Пролог

Николай Николаевич Королёв достал белоснежную скатерть и прижал её к лицу. Дивный запах чистого белья заполнил лёгкие свежестью и какой-то невесомостью. Сама материя, накрахмаленная до такой степени, что даже слегка похрустывала в руках, напоминала гладкую девичью кожу, прикоснувшись к которой невозможно оторваться. Он прижимал скатерть правой рукой, а затем левой, периодически подносил её к носу, вдыхая в себя свежесть.

Именно за этим занятием  его и застала жена, вошедшая в комнату.

– Что же ты скатерть мнёшь? – спросила она.

Но Николай Николаевич как будто не слышал её.

– Это лён, – сказала она. – Я сама люблю нюхать чистое бельё.

Супругу пришлось оторваться от скатерти и расстелить её на столе.

– Так и есть – помял, – улыбнулась жена. – Теперь подгладить надо.

Николай Николаевич достал чугунный утюг, отнёс его на кухню и вернулся в комнату.

– До сих пор не могу поверить в это чудо, – сказал он. – Вот так запросто пошёл на кухню, поставил на плиту утюг, и нет никаких соседей, и все конфорки свободны!

– Сейчас все заняты будут, – засмеялась жена.

Однако, вместо того, чтобы бежать на кухню и занимать свободные конфорки, она подошла к мужу и прижалась к нему.

– А помнишь, как мы с тобой начинали? – спросила она.

– Да, это был барак.

– Даже туалета не было.

– И, тем не менее, мы были счастливы!

– Машенька, а разве сейчас мы не счастливы?

– Конечно, счастливы!

– А ведь это только начало! У меня столько планов, столько идей! Мы будем жить ещё лучше, а когда состаримся, расскажем нашим внукам про барак, про то с чего всё начиналось.

– Да разве они поверят нам? Внуки будут жить уже при коммунизме!

– Должны поверить. Свою историю надо знать.

– И бараки?

– И бараки.

– Коля, а я так и не поняла, за что тебе дали такую шикарную отдельную квартиру?

– Не тебе, а нам.

– Формально нам, но все же понимают, что тебе. Кто я такая? Обыкновенная баба – таких, как я – миллионы.

– Я тоже обыкновенный.

– Ну, уж нет. Ты необыкновенный – ты гений.

– Какой же я гений? Гений это Чайковский, Моцарт, а я просто немного разбираюсь в шестерёнках.

– И за какие такие шестерёнки тебе отвалили такую квартиру?

Если алкоголику нежелательно говорить о водке, то изобретателю также опасно говорить о его изобретении. Он садится на своего конька и просто перестаёт себя контролировать.

Николай Николаевич достал лист бумаги, карандаш и стал рисовать поточную линию гальванического участка своего цеха.

– Смотри сюда, – показывал он Маше карандашом на схему, – так заготовки раньше поступали к ваннам с серной кислотой, а теперь…

Николай Николаевич говорил, говорил и говорил. Он так увлёкся, что совсем не заметил, что супруга его уже не слушает. Она с умилением смотрит на своего мужа и не может оторвать глаз.

– …таким образом, – продолжал Николай Николаевич, –  производительность труда увеличивается не в десять, а в сто раз! И всё благодаря этому редуктору. Конечно, в новых цехах его следует расположить не над ваннами с серной кислотой, а в стороне, но у нас цех старый. Нельзя же перестроить цех из-за какого-то редуктора?

Маша понимала, что если муж сейчас догадается, что его не слушают, то это сильно обидит изобретателя, поэтому она решила показать свою заинтересованность в рассказах мужа.

– А почему редуктор нельзя устанавливать над ваннами с кислотой? – спросила она.

– Ну, как же? Во-первых, детали редуктора будут разъедаться парами и его придётся часто ремонтировать.

– А во-вторых? – спросила Маша.

– А во-вторых его очень неудобно ремонтировать. Здесь расположен шибер, – Николай Николаевич указал карандашом на схему. – Если при ремонте включить вентиляцию, рычаг шибера сбросит ремонтников прямо в бак с кислотой.

– В таком случае надо просто отключить шибер.

– Молодец. Именно так мы и делаем: отключаем питание и вешаем на рубильник табличку: «Не включать – работают люди».

– В чём же тогда проблема? – улыбнулась Маша.

– Проблема в том, что незаряженное ружьё один раз в год стреляет, – ответил Николай Николаевич.

– Какое ружьё, причём тут ружьё?

Комната наполнилась неприятным запахом, шедшем из кухни.

– Я же про утюг забыл! – воскликнул Николай Николаевич.

Он убежал на кухню, а Маша поправила скатерть и стала готовиться к приёму гостей по случаю новоселья.

Глава 1

Дождавшись, когда жена ушла на кухню, Борисов взял карандаш, положил на стол измусоленный лист бумаги и начал писать. По виду этого измученного листка нетрудно было догадаться, что текст давался автору с большим трудом; предложения по нескольку раз были зачёркнуты, переписаны и снова зачёркнуты. В некоторых местах карандаш так впивался в бумагу, что оставлял после себя сквозные дыры. Это свидетельствовало о том, что автор сильно волновался, подбирая нужные выражения. Потные руки оставляли характерные следы и также указывали на волнение писателя.

Борисов заново перечитал написанное и решительно всё зачеркнул. Карандаш впился своим грифелем в рыхлое тело листка и начертал:

«Порочит своими высказываниями завоевания Революции».

Борисов отложил карандаш и задумался: «Порочит или парочит? Наверное – парочит, подумал автор. Он зачеркнул букву «о» в первом слове и поставил сверху букву «а».

«Опять неправильно. Вначале надо разъяснить, как он порочит, а потом уже делать вывод. Ничего страшного, потом отредактирую».

В комнату вошла жена. Борисов закрыл лист бумаги газетой и сделал вид, что читает статью.

–   Что-то интересное пишут? – спросила супруга.

– Нет. Всё, как всегда, – соврал Борисов.

– Зачем тогда читаешь?

– Мне на партбюро надо выступить.

– Делать вам нечего! От этой говорильни никакого толку нет. Толчёте воду в ступе.

– Ты своими высказываниями порочишь завоевания Революции.

Примерив на жену свою фразу, он с интересом стал наблюдать за её реакцией. Фраза действительно оказалась удачной: супруга поперхнулась, замолчала и уставилась испуганными глазами на мужа.

– Ты думай, что говоришь! – вымолвила она, приходя в себя.

– А что я такого сказал? – попытался исправить положение Борисов.

– За такие слова сейчас срок можно получить.

«Хорошо работает», – подумал Борисов.

– Кстати, а как пишется слово – порочить? Через «а» или через «о»?

Этот вопрос вывел жену из того жуткого состояния в которое её только что вогнал собственный супруг.

– Через «о», – облегчённо ответила она.

Жена задумалась на некоторое время и робко произнесла:

– Или через «а». А для чего тебе?

– Я же говорил, что должен выступить на партбюро. Хочу составить небольшой конспект.

– Ну, если это только для тебя, то какая разница через «о» или через «а»?

– Этот конспект будет проверять секретарь партбюро.

– А кто это у вас что-то порочит? – ехидно спросила жена.

Однако, взглянув на суровое лицо мужа, она пожалела, что задала этот вопрос.

– Я просто хотела сказать, что это слово можно заменить на другое –   глумится, например.

«Ну, уж нет! – подумал Борисов, – у «порочит» реакция уже проверена».

Супруга снова убежала на кухню, а Борисов продолжил думать о том, как нужно опорочить завоевания Революции, чтобы не просто поиметь неприятности, а обязательно присесть. И не просто присесть, а так, чтобы и семью выслали и конфисковали бы всё имущество. А ещё лучше бы расстреляли, тогда возврата не будет ни при каких обстоятельствах.

В комнату снова вошла жена. Поняв, что ему сегодня так и не дадут сосредоточиться, Борисов положил свой замусоленный листок в карман и тяжело вздохнул.

– Да, да, потом допишешь свой конспект, – сказала она. – Вернёмся из гостей и допишешь.

Борисов, вспомнив, что ему предстоит сегодня идти в гости, состроил недовольную гримасу.

– Что поделать, он твой начальник. Хочешь не хочешь, а надо идти, – попыталась успокоить супруга.

– Если честно, то не хочу, – признался Борисов.

– Когда-нибудь и ты станешь начальником, и твои подчинённые тоже будут приходить к нам независимо от того, хотят они этого или нет.

Борисов поднялся со стула, подошёл к старому шифоньеру, который знавал ещё царские времена и хотел было достать рубашку, но тот опередил его. Дверца со страшным скрипом открылась и ударила хозяина по лбу.

– Я рубашку тебе уже достала, – улыбнулась жена.

Она взяла со стула рубашку с галстуком и подошла к Борисову.

– А это ещё зачем? – возмутился он, увидев галстук.

– Это обязательно, – встала на защиту галстука супруга. – Там будет всё начальство.

– И что из того?

– Ты же не хочешь, чтобы тебя воспринимали, как работягу?

– А что в этом плохого?

– Хорошо это или плохо, пусть разъясняют в твоём партбюро.

– Опять из тебя контрреволюция прёт!

– Ничего из меня, кроме расчёта и жизненного опыта не прёт, – слегка обиделась супруга.

– И что же жизненный опыт тебе подсказывает?

– Он подсказывает, что ты из класса рабочих и крестьян должен перейти в класс аристократии.

– Какой, какой? Что-то я не слышал о таком классе! Вернее слышал, но насколько я помню, этому классу голову свернули ещё в семнадцатом.

– В семнадцатом голову свернули князьям да графьям. Что же касается аристократии, то она как была, так и осталась. Просто она теперь родом не из князей, а из рабочих и крестьян.

Борисов хотел было возразить супруге, но не нашёл подходящих аргументов. Он взял рубашку, надел её и попытался завязать галстук, но тот, проклятый, никак не давался.

– Дай сюда, – супруга выдернула из рук Борисова галстук, быстро завязала его на шее у мужа и развернула супруга к зеркалу.

Действительно галстук был завязан безукоризненно.

– Где ты так научилась? – удивился Борисов.

– Ты идёшь к своей цели своим путём, а я своим.

Борисов попытался понять, что сказала жена, но так и не понял.

– Может быть, кто-то и идёт к своей цели, а мы с тобой идём к Королёвым.

– А это и есть путь к нашей цели. Ты адрес не забыл? Он же новоселье будет отмечать по новому адресу.

– Не забыл, – скрипнул зубами муж. – Это надо же, отдельную квартиру получил! За что? За какие такие подвиги? Я бы ему за одну только фамилию не дал.

– Королёв не Царёв, усмехнулась супруга.

– А жаль, что не Царёв. Так бы его за одну фамилию к стенке можно было поставить.

– Времена меняются – продолжала жена, – теперь фамилия мало что значит.

– А жаль! Я бы не только Королёвых, но и Царёвых, Князевых, Графовых, Боярских – всех бы без всякого разбора за одну только фамилию...

Борисов сжал в руке воображаемую саблю и так резко и сильно махнул ей, что  одного удара было достаточно для обезглавливания всех перечисленных фамилий сразу. К сожалению, сила удара была настолько велика, что её хватило не только на ни в чём не повинных людей, но и на стеклянную банку, которая выполняла роль цветочной вазы. Рука Борисова, разбив её вдребезги, моментально обагрилась кровью, которая испачкала только что повязанный супругой галстук.

– Ты зависть свою поунял бы! – крикнула жена. – Где я тебе другой галстук возьму?

– А причём тут зависть?

– Вот только передо мной не надо свою пролетарскую принципиальность демонстрировать. Думаешь, я сама не хочу в отдельной квартире жить? Эта ваша коммуна вот здесь сидит! – Супруга провела ладонью по горлу так выразительно, что её голова чуть было не отлетела к тем, которые только что отрубил её муж.

– Не переживай, – стал успокаивать её Борисов, – твои аристократы даже внимания не обратят, что я без галстука.

***

Квартира Коралёва действительно была хорошей. Борисов сидел рядом со своей женой за общим столом и пытался найти в новом жилище начальника хоть какой-то изъян. Он уже несколько раз обводил глазами комнату, выходил под разными предлогами в коридор, но никаких изъянов так и не нашёл. Можно было конечно придраться к слишком высоким потолкам, к совершенно неоправданной излишней площади, но к Королёву это никак нельзя было прицепить – ни он же выбирал себе эту квартиру? Её дала партия, а стало быть, ни мещанство, ни буржуазное растление сюда не применить. Он стал рассматривать гостей, теша себя надеждой найти в них что-нибудь порочное, но и тут всё было в норме. Лишь один человек несколько отличался от основной массы гостей. Борисов попытался определить в чём именно состояли отличия, но на ум ничего не приходило.  Одет примерно также как все, лицо явно пролетарское, но чем-то он всё-таки отличался от гостей. Раньше Борисов его никогда не видел. Наконец отличительная черта была найдена – на незнакомце, также, как и на нём, не было галстука.

Разглядывая гостя, Борисов на мгновение упустил из-под контроля общую картину застолья. А именно в это время хозяин налил в свою стопку водки до самого верха, выждал, чтобы все гости последовали его примеру, и провозгласил тост:

– За нашего любимого вождя всех времён и народов – товарища Сталина!

Борисов смотрел на незнакомца, который чем-то нравился ему. Вот он налил в свою гранёную стопку водку, аккуратно поднял её, чтобы не пролить ни одной капли и выпил. При этом ни один мускул не дрогнул на его лице.

«По-нашему, по-рабочему, – отметил про себя Борисов».

Сильный удар в бок заставил прервать наблюдения. Жена наклонилась к самому уху и злобно прошипела:

– За товарища Сталина пьют!

Она ещё раз ударила супруга своим маленьким, но остреньким локотком по рёбрам.

В испуге Борисов схватил свою стопку, дрожащей рукой, налил в неё водку и быстро выпил. При этом как минимум половину стопки он расплескал на белоснежную скатерть. От этого его руки стали трястись ещё больше. Он не мог поднять своих глаз и посмотреть на гостей.

«А вдруг они заметили, что я не стал пить за Сталина? А вдруг все увидели, что я выплеснул водку на стол вместо того, чтобы выпить её залпом?»

Преодолевая почти животный страх, Борисов поднял глаза и взглянул на гостей: К счастью, его выходку никто не заметил – гости закусывали водочку, не обращая на него никакого внимания.

«Пронесло! – подумал он облегчённо». Взгляд напоследок как-то сам упал на незнакомца. Тот хитро посмотрел на Борисова и подмигнул ему.

«Заметил! – упал духом Борисов».

Локоть жены опять впился в рёбра.

– Надо напоить его, чтобы всё забыл, – прошипела супруга.

Борисов посмотрел на незнакомца. Тот наполнил свою стопку и ответил вопросительным взглядом.

– За товарища Сталина! – сказал Борисов так, чтобы это мог услышать только незнакомец.

– Лучше поздно, чем никогда, – ответил тот и опрокинул стопку.

И опять на его лице не дрогнул ни один мускул.

«Здорово пьёт! – отметил Борисов».

Локоть жены впился в бок.

– Пей!

Он выпил и посмотрел на незнакомца. Тот улыбнулся взгляду и заполнил свою стопку доверху. Борисов с надеждой посмотрел на супругу, но она вместо ответа всунула ему в руку такую же наполненную стопку. Борисов обречённо вздохнул и выпил. Супруга снова наполнила стопку и всунула её в руку.

После пятнадцати минут таких упражнений со стопками голова Борисова полностью освободилась не только от страха, но и от всех предрассудков. Ему стало легко и свободно. Ноги, которые только что были налиты свинцом, неожиданно помолодев, потребовали движения. Он посмотрел на незнакомца и понял, что им владели точно такие же чувства.

Борисов снова наполнил стопку, встал со стула и подошёл к незнакомцу.

– Ты кто? – спросил он.

– А ты? – ответил тот.

– Я Борисов.

– Тогда выпьем за знакомство!

Водка устремилась в стопки, и уже никто не обращал внимание, что большая её часть лилась на скатерть. Да при чём тут скатерть? Ведь необходимая доза спирта попала в кровь и уже не человек руководил этим коварным напитком, а напиток увлекал своих рабов в безумный водоворот из которого не каждому удаётся выбраться.

Незнакомец вышел из-за стола и звучно топнул ногой.

– Эх, мать! – Громко выкрикнул он и залихватски шлёпнул себя ладонями по груди и ляжкам.

– Частушки, частушки! – послышались радостные голоса гостей.

Откуда-то появилась гармошка, которая вонзилась в уши своим пронзительным визгом. Борисов не успел ещё ничего сообразить, а незнакомец уже лихо отплясывал в такт гармони. Ему видимо было мало, и поэтому он решил украсить свой танец куплетами. Незатейливые четверостишья полились таким потоком, что могли сравниться, разве что, с водопадом.

Однако не мог же Борисов уступить незнакомцу? Он попробовал что-то сплясать, но получилось скорее смешно, чем выразительно. Борисов хотел вспомнить хотя бы одну частушку, но на ум ничего не приходило. Он собрал всю свою волю, всю силу и вложил в память, которая ещё не успела подчиниться винным парам. Нога громко топнула, ладоши хлопнули по груди, и он выкрикнул:

– Эх, огурчики да помидорчики,

А Сталин Кирова пришиб в коридорчике!

Гармонь, словно подавившись острой костью, поперхнулась и замолчала. Жена, которая стояла рядом и улыбалась, отшатнулась от Борисова, будто тот внезапно стал прокажённым. Что же касается гостей и самого хозяина, то они просто потеряли дар речи.

Толи от осознания случившегося, толи напротив от полного непонимания ситуации, а может быть, просто от чрезмерной дозы водки, Борисов как-то глупо улыбнулся, повалился на пол и захрапел.

Обычно после лихой попойки, просыпаясь утром, человек с трудом понимает, что приключилось с ним накануне. Испив рассольчика, или скушав что-нибудь остренькое, а ещё лучше опохмелившись, искатель острых ощущений с явным удовольствием выслушивает рассказы свидетелей о своих приключениях. При этом чем нереальней рассказы, тем слушателю приятней. Дойдя до полной несуразицы, рассказчики надевали на своего героя венец уже не человека, а как минимум полубога, ибо нормальный человек совершить такое просто не может.

Проснувшись рано утром, Борисов по обыкновению испил рассольчика и стал искать жену, чтобы услышать из её уст рассказ проливающий бальзам на своё сердце.  Увы, её нигде не было. По мере прояснения сознания в голову стали лезть мысли настолько бредовые, что сердце замедляло своё биение и бледные, как мел руки начинали трястись в какой-то непонятной лихорадке. Борисов, оценив обстановку, подошёл к буфету, достал початую бутылку водки и отхлебнул глоток. Проверенный годами приём не сработал: страшные мысли продолжали лезть в голову. Борисов достал стакан и заполнил его на четверть водкой.

– Ты что же это делаешь!? – услышал он голос супруги.

Та, войдя в комнату, обожгла мужа испепеляющим взглядом.

– Тебе вчерашнего мало?

– А что было вчера? – робко спросил он.

Протрезвевшая голова уже осознавала тот ужас, в котором оказался её хозяин, но поверить в это ещё не могла.

– И ты ещё спрашиваешь?

– Неужели я…

Борисов не договорил, закрыл руками лицо и замолчал.

– Ну, ни я же? – спросила жена.

Эмоциональный стресс достиг апогея и вырвался наружу.

– Это не я! – проскулил Борисов.

 – А кто же? – ответила жена.

Борисов снова закрыл лицо руками и замолчал.

 – А кто же? – не успокаивалась жена. – Теперь не только тебя, но и меня по твоей милости…

Теперь уже жена закрыла лицо и замолчала.

– Это не я, – прошептал Борисов. – Это он.

Супруга открыла лицо и вопросительно посмотрела на мужа.

– Но ведь все видели! – всхлипывала жена уже сквозь слёзы.

– Надо сделать так, чтобы все видели, что это сделал он.

Слёзы на женских щеках моментально высохли.

– Сколько у нас времени? – спросил Борисов.

– Они приходят забирать по ночам, – ответила жена.

– Надо чтобы его арестовали первым.

– Почему?

– Там были его подчинённые. Без ведома начальства они ничего не посмеют сделать.

– Но их будут допрашивать!

– Сначала с ними поговорю я, а потом пусть допрашивают. После того, как его арестуют, начальником буду я.

– Там были его родственники.

– Кто же поверит родственникам?

– Но там был и тот, который споил тебя.

– Кто он?

– Это шофёр директора завода. Он привёз поздравление от руководства.

– Возьмёшь его на себя, – не столько попросил, сколько приказал Борисов.

– Я? – удивилась жена.

– Ну, ни я же?