашиваете нашего мнения, что быстро и неотложно можно сделать в таких критических обстоятельствах, то нужно немедленно вывезти на фронт чудотворную икону Божьей матери и совершить крестный ход с нею.

-          Да какой фронт, – в раздражении бросил Сталин. - Перед Москвой нэт фронта. Есть атдэльные ачаги сапративлэния.

Пораженные иерархи переглянулись.

-          Где немцы? – спросил Сергий.

-          В Тихвине.

-          Значит, нужно с иконой Тихвинской Божьей матери облететь Москву по фронту.

-          Учтите, пастыри, - Сталин ощерил из-под усов мелкие желтоватые зубы. – Гитлер использует против нас магическое оружие - особое, заколдованное копье. Гаварят, оно обладает мистической силой, перед ним целые армии бегут. Копьем этим, кстати, убили вашего Христа. Устоит ваша икона перед копьем Гитлера?

-          Казанская-то Божья матерь? – с тихой радостью спросил Сергий. И ужасно твердо ответил. – Устоит!

***

Голованов хоть атеистом был, но прочувствовал важность момента: «Смотрю, а у меня в фонаре (переднее стекло кабины) вид, как на полотнах Куинджи: под брюхом американского «Дугласа» в свете луны лежит заснеженная русская земля. И сверху ее строго оглядывает Божья Матерь, вылетевшая на личную проверку».

В районе Клина от страшного удара содрогнулась икона Тихвинской Божьей матери, затряслась-завибрировала, как щит, получивший удар рыцарским тевтонским копьем. На драгоценном окладе иконы образовалась вмятина. Палец священника тронул ее – из оклада выпал красный самоцвет, словно капнула капелька крови.

Сквозь облака проглянуло солнце. Внутри саквояжа заискрились драгоценными камнями золотые ножны. Немецкий полковник вынул из них старинный клинок грубой ковки. В «талии» клинок сужался, перетянутый золотым «бинтом».

-          Вот оно, знаменитое Копье Судьбы, – благоговейно склонил голову немец и обеими руками поднял перед собой наконечник. - Копье Лонгина, Оттона Третьего,  святого Маврикия, Фридриха Барбароссы, Наполеона. Сейчас им владеет фюрер немецкой нации Адольф Гитлер. Перед этим копьем бегут армии всего мира. Время от времени оно нуждается в  подзарядке. Его должно омывать кровью героев. Сегодня его омоет ваша кровь.

***

-          Ты моя любимая внучка, тебе я завещаю огромное богатство…

Я огляделась в жалкой квартирке.

-          И где же оно?

-          Так я же тебе битый час толкую, - рассердился старик. -  Чемодан оберста я в горах закопал! Он тяжелый был, как гиря. Ясно, что там было золото. Поезжай, забери его себе. Я тебе тут карту нарисовал.

Он достал из-под подушки мятый листок.

Я повертела рисунок. Дрожащими каракулями было написано «Голый шпиль», «Чаир» «Деревня Семисотка», «Абдуга», «Узун-Кран». Если бы я знала, что скоро эти названия будут звучать для меня так же страшно, как «Обитель зла», я бы не улыбалась тогда так легкомысленно.

Совсем близко послышались гортанные голоса погони, лай овчарок.

-          Хочешь, чтобы они меня пытали и насиловали? Ты этого хочешь? Васечка, ну нет же другого выхода! – Нина нащупала и наложила ледяные пальцы жениха себе на горло, зачастила горячечно, слыша в двух шагах, за тонким стальным чемоданчиком, хруст немецких шагов и хриплое ворчание собак. – Я сама себя буду душить, ты только помоги. Не успеем, вот же они! Скорее! Давай! Не тяни! Не дай, чтоб меня му-у-у-у-учили! И сам меня не мучай, прошу!

-          И че, ты ее реально задушил?

Приставив указательный палец к виску, старый партизан Василий Жуков сидел на кровати и пустыми глазами смотрел перед собой. Лицо его корежила мука, кадык дрожал на дряблом горле, грудь тряслась в приступах рыданий.

-          Задушил, внуча… Нет мне прощения…

В квартире тихо тикали ходики, за окнами шумела дорога, старик мой пялился в пространство и  продолжал «стреляться» из пальца.

-          Жесть, - я осторожно отвела его дрожащую руку от виска, будто он и в самом деле мог застрелиться. – Ты мне весь мозг вынес. Как же ты сам-то выжил?

Те, кто меня похитили в Крыму в 42 году, они не знали, что я понимаю по-русски, поэтому разговаривали при мне свободно. Их старшим был офицер НКВД, майор Буран, он был ранен и остался там погибать. Он передал меня партизану по имени Василий. Перед тем как застрелиться, Буран сказал ему про меня: «Запомни, это Шекспир»! Скорее всего, операция называлась «Шекспир»…

-          Почему «Шекспир»?

-          Shakespeare – «потрясающий копьем». Вот я и открыл вам цель наших поисков, Вам предстоит найти Копье Лонгина, величайшую реликвию рейха, утерянную мною в Крыму в далеком 1942 году. 

-          Ну, и что мы тут делаем, Дарья Денисовна, вдали от родного дома? Костры палите в заповеднике, копаете без разрешения. Вы знаете, что с вами может быть за такие деяния на территории сопредельного государства?

-          Я ничего не копала, – Даша посмотрела в небо. – Я просто туристка.

-          Нет, ребята, это не туристы. – Егерь вернулся от раскопа с металлоискателем и лопатой в руках. - Это приборники, черные!

-          Ого! – сказал «парень Х». – А это уже статья.

Он повалил меня, сел сверху. Пахнущая костром ладонь зажала мне рот. Я впилась в нее зубами. Капранов ударил меня в лицо кулаком. Нос будто взорвался, их ноздрей горячо потекло. Он, видимо, сам не ожидал, что так получится, кинул мне майку – утрись!

Снова низко пролетел вертолет. Палатка задрожала под ветром. Согнувшись под брезентовым сводом, Капранов стягивал с себя спортивные штаны.

-          Наши летают, – он мастурбировал вялый еще член. - Мы тут закон!

Я прогундосила в зажатый нос.

-          Не трогай меня, пожалуйста… Я еще девочка…

-          А я мальчик… - он толкнул меня и навалился сверху. - Не рыпайся!

Скворцов замер. Выгоревший брезент палатки подрагивал - там боролись.

-          Пожалуйста… - умоляла Даша, - ну, пожалуйста… ну, пожалуйста…

-          Руки! – рычал мужской голос. - Руки убрала! Получишь сейчас! Сама же хочешь.

-          Не хочу!.. Нет!.. Нет!.. Нет …

-          А зачем тогда в палатку меня позвала? Не рыпайся, сказал!

-          Я гражданка России… Я заявлю в милицию…

-          В милицию? – послышался вскрик - это Капранов за волосы заломил Даше голову. - Мы сами тут милиция!

Черный археолог бессильно зажмурился.

Что он может сделать? Что?!

С грохотом пролетел вертолет, тень его мелькнула над поляной, парни у костра замахали руками. Скворцов воспользовался шумом, отвязал палаточные тяги и рывком вздернул кверху правый полог.

Растерзанная Даша с залитым кровью лицом трепыхалась под голым парнем.

Красная удушающая ярость хлынула в голову. Скворцов смутно все видел.

«Войдя, Финеес вонзил Копье в Зимри, нагим возлежащего на Хазве, покарав отступника и дочь лжи, и убил их обоих в чрево, так что копье вошло даже в ложе».

Потерявшая надежду Даша вдруг увидела, как брезент палатки взлетел к небу. Из ниоткуда возник спаситель, занес над головой сук и ударил насильника по спине. Тот свалился в угол палатки и забарахтался, отбиваясь ногами. Дубина взлетала и била его по ногам, по коленям. Капранов закричал.

Киношного чуда не случилось. От костра подбежали. Миг – и палатку окружила поисковая группа «Совесть». Скворцов кружил с занесенной над головой дубиной.

«И настал момент в истории людства, когда один-единственный человек на всей земле стоял и защищал Бога, и за спиной его не было никого, кроме Бога».

-          Беги, перевязывай, живо! Аптечка у вас есть? Пацаны ранены! Кто заминировал вашу яму?! – щипцы закостеневших пальцев схватили девушку за горло, в перепуганное лицо нагрянула  искаженная потная рожа в кровоточащих насечках, брызжа в крике слюной. – Ты! Говори! Ты знала, что там мина? Знала?!

-          Х-х-х-де? – выкряхтела передавленная гортань.

Дмитрий задыхался, по лицу катился окрашенный кровью пот.

-          В раскопе, дура! Знала? Говори! У-у-у-удд-д-душу прям здесь, сволочь! 

Она скосила глаза ему за спину.

Черный археолог, шатаясь, поднимался с земли.

Дмитрий  отшвырнул полупридушенную девку, бросился к Скворцову, сгреб его за майку, зашатал из стороны в сторону.

-          У тебя же был миноискатель! Там фонило? Почему не предупредил, тварь?!

Пацаны громоздились вокруг раскопа. Кто-то еще мелко дрожал, кто-то делал последние вздохи, из пробоин на телах толчками вытекала кровь, - каменистая почва не успевала ее впитывать – раскоп был полон ею по ватерлинию, как корыто.

Под скалой зияла продолбленная Скворцовым дыра величиной с дуло корабельной пушки. Судя по расположению тел, именно эта «пушка» харкнула картечью.

Сергей развернул окаменевший чемодан, отщелкнул крепежные скобы и осторожно вынул пышущую червонным жаром и алмазным холодом тяжеловесную драгоценность. Ошеломленный сказочной находкой черный археолог не замечал ни щекотки ползающих по лбу капель пота и мух, ни крови, ни трупов, ни жара солнца. Отерев руку о джинсы, он осторожно взялся за ручку.

Из золотого «влагалища» с лижущим лязгом вышел потемневший от времени клинок. В «талии» он сужался, перетянутый золотым «бинтом». Это был наконечник древнего копья.

            В кровавой купели явилось миру таинственное Копье, когда-то во время великой войны перевозимое личным курьером Адольфа Гитлера.

Дух воспрянул и стал огромен. Голова его досягала туч. Громоподобным голосом он произнес слова, которые и поныне повергают меня в ужасное смятение.

-          Встань и иди судить человечество, ибо ты есть Судия Страшного суда, а Копье Судьбы – твой судейский молоток!

-          Я взял на себя грехи человечества и вверг себя в вечное проклятие. Я есмь Судия, Жертва и Палач! И потому Великий Искупитель! В этом высшая истина, недоступная филистерам, святошам и тупоголовым ученым мужам! - Преодолев момент слабости, Гитлер зашептал, глядя перед собой расширенным трансовым взглядом, будто воочию видел то, о чем говорил. - Миллионы людей принимают сейчас страдания. Никакой ад не сравнится с нынешним положением вещей в концентрационных лагерях и блокадных городах. Я знаю, выжившие и их потомки возложат вину на меня. Во всем виноват Адольф Гитлер, скажут они и успокоятся. Они будут принимать почести, как ветераны героического сопротивления, они будут гордиться своими подвигами. И никто, никто из них не допустит даже мысли, что они сами, своими умами создали пылающий ад мировой бойни.

Бело-синий красавец «Robinson R44» подпрыгнул в воздухе и сотрясся, стрекозиные «глаза» его заляпало изнутри ошметками тел пилота и пассажиров, затем кабина с глухим треском лопнула, разбрызнув склень стекла и лохмотья углекарбонатной обшивки.

Таможенник вложил наконечник обратно в ножны и взвесил их в руках.

-          Я вас запытую, чие… это… копье? – перешел он на русский язык.

Повисла гнетущая пауза.

Скворцов почувствовал себя подвешенным на цепи над Большим каньоном.

Земля ушла из-под ног, голова закружилась. 

-          Копье - мое! – косноязычно из-за разбитых губ, но ужасно твердо сказал он.

И встал.

С грохотанием соударились буфера вагонов, состав дернуло и протянуло.

Окно осветилось смертельно бледным перронным лампионом.

Покачнувшись, Сергей схватился за ручку копья. С лижущим лязгом оно вышло из ножен и осталось торчать в его кулаке. В  то же мгновение поезд с чудовищным грохотом дернулся в обратную сторону, да с такой силой, что свет погас, а с полок посыпались чемоданы. Таможенника швырнуло на Скворцова, ножнами он ударил его в лоб и оглушил, сам же нанизался на копье.

-          Что ты делаешь, Сережа, - простонала Даша, - это люди, им больно! 

Медленно повернулись бездонные глаза глубокого транса. Гортанный голос проклекотал.

-          Я не Сережа…

-          А кто… ты… теперь?..

Ответ пришел с горловым рычанием, парализующим волю.

-          Я – Мессия воинствующий, поражающий силы зла!