Глава 1

     День выдался невесёлым и хлопотным. А ещё эта жара! Кажется, от земли волнами поднимается раскалённый воздух. Галина закончила стирать и вывесила во дворе бельё, когда на  мотоцикле приехал брат мужа.

   – Обедать будешь? Иди, только не шуми. Юре в ночную, спит.

   – Тороплюсь, договорились с другом покататься, надо  колёса подкачать.

     Только Саша скрылся в гараже, стукнула калитка. Обернувшись, Галина увидела маленькую, стройную, с холодным взглядом голубых глаз свою одноклассницу. Улыбаясь, помахала ей рукой.

   – Привет, подруга!

     С  Мариной последнее время что-то происходило. С  каждым днём она становилась всё угрюмее и раздражительнее. После практики домой не поехала. Сейчас ответила Гале с намеренной резкостью:

   – Привет! А выпить нет?

   – Это шутка?

   – Нет. Телеграмму неделю назад получила. Боря мой женился. Вещи прислал. Обидно, жить не хочется. С  восьмого класса только на него и смотрела. 

   – А замуж после школы зачем за другого выскочила?

   – Думала, больше не увидимся. Случайно встретила и как с ума сошла. Про Валеру ни разу не вспомнила. Расставались, поезд тронулся, он мне руку протянул. Схватила и запрыгнула в тамбур.  Обняла крепко. А он поцеловал, спрашивает: «Что, Мариночка, ни секунды без меня прожить не можешь? Ты самая непредсказуемая женщина на свете». Он никого в свою жизнь не звал, просто хотел  попрощаться. Правда, первое время уговаривал с Валеркой развестись. Два года  я для него чужая жена.  Нельзя было Бориса одного оставлять. Больно мне, будто навсегда окаменела. Никто, кроме него, не нужен. Сама не знаю почему, но поверь, это так и есть. Борис, провожая учиться, говорил: «Что бы ни случилось, помни, ты для меня одна-единственная». Поверь, и он моя судьба, хочу быть только с ним. Ни есть, ни спать не могу, обида грызёт. Тяжело. Ещё эта безжалостная жара. – Марина говорила, а у неё дрожали и как-то странно кривились губы. Глаза  были, как у мёртвой. Галя, чувствуя тяжёлое и непривычное чувство жалости, сказала:

   – Не знаю, чем тебе помочь, а выпить есть. Пойдём. Только тихо, Юра спит.

     Марина подняла на неё  пустые и холодные глаза.

   – Если всё кончено, так тому и быть. Умереть  хочется.  Большего горя уже не испытаю, хоть сто лет проживу. Когда в поезд запрыгнула, переступила порог прежней жизни, а теперь он меня через него выкинул.  В тамбуре обняла,  думала только об одном, что добилась,  и целует он меня по-настоящему. Не стало пути назад и не надо, ничего не надо, только бы это длилось вечно.  Дура, просто идиотка.  Унижалась и боялась его потерять. – Выглядела она холодной и бесстрастной, но руки сжимались в кулаки. Во взгляде мелькнул холодный расчёт. Мелькнул и погас.

     Галя подумала, что почудилось. Показалось, что Марина скоро перешагнёт барьер. Собирается что-то нарушить. Освобождаясь от морока, встряхнула головой. И открыла дверь в арендуемую ими времянку.

   – Заходи. Сейчас супчик разогрею.

     Галя достала из подпола нераспечатанную бутылку «Столичной».  Обтёрла от пыли, поставила на стол и ушла на кухню.  Стукнула дверь, зашёл  за шлёмом Саша. Ему нравилась Марина, и он, гордясь, что всего в городе два мотоцикла Ява, часто приглашал её кататься. Даже собирался достать ей мотоциклетный шлём.

   – Саша, а я тебя жду. Поехали?

   – Поехали.

   – Куда вы? Пообедаете и катайтесь сколько угодно.

      Марина с Сашей вышли на улицу. А Галя, увидев пустую бутылку «Столичной», кинулась за ними. Мотор работал, и Саша, закрывая ворота, ничего  не слышал.

   – Саша, она пьяная!  Бутылку водки выпила. Бутылку!

     Марина тряхнула своими роскошными волосами и, глядя ей в глаза, похлопала Сашу  по плечу, крикнула:

   – Пошли они все на!.. Поехали!

     Галя в одиночестве пообедала. Услышав далёкий раскат грома, вышла на улицу. Небо заволокло. Тучи сгущались. Свинцово-серые, они висели уже над времянкой. Воздух напряжённо замер, как всегда бывает перед грозой. Ей казалось, что надвигается беда. Что-то злое нависло над городом и готово обрушиться. Галя никогда не испытывала никаких предчувствий. Всю эту сверхъестественную муть не признавала. Но интуиции доверяла. Ей нужно было куда-то торопиться. Медлить нельзя. Она прислушалась к приближающимся раскатам грома. А свинцовые тучи наваливались на солнце со всех сторон, раньше срока погружая землю во мрак. Далеко на севере сверкали молнии. Близилась буря. В калитку позвонили. Галя открыла и, увидев Сашин мотоцикл, побелевшими губами спросила:

   – Кто?

   – Марина. Мы мотоцикл привезли. Сашу  милиция забрала.

     А вокруг творилось что-то невообразимое. Оглушительно грохотал гром. Молнии освещали землю призрачным неживым светом. По всему двору валялось сорванное с прищепок бешеным ветром не досохшее бельё. Галя говорила себе, что вовсе не намерена реветь. Это всё дождь. Его капли текут по щекам, стекают с носа, и она облизывает солёные губы. Из дверей дома выглянула хозяйка. Стараясь пробиться через рёв бури, крикнула:

   – Ты чего на улице? Бельё всё равно стирать заново. Потом соберём.   Заходи, чай попьём.

     Галя неторопливо пила чай с малиновым вареньем, и хотя пульс продолжал судорожно биться, сумасшедшее сердцебиение постепенно успокаивалось. У хозяйки было длинное имя Эльвира, но  она была молодой, не замужем, и Галины подруги звали её Эля. Она принесла полотенце, стереть текущую по щекам от дождя тушь, и поняла, что Галя всхлипывает.

   – Ты чего? Про твоего Юрку соседи рассказали?

   – Что рассказали? 

   – Вышла замуж – стереги мужа. Пока ты к маме ездишь, Юрка со всеми твоими подругами переспал.

     Что-то влажное смочило щёки, и Галя с удивлением поняла, что опять плачет. Старается, но  не может сдержать слёз.

   – Эля, потом разберёмся. Маринка погибла, – сердце болезненно сжалось, а на глазах вновь заблестели слёзы, – пока ничего не знаю, парни мотоцикл привезли, а Саша в милиции. Марине только двадцать исполнилось. Этого просто не должно было случиться. Пойду своего будить, надо в отделение ехать.

     Встав из-за стола, Галя расправила плечи и приказала себе не раскисать. Сейчас должна быть особенно сильной. Но по спине пробежал холодок, будто кто-то коснулся её ледяными пальцами. Она перебежала под проливным дождём двор и остановилась перед дверью. Надо заходить, сейчас не до разборок. Девчонки здесь ни при чём, они чужие. А вот он сжимал их в объятиях, целовал, говорил то, что говорят в таких случаях. Ну  и что? Так случается часто. Но не с ней. С ней это в первый раз. Гале стало душно. Муж переполнен тайнами и ложью. Зачем ей бессмысленное сожаление о прошлом? Их отношения и стали этим прошлым. Пересилив себя, она толкнула дверь.

   – Вставай. Сашу задержала милиция, а Марина погибла. Поехали, узнаем что случилось. До твоей смены успеем.

   – Что ты болтаешь? За что задержали? Иди, посиди со мной.  Не могу спросонья ничего  сообразить.

     Галя, хотя её гордость и получила серьёзный удар, надеялась, что не расклеится и не разревётся. Но гнев и боль сдержать не смогла:

    – Я ничего не имею против круглых дур. Они, как и мужчины, что их предпочитают, имеют полное право на место под солнцем. Но я пополнять их число не хочу. Выходит, что я, когда тебе верила, тоже была дура и бездарная идиотка. Ты спал с моими подругами. Это безнравственно.

   – Безнравственно воровать, а любить, совсем не безнравственно. Я не могу тебе это объяснить.

   – А ты попробуй!

     В Галином голосе больше не слышалось боли, только гнев.

   – Такие маленькие приключения украшают жизнь. Ты же не переживаешь, когда вянут цветы? Просто выбрасываешь и забываешь. Ты сама не такая же? Только честно. А подружки у тебя все красивые. Приходили сами. Я их не звал, но и не выгонял. Может, хоть сейчас скажешь, куда каждые выходные ездила?

     Он говорил с ней, как с посторонним человеком. Обсуждал интимные и деликатные моменты встреч с её подругами. Галя слушала, и её до костей  пробирало чувство стыда. С этим человеком она прожила два года. Это он может говорить так  жестоко и мёрзко, издеваться над ней так изощрённо. Муж не считался ни с чьими чувствами и желаниями, кроме собственных. Встречаясь с её подругами, преспокойно жил с ней дальше. Как они, наверное, потешались над ней. Все его слова о любви – это пустое. Главное – поступки. Она вспомнила, как он однажды сказал:

   – Ты любишь меня. Я люблю тебя. Но мы свободные люди.

     Это и была его полуправда. Прежде она никогда так не нервничала. Когда Юрий пошёл одеваться, Галя проводила его пристальным и недобрым взглядом. А если бы взгляд мог убивать, он бы ещё час назад лежал бездыханный.

     Глава 2

     На месте дежурного в милиции сидела тощая девица. С лошадиным лицом и унылыми длинными волосами, имеющими слабое представление о расчёске. Обратился  к ней Юрий. Увидев его карие под девичьими ресницами глаза и растрёпанные ветром светлые кудри, девица встрепенулась и сосредоточенно начала загибать пальцы.

   – Во-первых, Васильев не задержан. С него взяли подписку о невыезде. Во-вторых, он сам  в милицию пришёл. В-третьих,  пытался потерпевшую доставить в больницу. Остановил самосвал, но она по дороге  умерла. Взяли с него подписку о невыезде, а он не уходит. Глаза пустые. Рабочий день кончается,  мне одной  с ним оставаться страшно. Проходите дальше по коридору, сами увидите.

     Саша  неподвижно сидел рядом с дверью следователя Звягина. Казалось, брата с Галей он не видит. Но у него нервно задёргался угол рта, и Саша, глядя мимо них, сказал:

   – Груди у неё были маленькие, твёрдые. Она меня за шею обхватила, прижалась. Я и сомлел.  Не сразу понял, что падает. Затормозил, с асфальта съехал, и к ней. Платье как сумасшедший разорвал. Дышит!  Ран не вижу, а кровь откуда-то хлещет. Понял, когда волосы намокли. Марина затылок разбила, упала на кромку запёкшегося асфальта. Остановил самосвал, в больницу повезли. На моих коленях умирала. Взгляд  перед смертью стекленеть начал. Казалась,  моих глаз чья-то ледяная рука касалась…  Смотрел, насмотреться не мог. Прощался. Красивая, потрясающая женщина! Маринка остыла давно, а я весь в её крови. – Саша провёл рукой по задубевшей куртке, и она зашуршала. Он со стоном вздохнул, откашлялся и уже совершенно спокойно сказал, – она мне не просто нравилась. Я её любил. – Саша буквально ошеломил Галю этим переходом из одного состояния в другое. – Пойдёмте где-нибудь поужинаем. В такие страшные и отчаянные моменты становлюсь зверски голодным. Когда в Венгрии служил, приказали танками мирную  демонстрацию давить. Дети, женщины маленьких в колясках везут. За  невыполнение приказа расстрел. Галя, не смотри на меня, как на монстра. Да, глаза закрыл и ехал. Потом всех водителей рвало, а я, признаться, боялся, что меня невыносимый голод мучит.

   – Поехали к нам. Сейчас от дежурной диспетчеру позвоню, пусть на утро мою смену перенесёт.

     В автобусе шли разговоры о том, что в больших реках, окружающих город, прибывает вода. Всех преследовало неприятное чувство тревоги. Над людьми витало что-то недосказанное. Странное смутное беспокойство. Галя скептически хмыкнула. Она  ещё утром слышала по радио, что дамбу укрепляют мешками с песком. Этой весной военные разбили палатки за железнодорожной больницей. Привезли  тяжёлую технику. Сказали, что они  наводнения не допустят. Какой  страх, какая тревога? Свято верила, что там люди,  отвечающие  за город, и ничего не случится. 

     Выйдя на своей остановке, увидели, что у  калитки приткнулся  милицейский уазик. Хозяйка с двумя мужчинами стояла  у открытых настежь дверей времянки и что-то объясняла. Мужчины остановились, а Галя шагнула вперёд.

   – Погоди, Эля, я всё по порядку расскажу.

     Молоденький  лейтенант, сурово нахмурившись, спросил:

   – А при чём здесь порядок? Мы бутылку на экспертизу возьмём.

   – Берите. Мы с Мариной вдвоём были, Саша в гараже с мотоциклом возился. Юре в ночь, он спал. Бутылка с водкой давно стояла, запылилась. Я на кухню пошла, а бутылку протёрла, на стол поставила. Там только её отпечатки, Маринины. Больше к ней никто не прикасался. Саша дальше двери не проходил. Он только вошёл, она сразу сказала: «Тебя жду. Поехали». Катались они часто, а то, что Марина всю водку из горлышка выпила, он не видел. И я не сразу поняла, что  бутылка пустая. Выбежала, закричала.  А Саша уже в шлёме, не услышал.

     Галя вспомнила, как Марина, будто от чего-то освобождаясь, тряхнула гривой густых пепельных волос, послала всех подальше и похлопала Сашу по плечу.

   – Мотоцикл увезли на экспертизу, а вам, Васильев, придётся проехать с нами. Надеюсь, ваша хозяйка подтвердит, что не вы напоили девушку.

   – Я домой не заезжал, парни ждали. Вместе катаемся. И мотоцикл они привезли.

   – Прямо сейчас  и спросим, поехали.

     Галю ночью разбудило вдруг заговорившее радио. Почти сразу завыли сирены, загудели паровозы.   Вторя этой какофонии, во дворе суматошно кричала Эля:

   – Галя, Юра, вставайте! Просыпайтесь!

     В панике от криков и сирен Галя спрыгнула с кровати и оказалась по колено в воде. В какое-то мгновение она чуть не упала. Схватилась за изголовье, прижалась к нему. Будто проснулась в кошмарном сне. Но ничего не изменилось. Вода неумолимо поднималась. В темноте Галя ничего не видела. Юрий сразу вышел, а она, борясь с ужасом, ощупью сняла с плечиков костюм. Натянула прямо на ночную сорочку. Схватила на шифоньере коробку со свадебными туфлями, побежала к двери. Она не открылась. А вода уже поднималась по бёдрам. В ушах стоял нарастающий гул. Скоро вода поглотит её  целиком, и Галя закричала:

   – Юра! Юра!

     Она звала вновь и вновь, пока не раздался звон разбитого стекла, и её буквально вытолкнуло в вырванную раму ему навстречу. Дверь придавили остатки забора, по ним они поднялись на крышу. Небо на востоке начинало сереть. Стало видно, как по бывшим улицам вода несёт брёвна, доски, плывущих коров и свиней. Огромный широкий грязный поток снёс все изгороди, сараи. А их времянку разломило напополам, и по бывшему огороду стремительно понеслись их вещи. Клокочущая, мощно вскипающая, пахнущая бензином и соляркой вода прорвалась совсем с другой стороны. С тыла, напишут в местных газетах. Маленькая, безопасная на вид речушка затопила ночью до крыш район Заготзерно. В частном секторе, где Галя с Юрой снимали времянку, многие держали скот. Эля, не зная, что коровы и свиньи великолепно плавают, затащила в дом годовалого поросёнка. Когда вода скрыла окна, она тихо заплакала. Будто знала, что устроив в доме погром, поросёнок захлебнулся на печи. А вода всё прибывала. Несла целые семейства крыс. Сидели они на досках, брёвнах. Одна забралась на стол, рядом с закрытой вышитой салфеткой хлебницей. Проплыли две в тазике. Перекрывая рёв воды, отчаянно  прося о помощи, закричала женщина. Запахло гарью. Галя видела, как она затаскивала на сени коляску с ребёнком. Прижимая к груди белый комочек, машинально качая пустую коляску, женщина истошно кричала. Выбираясь на крышу, не погасила свет. Он ещё горел, но горел и дом. Огонь жадно лизал крышу сеней, а когда на женщине загорелась одежда, она упала на коляску, и всё поглотило пламя. Галя в который раз за эти страшные сутки ощутила боль. Такую сильную, что, задыхаясь, заткнула уши и закрыла глаза. А дом уже горел огромным факелом. Было странно видеть этот непотухающий костёр, омываемый ревущими волнами.

     Когда появились вертолёты, над затопленным городом вставало солнце. Военные выкидывали десантные лодки, они в воздухе раскрывались и касались воды уже готовым плавсредством.  Гражданские вертолёты зависали над крышами, и люди поднимались по верёвочным лестницам. Город не был готов к этому испытанию. Гале хотелось бежать отсюда, бежать без оглядки. Её не покидало тяжёлое и неприятное чувство. Не страх, но что-то сродни страху. Вода закрыла почти весь конёк крыши и прибывать перестала. К ним подплыла лодка. Эля покидать свой дом отказалась, а Галю с Юрой здесь больше ничего не держало. Юрий только сейчас сообразил, что на работу придёт в одних трусах. Больше у него ничего не осталось. Ухватив торчащий из-под Галиной грязной, пахнущей бензином  юбки подол ночной сорочки, с треском оторвал его и выбросил в воду. Она, не понимая, зачем это делает, вынула из коробки белые на высокой шпильке туфли и, надев их на грязные ноги, выпрямила спину. Галя знала, что стала другой. Наивная девочка, фыркнувшая вчера в автобусе на глупые, как ей казалось, разговоры, перестала существовать. Лодка причалила к высокому мосту через железную дорогу. Юра работал на посту ЭЦ и убежал, не прощаясь. Она выходила последней. Военный, подавая ей руку, рассмеялся.

   – Девушка, вы с танцев?

     Шагнув в воду, несмотря на страшную усталость и пережитые потрясения, Галя, глянув на туфли, невольно расплылась в  улыбке.

   – Уже нет.  Я в мазуте с головы до ног. Наверное, где-то нефтебазу размыло. – Махнула вдоль бывшей дороги рукой. – Автобус затопило, а огонь в салоне горит?

   – Горит, думали, успеем людей вывезти. Первый вал высотой до двух метров на город обрушился. Иди садись, машина последняя.

   – Последняя? На мосту людей полно, брезентом что-то накрыто.

   – Любопытная ты. Поторапливайся. А толпа могла с балконов смотреть, как Заготзерно топит. Набежали.

     Военные всем помогали подниматься в кузов Урала, оборудованный скамейками. Галя села рядом с женщиной в белом халате, качающей на коленях маленькую девочку. Предложила:

   – Вы устали, давайте  подержу.

   – Нет. Нет. Я сама.

     Женщина изо всех сил старалась говорить без лишних эмоций, но она была страшно подавлена и расстроена. После первых слов, Галя поняла, что внутри её разрывает на части.

   – Сирены заревели, я сразу на скорой помощи выехала. Мама инвалид, почти не ходит. Сыну семь лет. А ей три годика. Вчера исполнилось…

     Она помолчала и, покачивая мёртвую дочку, тихо безнадёжно сказала:

   – Не смогли они Олечку на крышу поднять. Она пижамкой за скобу в сенях зацепилась.  Когда их с крыши снимали, мама упросила солдат баграми поискать.

     Горечь, душившая её, когда-нибудь выльется слезами. Но сейчас глаза были сухими. Мать с сыном сидели рядом. Наверное, женщине пришлось призвать всю силу воли, чтобы не видеть умоляющих о прощении глаз матери. Галя почувствовала мучительную боль в сердце. Перед глазами  встали события этой ночи. Обида на Юрия рядом с настоящим горем сжалась в маленький комочек и стала не стоящей внимания. Конечно, вмиг перестать переживать не получится, но её душа уже пришла в движение. Она перестанет накручивать себя и успокоится. Будет мыслить здраво. Не принял он её всерьёз как жену. Сама виновата. Надо было подружек, переживая, что они в общежитии оголодали, в гости  не приглашать. Правильно говорят, что чем добрее душа, тем сложнее судьба.

     Им повезло, что «Урал» машина с высокими колёсами. Не успели съехать с моста, как вода прорвала железную дорогу и устремилась в город. Пока она подмывала насыпь, спеша расширить себе русло,  успели доехать до железнодорожного вокзала. По расписанию должен был отправиться поезд на Москву, и пассажиры, привлечённые невиданным зрелищем, столпились на привокзальной площади. Помочь спуститься из кузова желающих не было. Наоборот, отошли подальше, чтобы не измазаться о полуодетых грязных людей. Шутили.

   – Погорельцев привезли. Чумазые,  мазутом пожар тушили.  Аполлоны с животами в одних трусах, тётки раздетые. У вас там что, оргия была?

     Когда заговорило железнодорожное радио, смех как по волшебству стих и все, недоумевая, ринулись на перрон.

   – Производится посадка на московский поезд. Через 15 минут состав отправляется. Пойдёт через Тайшет. Сразу начнётся посадка на пригородную электричку

     Галя приняла у соседки мёртвую дочку. Держала, пока мужчины помогали всем спуститься из кузова. Женщина, снова крепко прижав к себе дочь, достала из кармана халата мелочь и подала Гале.

   – Бери, больше нет. – Она махнула рукой. – Мне в тот дом, брат на третьем этаже живёт.

Площадь давно опустела. На первом пути стоял поезд на Москву. На втором электричка, а на остальных  ещё были видны рельсы, но между ними плескалась, прибывая, вода. Пассажиры, не обращая внимания на уговоры проводниц, отталкивая друг друга, штурмовали московский поезд. Гале это напомнило военные фильмы. Гражданские поезда пропускали воинские эшелоны и шли без расписания.

     Состав на Москву ушёл. А Галя  втиснулась в быстро набирающую ход электричку. Прижатая к двери в тамбуре, видела, как вода заполняет город.    На берегу Енисея  столпились люди.  Смотрели  на грязную, несущуюся  беснуясь мимо них воду.  Электричка, зашла на мост, когда вода,  накопившаяся где-то в верховьях Саян, смыла преграду. Волна  больше метра высотой выплеснулась на берег и стала растекаться по улицам. Галя успела увидеть, как люди пытаясь спастись, лезли на столбы, укрепляющие дамбу.

     Билеты никто не проверял. По местному радио объявили, что можно ехать бесплатно. С каждой остановкой в вагоне становилось свободнее. После Карагино Галя смогла сесть. Когда мужчина отодвинулся от неё подальше, подняла на него удивлённый взгляд. Оглядела пассажиров и поняла, что она в вагоне самая грязная. Видимо, те, кто тонул с ней вместе, сошли. В одежде, напоминающей замызганную половую тряпку, с запахом солярки, бензина, перегоревшего мазута, Галя походила на бичиху. Она опять хмыкнула. Кончилась её наивная жизнь. Растаяла в дыму и пламени, поглотившем женщину с ребёнком. Похоже, судьба сделала крутой поворот. Под очарованием её мужа прятались предательство, лживость и вероломство. Можно уходить от него с лёгким сердцем. Бросить ненавистный ей пединститут. Наводнение помогло разорвать этот круг. Не осталось ничего. Ни вещей, ни документов. Убаюканная стуком колёс и мерным покачиванием вагона,  задремала. Городок, где жили родители, небольшой. Знакомые лица давно примелькались. Водитель автобуса в ответ на просьбу Гали остановиться у дома согласно кивнул. Запах мазута и грязная одежда говорили сами за себя. Случилось что-то серьёзное.