На город медленно опускались смутные декабрьские сумерки. С небес срывался мокрый снег, по тротуарам, еле освещенным тлеющими оранжевыми фонарями, спешили одинокие прохожие.

Валера стоял у окна и курил. Он курил медленно, и всякий раз глубоко затягивался, без спешки выпуская из легких ароматный сизо-серебряный дым, обволакивавший его, будто святой нимб. Валерий усмехнулся своим мыслям: «Уж святым-то он точно не был!». И все же, хотелось верить во что-то лучшее, например в то, что в последний час там, наверху, за ним кто-нибудь замолвит словечко или пошлет спасение.

В следующую минуту он нервно затушил окурок и отправился спать, но спать не хотелось, лишь тяжелый сон нехотя бродил вокруг, да около, делая пребывание в постели невыносимым. «Все невыносимо! Вся моя жизнь!» - в отчаянии думал человек, который не мог уснуть, без толку метаясь по подушке. Мысли путались, он уже думал встать и выпить чего-нибудь, чтобы забыться, но на это не осталось сил. В конце концов, бессоннница все же отступила, и его сморил долгий глубокий сон.

Рассвет наступил внезапно. Сквозь неплотно закрытые шторы брезжила заря. Небо разъяснилось, и на далеком востоке вставало яркое румяное солнце. Человек в кровати заворочался, последние остатки сна исчезли с его ресниц, и он открыл глаза.

Здесь, в чужом безымянном городе, где никто тебя не знает, и где ты тоже можешь стать безымянным, так легко было прятаться от себя. Но отпуск подходил к концу, и нужно было возвращаться домой.

Валерий встал, выпил чашку крепкого кофе, вновь закурил. Оконные стекла, греясь под теплыми лучами солнца, начинали таять, и вместе с ними таял тот образ, что он вновь создал для себя. Он исчезал в бездне небытия – там же, где исчезли и сотни до него. Сегодня уже не было Валерия. Сегодня из кривых зеркал на мир смотрел сам Парабраман, еще не облеченный ни в какие одежды. И он подумал, что можно остаться собой всю длинную дорогу до дома.