Миниатюры

Момент счастья.

Я сижу на остановке. Рядом на лавочке возятся две девчонки лет пятнадцати и худенький пацанчик с разбитыми коленками. Озорницы стягивают шевелюру соседа резинками, и голова того вскоре покрывается маленькими фонтанчиками из волос. Он нарочито отчаянно орёт, молоденькие дамы смеются. Улыбаясь, я заговариваю с ними, они отвечают, и веселье продолжается. Эх, хорошо! Глядя на резвящуюся молодёжь, оживаю и я. Закуриваю.

Неожиданно светловолосая девочка спрашивает:

– У вас не найдётся сигаретки?

Мне становится не по себе, но пальцы машинально скользят в кармашек сумки, открывая пачку.

– Я, вообще-то, не должна бы…

Юная собеседница смущённо улыбается:

– Да бросьте, ведь мы уже, как подружки…

Протягиваю ей тоненькую сигарету.

«Ничего, – думаю я, – рака от них точно не будет. Лёгкие палочки – почти неощутимое удовольствие».

И еле слышно шепчу:

– Они такие же, какими были мы: беззаботные и бесшабашные. Но это пройдёт. Скоро они остепенятся и забудут подростковые глупости. А жаль.

Подходит автобус. Мальчик, прощаясь, машет рукой и убегает по своим ребячьим делам, а мы втроём ныряем в утробу рычащего чудовища, и там – внутри теряем друг друга, наверное, навсегда.

Но это неважно. Самое главное, что минуты, в течение которых я снова чувствовала себя юной, сохранятся у меня в памяти, как редкий момент  неизбывного счастья.

Из этого не получится рассказа…

Холодно. Тёмная ледяная вода, словно пот, сочится из пор земли, под ногами чавкает грязь, а озябший ветер пытается забраться под куртку, чтобы погреться. Это ему удаётся, и зябко становится уже мне. Спасает солнце. Оно по-весеннему ласково, и постепенно я оттаиваю…

Но не душой. Моя мистическая составляющая не в восторге от увиденного её вместилищем. Вокруг запустение, лужи и прелая прошлогодняя трава – картина, навевающая уныние. Это она – та самая неприглядная настоящая Россия. И сейчас на её забытых богами и людьми просторах встретились две беды: сентиментальный дурак и слякотная, почти непроходимая, дорога. Встретились и не понравились друг другу.

Чтобы прогнать внезапно нахлынувшую тоску, устремляю взгляд на небо, бескрайнее и величественное, с несущимися по насыщенно голубой глади бурлящими облаками. Когда-то это зрелище спасало меня от сплина. И как же жаль, что нельзя лечь в пожухлую траву и смотреть, смотреть, смотреть, забыв о повседневных мелочах и думая о вечности…

Я вздрагиваю. Последнее время это слово меня пугает. Поспешно опускаю глаза и спешу на зов весёлых голосов, доносящихся из-за угла заброшенного полуразвалившегося здания. Там жгут костёр, оттуда веет аппетитным духом шашлыков, там меня ждут. Прежде чем шагнуть вперёд, я оборачиваюсь и, передёргивая плечами, шепчу: «Как досадно, что я не пишу об уродливой действительности, и из этого не получится рассказа».

Истомившаяся душа, протестуя против задержки, начинает ощутимо ныть, и тогда, стремясь её успокоить, я машу рукой и, сорвавшись с места, бегу к людям.

Частичка вечности

На улице идёт снег.

Крупные хлопья медленно опускаются вниз, ты глядишь на них через выпачканное кошачьими лапами стекло, и нет желания отвести взгляд, вернуться в серые будни с их надоевшими проблемами. Хочется смотреть.

И ты смотришь, думая, какое же это чудо. Нет, даже не снегопад, а то, что ты проживаешь сейчас уникальное  мгновение вечности, и заснеженный уголок планеты с тобой – наблюдателем навсегда сохранится в памяти Вселенной. Повториться же этому мигу не суждено, ведь в следующий раз к окну подойдёт другой человек, снежинки лягут иначе, и всё будет совсем не так.

На улице идёт снег…

Новая жизнь. Исповедь кота

Недавно в моей неприкаянной, наполненной победами над кошками жизни произошло непредвиденное: меня запихнули в маленькую комнатку с решётками и куда-то понесли. И всю дорогу я вслушивался в доносящийся сверху знакомый голос, раньше произносивший лишь одну фразу: «Прекрати, урод», после чего, если я не успевал убежать, следовал шлепок мокрой тряпкой.

Только сейчас слова звучали удивительно мягко, и, хотя я ничего не понимал, мне казалось, что, утешая, меня к чему-то готовят, от чего становилось ещё страшнее. Не выдержав, я хрипло возмутился раз, другой, но внезапно крышка откинулась, и я оказался в незнакомом светлом помещении, где неизвестная женщина, о, мне ли не почуять женщину, начала трогать меня в самых интимных местах.

Я попытался вырваться, но хозяйка, так, кажется, звали пришедшего со мной человека, не отпускала, ласково меня уговаривая. И я смирился. Закрыв глаза, я терпел прикосновения, а после моя клетка снова захлопнулась, и меня унесли в темноту, пахнущую испуганными собратьями.