Бичевоз

Прошло несколько лет, как снял я военную форму, но всё чаще снится мне армия. Снится далёкий наш посёлок, работа, снятся друзья...

...Я сижу на боковом месте в общем вагоне в поезде, прозванным, как я позже узнал, «бичевозом», и пытаюсь в темноте ночи разглядеть хоть что-нибудь. Но за окном лишь смутно проглядывают чёрные контуры деревьев и нет никаких признаков жилья человека. Сходить мне на станции с якутским названием, которое я никак не могу запомнить. Прошло трое суток, как я выехал из дома. Позади остались большие города и посёлки, позади остались два штаба, две высшие инстанции, где решалась моя судьба на эти долгие два года. Там мне определили должность — заместитель командира роты по технической части, и там же выбрали место службы. Строгий полковник спрашивал, не боюсь ли я солдат, на что я пожимал лишь плечами.

Свет в вагоне неяркий, тусклый. Лица людей кажутся чужими. Слышны пьяные выкрики. Я чувствую себя неуютно, совсем одиноко. Оторванный от старой жизни, мне теперь предстоит начать новую. Как-то она сложится?

- Ну что, земляк, далеко ли едешь? - Напротив садится лохматый парень, чуть навеселе, - «бич».

Знакомимся.

- Не унывай, земляк, жить здесь можно. Зимой, правда, холодно: плевок на лету замерзает, летом жара: тайга горит, а комары величиной с воробья — в кулак поймаешь, с одной стороны голова торчит, с другой лапы. А на твоей станции у меня кореш живёт, солдат, станционник, у него и переночуешь.

- Да нет, спасибо, меня встретить должны.

- Ладно, земляк, я тебя всё равно провожу.

Поезд замедляет ход, останавливается. Пора выходить. Под козырьком станционного вагончика горит лампочка, дальше темнота. Мой новый знакомый радостно здоровается со своим другом-солдатом, стоящим на путях с фонарём, и у них завязывается оживлённая беседа. Больше поблизости никого не видно. Поезд отходит.

- Пойдём, лейтенант, переночуешь у нас в вагончике, - говорит солдат.

На мне ещё нет военной формы, но солдатское «тыканье» мне не нравится.

- Нет, я пойду в часть, куда идти-то?

Долго иду по путям в темноте, спотыкаясь о шпалы. Наконец подхожу к воротам со звездой. Рядом кирпичный домик с табличкой «КПП».

Санчасть

Внутри КПП солдат с красной повязкой на рукаве.

- Здравствуйте, меня должны были встретить. Вот, прибыл к вам служить.

- Вы откуда, товарищ лейтенант?

- Из Москвы.

- Да, не земляк, но здесь из Москвы много ребят служит, может быть знакомого встретите.

Солдат крутит ручку телефона, вызывает дежурного по части и вот уже с прапорщиком (тоже с красной повязкой) мы идём по территории части. Тихо, вокруг ни души, ровно стоят в ряд одинаковые домики. Всюду чистота и порядок, одно слово — армия. Мы подходим к двери с табличкой «санчасть» и входим внутрь. Прапорщик зажигает свет. В два ряда стоят койки. Одна из них, с краю, свободна.

- Вот здесь переночуете, - говорит прапорщик. - А завтра утром всё определится. А пока, - спокойной ночи, - он козыряет и уходит.

Я раздеваюсь, тушу свет, забираюсь под одеяло и... долго не могу уснуть. В комнате слышен громкий храп, какие-то вздохи и бормотание. Я надеваю брюки, тихо выхожу на улицу, закуриваю. «Вот с этой ночи и начался отсчёт моей службы в армии. На долгие два года. Время пошло», - думаю я.

Три дня я прожил в санчасти. Начальство обещало мне место в общежитии, но очень не торопилось. На довольствие меня ещё не поставили, и, так как деньги мои подошли к концу, питался я довольно скудно. На третий день ко мне подошёл замполит нашей роты и сказал, чтобы я был проще, и занимал квартиру рядом с ним, которая пустовала, что я и сделал.

- Сам не сделаешь, никто за тебя не сделает, - сказал Петя.

Ещё через два дня я получил форму, пришил погоны и вышел на службу.

Отдание чести

Чувствую себя в форме не совсем ловко. Иду по дорожке от КПП к штабу. Навстречу идёт воин, как называют здесь солдат. Парень смотрит мне в глаза, в лице нет насмешки, чего я больше всего боюсь. Я отвожу глаза, вот мы поравнялись и... воин не отдаёт мне честь. Я сбиваюсь с шага, не поворачивая головы, оглядываюсь. Никто не смотрит. А до штаба ещё далеко. Вот снова навстречу воин. Поравнявшись со мной, солдат поднимает руку, но дальше пуговицы на «ХБ» она не идёт. Я тоже было дёрнул руку в ответ, но вовремя осёкся. Это была уже насмешка. До штаба я дошёл не поднимая глаз. Я не был чересчур храбрым, но и не считал себя уж совсем трусом. Тем более, что два года занятий карате дали достаточно уверенности в себе. Отступая, скажу, что за два года службы ни разу не унизил себя, ударив солдата, но и не допускал панибратства.

В штабе дежурил мой земляк, Семён Булочкин. За эти дни я с ним уже познакомился. Семён был невысок ростом, толстоват и к тридцати годам имел большую плешь. Смеялся он по-бабьи высоко и заливисто. Занимал Семён должность начальника вещевой службы и имел звание — старший лейтенант, «страшный лейтенант», как прозвали его. Это он в первой же встрече высказался про мою должность: «В каждой роте для потехи существуют зампотехи». Он был также как и я двухгодичник.

- Ну что же, - сказал дежурный по части Семён Булочкин. - Иди представляйся командиру.

Вот и обитая дерматином солидная дверь командира части. Стучу, открываю.

- Разрешите?

- Да, слушаю Вас.

- Вот... пришёл представиться.

Майор Арбузов снял очки, вышел из-за стола, подошёл ко мне. Командир был чуть ниже меня ростом, но гораздо шире в плечах. Осмотрел меня всего с ног до головы, затем, глядя в глаза, произнёс: - Товарищ лейтенант, приведите свой внешний вид в порядок и доложите по форме. Даю Вам тридцать минут.

Через полчаса я, почистив сапоги, поправив портупею и фуражку, докладывал: - Товарищ майор, - лейтенант Смирнов, представляюсь по случаю вступления в должность.

- Садитесь, - Арбузов показал на стул. - Несколько слов о истории нашей части...

Через час я вышел из штаба. Я шёл свободно и легко. Повстречавшийся воин снова не отдал честь. Я обернулся.

- Товарищ солдат, подойдите ко мне.

Воин подходит, улыбается.

- Чего?

- Ничего. Подойдите и доложите по форме.

Солдат делает снисходительную мину, отходит на несколько шагов, поворачивается, берёт руку «под козырёк», подходит строевым шагом: - Товарищ лейтенант, рядовой Нургазов по Вашему приказанию прибыл.

- Я смотрю, Нургазов, Вы плохо знаете устав. Почему не отдаёте честь?

- Виноват, товарищ лейтенант, не заметил.

- Придётся потренироваться. Пройдите ещё раз.

Второй раз всё происходит безукоризненно. Ну что же, послужим.

После утреннего развода, проведённого командиром части на плацу, происходит уже развод на работы в роте. Его проводит командир роты капитан Сергей Алексеев. Он невысокого роста, подвижный, за два года я ни разу не видел его удручённым или чем-то расстроенным. Лицо всегда улыбается. Он любитель подшутить, разыграть.

Ремонт трактора

От командира роты я получаю задание — помочь трактористу Бондарчуку разобраться с его «соткой», которая никак не заводится. Бондарчук — первогодок, у него длинная, угловатая фигура. Глаза хитрые, бегают. Он старается придать лицу выражение бывалого солдата. Для него я, вероятно, молодой, неопытный, да так оно и есть. Утром, на плацу, во время развода, я сбился с шага, испортил строй роты. Это не повысило мой авторитет, который необходимо завоёвывать. Тем не менее, я не стушевался, не почувствовал себя неловко. Бывает у человека, когда во время так называемого стрессового состояния срабатывает защитная реакция, не даёт остро почувствовать драматическое положение. Спустя какое-то время осознаёшь случившееся, но видишь всё уже как бы со стороны.

Подходим к трактору. На чертеже в учебнике чисто и понятно. В натуре всё гораздо сложнее. Солдат тыкает пальцем куда-то в пространство:

- Стартер барахлит, мать его перемать...

Делаю умное лицо, приглядываюсь к железякам. Бондарчук бегает вокруг трактора, дёргает за шнур, заскакивает в кабину, толкает рычаги и длинно матерится. Несколько раз мотор вроде бы заводится, раздаётся треск, из трубы вылетают клубы белого дыма, но спустя время мотор захлёбывается и затихает. В этой ситуации мне, как зампотеху, необходимо подсказать воину, но, во-первых, трактора я не знаю, а, во-вторых, интуитивно чувствую подвох, хотя и не уверен в этом окончательно. И смех, как говорится, и грех. Даю себе слово в кратчайшее время изучить и этот трактор, и другую технику. А пока что не подаю вида и внимательно смотрю на замысловатые детали.

- Всё, перекур, - Бондарчук спрыгивает с гусеницы. - Угостите сигаретой, товарищ лейтенант.

Мы садимся на бревно, закуриваем.

- Ну как, товарищ лейтенант, служба? Домой не тянет?

Я не принимаю его панибратского тона.

- Вот что, Бондарчук, я не знаю трактор так же хорошо, как Вы. Но ведь Вы же тракторист, что же валяете дурочку. Если сломана какая-то деталь, давайте разбирайте и ремонтируйте, я Вам помогу. Если же отремонтировать нельзя, то будем искать запасные части, ведь трактор нужен нам позарез.

Провозившись полдня, «заводим» трактор. Когда слегка вытерев руки, я нашёл ротного, то услышал не ожидаемый восторг, а лишь слегка снисходительное ворчание...