— Парни, перед тем как нам приступить к процедуре знакомства, давайте сделаем «бэмсик» (сленг) за здоровье каждого и основательно закусим, — предлагаю я по праву старшего по возрасту. — Под ложечкой что-то засосало…

— Принимается! — живо откликается морячок Саня. —  У нас на ПСКР сильная тряска, особенно в открытом море, и без ста грамм порой не обойтись. На большом противолодочном корабле, на котором я служил до прихода в морские части погранвойск, можно было обходиться и без них, но пили почему-то больше.

Майор с эмблемами артиллериста — тёзка морячка, лихо заправляет в себя содержимое первой рюмки.

— У нас в ракетных войсках стратегического назначения с этим делом всегда было строго, — говорит он. — Но если во время регламентных работ мы ловили «кюри», то, не задумываясь, открывали бутылочку водочки, чтобы волосы на голове от радиации меньше выпадали.

Смотрю я на своих новых друзей, с которыми мне предстоит прожить в общаге целый год и думаю, что, несмотря на такой же возраст, как у меня, им уже довелось, судя по местам их службы, повидать немалое.

Наше офицерское собрание состоит из трёх человек, мы сидим у себя в общежитии новосибирских высших курсов военной контрразведки за столом, накрытом по случаю празднования первого дня нашего совместного проживания на единой площади, состоящей из гостиной, трёх спальных комнат, кухни, ванной и туалета. Одним словом, обычной городской трёхкомнатной квартиры, которую мы зовём «общагой».

Мы, это я собственной персоной, Саша-морячок и его тёзка майор ракетных войск стратегического назначения.

— Итак, первый пошёл, — даю я отмашку рук.

— Меня зовут Саня, — представляется офицерскому собранию капитан-лейтенант морских частей погранвойск. — Последняя моя должность — старший помощник командира пограничного сторожевого корабля 721, проекта 205П, шифр «Тарантул», по классификации НАТО «Стенька». До этого служил в бригаде ракетных кораблей Балтийского флота на большом противолодочном корабле, но после того, как на нём произошло революционное восстание, которое возглавил замполит, нас всех расформировали…

— Восстание на корабле? — у меня полезли брови вверх. — Ты часом не на броненосце «Потёмкин» служил?

Саня смеётся, оценив мою шутку.

— Нет, на броненосце «Потёмкин» точно не служил, это я хорошо помню. А вот послужить на взбунтовавшемся БПК «Сторожевой» мне довелось.

— Расскажи нам об этом.

— Если будете наливать расскажу.

Этот симпатичный парень с тонкими усиками и небольшой шкиперской бородкой, примерно одного со мной возраста, прибыл, как и все сидящие в этой комнате, на учёбу в школу военной контрразведки КГБ СССР.

Вторым представляется нашему собранию ракетчик Саня. Ему тоже есть что сказать, и его словесный лад не менее оригинален, чем у морского коллеги.

— До прибытия в школу военной контрразведки, — повествует он, — я служил в Афганистане, где был старшим инженером группы подготовки и пуска ракет средней дальности дивизиона ракетных комплексов «Луна-9М» по классификации НАТО «Скарабей». Что касается моих игрушек, то они те самые, которые Никита Хрущёв подсунул американцам под нос во время Карибского кризиса в 1962 году на Кубе.

У меня во второй раз от удивления лезут брови вверх.

— Луна–9М! — Это их показывали на последнем военном параде на Красной площади? — спрашиваю я.

— Да, их.

— В период Карибского кризиса, — вспоминаю я, — мне было около десяти лет. Вечером мой отец и его друг за бутылью самогона долго обсуждали речь министра обороны Малиновского по радио, телевизора у нас тогда не было. Они высказали единодушное мнение, что война вот-вот начнётся, гадали, когда объявят мобилизацию. В селе, где я жил, прекрасно помнили Великую Отечественную, поэтому мигом раскупили спички, соль, хозяйственное мыло, керосин…

— Я тоже хорошо помню это время, — включается в разговор Саня-морячок. — Тогда, в один из октябрьских дней 62-го во двор моего московского дома на Сретенке въехала доверху гружёная полуторка. В подвал дома стали вываливать противогазы. Бросали их как хлам — горой. На радость нам, мальчишкам! Каждый тогда унёс себе домой, сколько хотел. Противогазы были изрядно посыпаны тальком, поэтому они мерзко пахли. После же примерки противогазов мы убегали к себе домой, чтобы смыть с лица тальк. Потом стали приводить в порядок бомбоубежища — излюбленные места наших игр в прятки. Это был ещё один очевидный даже для мальчишеских глаз признак надвигающейся угрозы войны.

— У вас, парни, серьёзные военные профессии, даже не знаю, что мне рассказать о своей, — сетую я.

— Семён, а ты расскажи нам про Карацупу, — смеётся майор-ракетчик.

— Вот про него и расскажу! У него игрушки были не такие грозные, как у вас, но зато сам он был человеком уникальным. Одним словом, человек — скала, и это не смешно.

— Понятно, — серьёзным голосом отзывается ракетчик, почувствовав моё настроение.

— Что касается меня, то я по военной профессии сапёр. В погранвойска попал в связи с обострением внешнеполитической обстановки на советско-китайской границе. Однако служить мне довелось лишь на морском участке границы — на Сахалине. Так что ничего примечательного в моей жизни не случилось.

Морячок привстаёт с места и с прищуром смотрит на меня.

— Семён, не лукавь, пожалуйста!

Я с непониманием смотрю на него.

— Тебя выдаёт колодка на кителе. За что получил медаль «За отличие в охране государственной границы СССР»?

Понятно, в чём дело. Усмехаюсь в ответ.

— Это за французского барона Арно де Росни.