Глава 01.

-Почему ты не захотела отвезти урну с прахом домой, на родину? - удивился Дима.

Он шёл за ней, а она цокала впереди высокими шпильками своих модных сапожек, совершенно не обращая внимания на его слова.

-Я смотрю, у тебя повышенная разговорчивость сегодня, - наконец, в ответ ему заметила Вероника. - Но так уж и быть, отвечу! И надеюсь, что это твой последний вопрос на сегодня. Я думаю, что ему приятнее будет покоиться там, где его убили, чем лежать в той земле, по которой ходит его убийца-недоделок.

Вероника посмотрела куда-то мимо него, наверное, бросила взгляд на надгробие мужа, что стояло теперь среди прочих на тесном погосте крематория за его спиной, и, отвернувшись, даже не глянув на Диму, снова, теперь ещё быстрее и решительнее, пошла прочь, к выходу с кладбища.

Дима неуверенно двинулся за ней, потому что не знал, что ему теперь делать. Было ясно, что надо возвращаться домой: если и раньше ему в Москве делать было нечего, то теперь - и подавно.

Он шёл медленно, но у выхода из кладбища они с Вероникой всё же поравнялись. Она остановила его жестом руки.

-Мы сегодня же съезжаем из гостиницы: мне нужны деньги, - сказала молодая вдова, на которой даже траурный наряд выглядел, как экстравагантный свадебный, в стиле каких-нибудь «готов». - К тому же, я не собираюсь тебя содержать, как это делал Жора. Так что, Гладышев, в гостиницу можешь даже не возвращаться…. Впрочем, нет, заберёшь свои пожитки и сваливай. Ты меня больше не интересуешь, как, впрочем, не интересовал никогда. Надеюсь, что с завтрашнего дня наши пути никогда не пересекутся, мой маленький идиотик. Честно говоря, Гладышев, я ожидала от тебя всего, но только не такой свиньи, которую ты мне подложил: лишить сразу и мужа, и средств к существованию. Кому я теперь нужна? Я сейчас не плачу лишь потому, что выплакала все слёзы в эти последние ночи! Свинья! Ты сделал меня сиротой и оставил моего ребёнка без отца.

-Какого ребёнка? - удивился Дима.

-Такого, который заводится, когда мужчина и женщина спят вместе.

-У тебя будет ребёнок?! - догадался и обрадовался Дима.

-Да, к сожалению, - ответила Вероника. - Но, слава Богу, что не от тебя, Гладышев.

Она развернулась и пошла прочь быстрым шагом, цокая металлическими каблучками по асфальту, а он в растерянности и смятении остался стоять на месте, провожая её взглядом, и только потом бросился вдогонку….

К вечеру он оказался на улице со всем своим нехитрым багажом. У него не было денег даже на билет на поезд, чтобы уехать домой. Надо было как-нибудь зарабатывать, где-то искать деньги, а пока устраиваться куда-нибудь на ночлег, чтобы не посадили в кутузку менты.

Уже поздно ночью, намотавшись по Москве, он нашёл одну из самых дешёвых гостиниц, какие в народе называют «клоповниками», и едва наскрёб денег, чтобы заплатить за ночёвку на железной кровати, на голом матраце и пустой подушке без белья.

Утром Дима проснулся от страшного ощущения щекотки. Он открыл глаза и увидел, что на лице у него сидит нечто мерзкое.

Чувствуя, как волна омерзения захлёстывает его до краёв, он тут же смахнул это на пол и увидел огромного паука-«сенокосца» с длинными ногами-паутинками. На полу, на потолке, на стенах, насколько удавалось рассмотреть в первых утренних сумерках, их кишмя кишело. Кроме пауков комната была полна ещё и мух, и тараканов.

А вот Диминого скарба, который вчера он, уставший, бросил под кровать, как ни бывало, точно корова языком слизала. Дима пошёл было жаловаться восседавшей за столом в начале коридора при входе в огромную, как конюшня, комнату с кроватями дежурной администраторше, заселявшей его вчера вечером, и сидевшей рядом с ней то ли кастелянше, то ли уборщице, но его никто не стал и слушать.

-Это ночлежка, - ответили они ему, едва он дал понять, что его обокрали, - вещи надо прятать под себя: под подушку, под матрац, под одеяло. Под матрац лучше не класть - вытащат через сетку.

-Но что же мне теперь делать? - взмолился Дима.

-Ищите, - ответили ему, - быть может, что-нибудь найдёте. Бывает, что далеко не уносят, прячут под соседние кровати, а потом, - только днём уже, - вынесут. И тогда всё!.. Считай - пропало! Так что, пока ночь, ищите!.. Ищите, ищите….

-Может быть, милицию вызвать? - уже совсем робко спросил у них Дима.

-Нет, - ответили ему женщины, - они сюда по таким пустякам не показываются. Разве что, если драка пьяная…. Или убьют кого-нибудь.

-И часто здесь убивают?

-Да уж, раз в неделю - точно!..

Диме стало совсем плохо. У него возникло острое чувство одиночества, во сто крат усилившееся осознанием собственной беспросветной нищеты. Теперь за душой у него не было ни гроша, и если ещё вчера можно было продать хотя бы в полцены те книги, что лежали в его котомке, то сегодня у него украли и это.

Хотелось плакать, но всё было столь мрачно и неправдоподобно, что не верилось, что такое может произойти на самом деле. Дима прошёл к своей кровати и без сил опустился на неё, забыв и про пропавшие вещи, и про кишащие вокруг полчища всевозможных насекомых. Сон, тяжёлый и необоримый, навалился на него, и он решил, что нужно поспать ещё, коль за кровать уже заплачено, потому что завтра спать на кровати вряд ли придётся, а это, пожалуй, последнее удовольствие, которое у него пока ещё не отняли.

Его веки тяжело сомкнулись, и он снова стал проваливаться в сон. На его руку заполз паук-сенокосец, и Диме приснилось, что по его коже ползает мерзкое насекомое, и всё вокруг кишит такими же мерзкими насекомыми. Он мучился и стонал во сне, а в это время другие постояльцы ночлежки уже просыпались и начинали разбредаться в поисках куска хлеба и денег, чтобы сегодня вечером можно было бы снова прийти и переночевать здесь.

Огромная как конюшня комната, словно казарма, заставленная двухъярусными металлическими кроватями, вскоре почти совсем опустела. Лишь несколько коек были заняты спящими бродягами, среди которых был и Дима. И если бы он проснулся раньше, то наверняка увидел, как мимо него проплывают «на вынос» из ночлежки украденные у него ночью её обитателями вещи. Те даже и не скрывали сильно, что несут краденное, а если бы обворованный проснулся и стал бузить, то, может быть, кое-что отдали, а, может быть, и нет вовсе, сказав, что это их: мир бродяг суров, и здесь важно не то, что ты увидел у кого-то в руках «подрезанные» у тебя накануне вещи, а то, - хватит ли тебе здоровья, чтобы вернуть это, и захочешь ли ты ради этого барахла им рисковать.

У Димы ничего такого ценного, из-за чего бы стоило им рисковать, в пожитках не было. Ничего, кроме двух книг, романов, которые он купил на уличном развале за весьма приличные деньги. Но их и не украли….

Когда, с трудом проснувшись, уже ближе к полудню Дима направился в уборную, что была на дальнем конце комнаты, то здесь его ждал новый удар.

На грязном полу, испачканном вперемежку экскрементами и уличной грязью, плававшими в лужах стоявшей местами на коричневом кафельном полу воды, пролитой с нескольких умывальников, валялась разорванная на множество частей и листочков «Невыносимая лёгкость бытия» Милана Кундеры. А остатки от романа «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса он нашёл в фанерном ящике для бумаги, прибитом над унитазом на боковую стенку-перегородку между секциями в одной из кабинок. И, хотя он сохранился гораздо лучше, чем роман Кундеры, от него тоже осталось не больше трети листов, да и те были почти все порезаны, - для удобства подтирающихся, - пополам.

В общем, книги, украденные у него, бомжи применили по прямому, - как они понимают, для чего их печатают, - назначению: подтёрли выдранными из них листами зад, ну и почитали заодно, пока сидели «на очке», гениальные произведения, вернее, случайно доставшиеся из них отрывки, таким образом скрасив времяпрепровождение во время какания.

Расстроенный открытием, Дима долго сидел на подоконнике в вонючем, неизвестно когда в последний раз убиравшемся, туалете с десятком засранных так, что к ним невозможно было, не уделавшись, «подгрести», унитазов и дюжиной умывальников с единственным над каждым краном для холодной воды, и смотрел на остатки романа Габриэля Маркеса, которые теперь держал перед собой, раздумывая о том, что, впрочем, ничего ценного в его пожитках, кроме этих двух варварски уничтоженных книг, и не было, да и они, если бы остались целы и невредимы, не смогли бы поправить его положение, поскольку всё равно продать их он бы не смог, да и не захотел бы этого делать, а потому ничего страшного, значит, в его жизни не произошло.

К тому же оба романа он уже прочитал, насладился ими. И пусть самих книг уже не было, их содержание и впечатления от прочтения уже навсегда останутся с ним, в его памяти. Стал бы он их перечитывать снова? Кто знает! Быть может, когда-нибудь, но только не сейчас. Сейчас на чтение даже таких великолепных произведений времени не было, надо было придумывать, как удержаться на плаву и добыть денег хотя бы на ночлег следующей ночью. О еде, несмотря на то, что был уже порядком оголодавший, он теперь думал меньше всего….

В сортир заглянула «ночная» уборщица.

-А, вот ты где!.. Ну-ка, молодой человек, давайте-ка на выход. Сейчас двенадцать. Все вчерашние постояльцы уже ушли. Один ты остался. Мы до вечера закрываемся. Здесь только ночевать можно.

Она подошла ближе и увидела раздербаненную книгу в руках у Димы.

-А, нашёл, значит?! - обрадовано догадалась уборщица.

-Нашёл! - согласился Дима и с лёгкой досадой отшвырнул жалкие остатки книги прочь в кучу не то дерьма, не то гнилых тряпок, не то протухшей использованной туалетной бумаги в углу, у окна туалета.

Уборщица слегка удивлённым взглядом проводила трепыхающуюся в полёте, словно пытающуюся вспорхнуть и улететь из гиблого места, книжонку, а потом с серьёзным видом вновь повернулась к Гладышеву:

-Так!.. С вещами и на выход! - потом поправилась, вспомнив. - Ну, … можно без вещей….

Дима блуждал по Московским улицам до самого вечера. От голода сильно сосало желудок, и хотя на каждом углу были уличные забегаловки, всякие там киоски и вагончики, аппетитными запахами, бойкими очередями и яркими вывесками и внешностью завлекавшие к себе посетителей, денег у него не было.

Возле каждой уличной точки общепита, как правило, стояло по несколько больших, изрядно помятых баков с мусором, большей частью которого были недоеденные куски бутербродов, булочек, пирожков, снеков и гамбургеров. Но он ещё не дошёл до того состояния потери достоинства, чтобы примкнуть к ошивавшимся у них стаям бродячих собак, а также бомжей, лениво ковыряющихся среди отбросов и выбирающих куски получше, попривлекательнее и поаппетитнее. Собаки, изрядно испорченные обилием еды, даже не рычали ни друг на друга, ни на бомжей, копошащихся в мусорке прямо у них под носом. Да и что было рычать-то: халявной еды вокруг навалено вдоволь и прибывает ещё больше с каждой минутой, - так что им даже лень было для приличия и соблюдения собачьего этикета хотя бы просто поскалить зубы.

Как-то незаметно, к вечеру, Дима оказался у ограды «Космоса». Он сам не мог понять, как пришёл сюда, потому что блуждал по Москве совершенно бесцельно, и вероятность снова оказаться в этом районе была один на миллион. Но он всё-таки здесь очутился.

Его вдруг нестерпимо потянуло войти внутрь этого бастиона роскоши, упасть в ноги Веронике и молить её, просто умолять её простить его за всё, - за что она там на него была сердита, знать бы, - и взять с собой в Сумы, увезти его на родину, на Украину. А уж там он как-нибудь с ней рассчитается….

Дело дошло до того, что он даже направился в крайней решимости к четырёхлопастной вращающейся двери входа в гостиницу, на ходу придумывая, что сейчас ей скажет. Но у самого крыльца, перед первой ступенькой, его что-то остановило. И он встал как вкопанный, не в силах ступить дальше ни шагу.

Нерешительность вдруг догнала его, словно поотставшая подруга, и напала на него сзади, настигла, обволокла, и теперь он уже придумывал себе оправдания, почему не может зайти в гостиницу: на дверях грозный, сердитый швейцар, а вид у него помятый, нищенский, бродяжный, от него за версту несёт «клоповной» ночлежкой, а здесь то и дело причаливают автобусы-экспрессы с иностранцами! Да его просто не пустят в таком затрапезном виде внутрь, даже на порог не пустят!..

Постояв так минут пять, Дима понял, что не сможет теперь уже зайти в «Космос». Ни за что! Решимость куда-то испарилась, и он остался один на один со своей робостью.

Отойдя немного, он стал с тоской прогуливаться по огороженному огромному двору гостиницы, прошёл к статуе Шарля де Голля, и уже оттуда посмотрел вверх на окно номера, где ещё вчера жил.

В окне стояла Вероника. Нет, возможно, это была уже и не Вероника. Скорее всего, она уже покинула Москву. Но чей-то женский силуэт виднелся в не зашторенном проёме окна. И Диме хотелось, чтобы это всё-таки была Вероника, и чтобы она хотя бы сейчас, с высоты своего положения, из дорогого номера роскошной гостиницы, смотрела на него, пусть без любви и даже без любопытства, но хотя бы просто так, как смотрят на уличный пейзаж, частью которого он теперь был. Ему всё же хотелось, чтобы Вероника заметила его из своей уютной и благополучной дали и позвала его к себе. Но он понимал, что это глупое мечтание. Больше всего на свете Вероника, кажется, любила деньги….

-Вот бы мне рублей … миллионов десять! - вдруг с какой-то досадой, горечью, но одновременно с пламенной надеждой и верой, что такое возможно, подумал Дима.

Он снова глянул через плечо на силуэт девушки в окне их номера, который почему-то всё-таки был похож на Веронику, и побрёл прочь.

Полночи он снова шёл наугад сквозь поднявшуюся пургу и вьюгу, кутаясь в своё демисезонное пальтецо, которое для таких длительных прогулок по московскому морозцу явно не годилось. Каким-то чудом выгреб он на ту же самую ночлежку, что было уже совершенно непостижимо и невероятно.

Ни денег, ни чего-нибудь стоящего у Димы теперь не было, но голод и холод придали ему решимости проситься на постой.

-Пустите меня, пожалуйста! - попросил он у администраторши, уже другой, потому что те, видно, работали посменно.

-Триста рублей, - ответила она ему безо всяких эмоций из-за своего столика.

-Я у вас вчера здесь ночевал!.. У меня все вещи ночью украли! - попытался надавить ей на жалость Дима.

-И что?! - невозмутимо ответила та. - Тут и не такое бывает! Плати триста рублей и ночуй! Нет?!.. Тогда вали отсюда!..

-Давайте я вам туалет вымою! - вдруг, сам не ожидая, что скажет такое, выпалил Дима: воспоминания о стылой и промозглой улице, где его уж точно ничего хорошего не ждало, заставили его предлагать всё, что на ум придёт.

Администраторша переглянулась с сидевшей рядом с ней уборщицей, потом, после долгой паузы, произнесла:

-Ну, хорошо! Только спать ляжешь после того, как мы проверим, что ты там наубирал! Ясно?!..

-Ясно! - обрадовался Дима.

-Но учти! - видя его радость, осадила его администраторша. - Убирай тщательно! Так, будто языком всё вылизал, понял?!

-Понял! - озадаченно кивнул Дима, содрогнувшись при воспоминании о состоянии сортира….

Спать он лёг лишь к пяти часам утра, действительно выдраив туалет на совесть, так, как он не блестел, наверное, со времён основания богадельни, и, едва коснулся вонючей, засаленной подушки без наволочки, тут же отлетел в царство Морфея….

Перед самым сном он только и успел подумать, что неплохо было бы разжиться миллионами десятью, а ещё…. Ещё ему понравилась сегодняшняя администраторша. Волевая, непреклонная, по всему чувствовалось, что она крепко стоит в жизни на ногах. «Вот бы найти бабу такую: богатую, волевую, властную!» - промелькнуло у него в голове последнее осознанное желание.

Глава 02.

Диме приснился ангел.

Чтобы не блуждать впотьмах догадок, он так и спросил его:

-Ты ангел?

-Ну, ангел, - согласился тот. - Меня зовут Летарген!

-А зачем ты мне снишься, разве я это заслужил?!..

-Знаешь, я тебе уже второй раз подряд снюсь! - возмутился тот вместо ответа. - Первый раз приснился в ночлежке после уборки тобой сортира, а второй раз - сейчас, на квартире Вероники после того, как ты обдолбался «молочком» ….

-Вот как?! - удивился Дима.

-Да, вот так! - подтвердил ангел. Он был серьёзен. - Сюжет абсолютно идентичный, фактически я просто вернул тебя в тот же сон, и повторяю его снова….

-Зачем? - удивился Дима.

-Потому что у меня задание!.. В первый раз не получилось: ты выбрал не ту дверь!.. Да я тогда ещё подумал: свобода воли - табу! А к тому же впадать в летаргический сон в ночлежке - не самая здравая идея!..

-В летаргический сон?! - удивился, почему-то развеселившись, Дима.

-Да, - согласился ангел. - Люди иногда впадают в такую странную с точки зрения их соплеменников спячку. Но на самом деле их просто забирают в другую реальность по неотложным делам. Такое случается. Случаются такие, особые, ситуации, когда вопрос с земным существованием человека ещё окончательно не решён, и его бренное существование пока прервать нельзя, но его сущностные ресурсы всецело, в смысле, в полном объёме, - такую задачу в рамках обыкновенного сна не решить, - вдруг оказываются нужны тем или иным службам мироздания в другом месте и времени, а иногда даже в другом материальном воплощении. В таком случае посылают меня. Я провожу с человеческим существом переговоры, и в зависимости от их исхода либо возвращаюсь ни с чем, либо произвожу гибернацию, то есть погружаю человеческий организм в спячку, а сама душа отправляется со мной в Рай-город, где получает мандат на определённое службами задание в духе, а иногда даже и в новом материальном воплощении.

-Это как?

-Да как? Получает жизнь в ином месте и новом теле….

-Разве такое возможно?! - удивился Дима.

-Без проблем! - подтвердил ангел. - Нет, ну такое случается не с каждым и, в принципе, выходит за рамки нормального: иначе половина человечества с удовольствием предавалась бы этому занятию. Просто иногда в мироздании случаются двойственности и накладки.

-Почему?

-Ну, ситуации всякие бывают. Но, как правило, они вызваны милостью Вседержителя к тому или иному своему созданию на разных степенях посвящения.

-Создателя?! Вот как?!..

-Слушай, ты же не атеист! Что так удивляешься?! Атеисты, и те во сне иначе себя ведут!..

-К ним ты тоже приходишь?

-Я прихожу к любому человеческому существу, полнота действий которого нужна в другом месте при невозможности и несвоевременности прекращения его текущей жизни! Игра в религии и атеизм - это кармические забавы вашего мира: существо человеческое выполняет возложенную на него программу воплощения. Когда вы попадаете туда, - он ткнул пальцем вверх, - ни у кого вопрос о вере почему-то не стоит!..

-А туда разве все попадают?! - удивился Дима.

-Слушай, ты где-нибудь видел ангела просвещающего?! - возмутился Летарген. - К тому же, в мои задачи рассказывать тебе об устройстве мироздания явно не входит! Обратись с этим к пророкам, к Сыну Божьему, к писаниям, в конце концов!..

-К Иисусу?!

-К Иисусу, к Иисусу, - подтвердил Летарген. - Слушай, в общем так! Ты меня здорово задерживаешь, а у меня таких, как ты, на сегодня ещё десятка с два….

-Ты же сказал, что летаргия - это редкость.

-Редкость! - согласился ангел. - Потому я и один. Но в массе нескольких миллиардов живущих, - знаешь, - работёнки у меня хватает! Одних надо завести в летаргический сон, других вывести. А ведь мне надо успеть к кандидатам на миссию во время их сна! Ты где-нибудь видел, чтобы человек впадал в летаргический сон, скопытившись, - извиняюсь, но ты меня уже вывел из себя, - на улице?! Моя задача крайне проста, парень: провести переговоры, и в случае согласия отправить кандидата в Рай-город….

-Что это за Рай-город такой? - удивился Дима. - Рай, что ли?!..

Ангел снова не выдержал и ухмыльнулся, предупредив:

-После третьего проявления эмоций я вынужден буду тебя покинуть. Третий раз я уже не приду!.. Ну, может быть, по особому указанию!.. Но, как правило, - нет! Давай договоримся с тобой, что ты не будешь задавать мне вопросов не по теме…. В порядке жеста доброй воли и только один раз я отвечу тебе не по инструкции, хоть это и чревато: нет! Это не рай! Это некий центр вашей Галактики! Почитай при случае «Урантию»! Это не Писание, но раз уж Вседержитель попустил проникнуть в ваш мир такой технической документации, то для чего-то это было нужно!.. Ладно, вернёмся к нашим баранам!..

-К каким баранам?! - удивился Дима.

-К основному барану - Дмитрию Гладышеву, к переговорам с ним, возложенной на него миссии и его согласию во всём этом участвовать….

-Я могу отказаться? - удивился Дима.

-Конечно! - подтвердил Летарген. - Свободу воли человеков никто не отменял, да и не отменит…. До Страшного Суда….

-А он будет?

-Ну, в ином измерении он уже идёт, но…. Ещё один вопрос не по теме моего визита, и я сматываюсь! - Летарген посмотрел на свою руку, будто у него там были наручные часы. - Предупреждаю: в первый раз у нас всё так и закончилось! А третьего раза….

-Ладно! - согласился Дима. - Что от меня требуется?!..

-Только сказать: «Да», - и отправляться со мною.

-А как же моё тело? - удивился Дима.

-Ну, с астральной стороны я приставлю к нему своих подручных: ангелов-охранников….

-Ты же сказал, что один! - возмутился Дима.

-У них ранг поменьше! - ответил Летарген. - Вести переговоры уполномочен только я. - А охранять телеса - на то у меня целое войско приставов есть. Но они ничего не решают! Ты их даже не увидишь - зачем тебе?!..

-А стоит?!..

-Что стоит?! - удивился Летарген.

-Ну, охранять тело?!.. Стоит?! - поинтересовался Дима.

-Вот до чего вы любознательный, молодой человек! - возмутился ангел. - Молите Вседержителя, чтобы я не проявил эмоции снова! Ещё немного и наши переговоры точно закончатся ничем!..

-Для кого это плохо?

-В первую очередь, для тебя.

-Почему?

-Я это могу разгласить только после твоего согласия сотрудничать!..

-Ладно, но ответь, пожалуйста, зачем тело-то охранять?! Это, между прочим, вопрос по теме….

-Ты так считаешь?!..

-Да, я так считаю! - настоял Дима.

-Хорошо! Человеческое тело, оставленное без присмотра человеческой сущностью, - весьма привлекательная и желанная добыча для многих астральных сущностей, желающих проявиться в мире, - ну, в вашем измерении. Для них это единственный транспорт в ваш мир. А там есть чем поживиться! Иногда они заселяются в такой транспорт целым табуном….

Видимо, Дима смотрел на ангела с недоверием и подозрением, и тот напомнил ему:

-Историю про Иисуса и одержимого, им очищенного, и стадо свиней, бросившееся в море, - забыл?! Имя ему «легион»!.. Не вспомнил?!..

-Ах, да-да! - напряг память Дима.

-Так вот, чтобы с тобой, - вернее, с твоим телом, - такого не случилось, я и приставлю к нему с дюжину служебных духов.

-Ого! - удивился Дима.

-Да, ого! Но это ещё что!.. Иногда чуть ли не роту или даже полк приходится наряжать: в зависимости от энергетических показателей. Но, я думаю, отделения приставов для твоего тела в самый раз будет….

-Думаешь?! - усомнился Дима.

-Думаю! - подтвердил Летарген и заторопил его. - Так, давай скорей! У меня всего лишь десять наноастралов на тебя осталось! Согласен - не согласен: говори!..

-Ещё пара вопросов! - попросил Дима.

-Только живей! И по теме!

-Как понять: в прошлый раз? Ты упомянул ночлежку…. Я в ней заснул, и ты пришёл ко мне в первый раз. Но я хорошо помню, что заснул сейчас именно в ночлежке!..

-Нет! - отрицательно покачал головой ангел. - Ты сейчас спишь не в ночлежке и даже не в Москве, а на Украине, в городе Сумы, в квартире Вероники!.. К тому же, в ночлежке ты заснул последним бедняком, а сейчас ты очень даже состоятелен и богат….

-Состоятелен и богат?! - удивился Дима. - Да у меня за душой ни гроша!..

-Мы опять уклоняемся от темы! - предупредил ангел. - А время на исходе!.. Не мне вас просвещать, молодой человек, но скажу только, что астральное время и время в вашем проявлении - по сути, разные вещи! Здесь нет ни настоящего, ни прошлого, ни будущего! И в одно и то же событие я могу войти хоть миллион раз! Но в силу рациональности мироздания имею право на это иррациональное действие лишь дважды, … ну, в крайнем случае, но уверен: к вам это не относится, - трижды!.. И вот, я повторно зашёл в этот сон, поскольку имеется некоторая заинтересованность в благоприятном исходе. На него повлиять я не могу: свобода воли человека превыше всего, - но использую все возможности, чтобы напомнить о миссии ещё раз!.. Наверное, в последний!..

-А я могу узнать, что за миссия?

-Только в случае согласия!

-А если нет?

-Если нет, то ты проснёшься, как ни в чём не бывало, и будешь следовать своей судьбе дальше….

-Я буду помнить о тебе?

-В любом случае - нет! Если ты откажешься, то это забудется сразу же по завершению сна. Потом тебе запустят какую-нибудь бессмысленную картинку, - слышал, наверное, о таких научных понятиях вашей человеческой науки, как фазы сна: быстрый сон, медленный сон…. В общем, служебные духи умеют делать всё, чтобы человек, проснувшись, воспринимал сновидение, как бред!.. В лучшем случае, как непонятную мешанину. Это называется дезинтеграция астральной реальности и выполняется очень просто….

-Ну, а в случае моего согласия?..

-В случае согласия по завершении задания ты также будешь очищен от ненужных воспоминаний…. Зачем тебе они?! Вернёшься в свою жизнь и будешь следовать своей судьбе….

-В случае отказа я проснусь где: бедняком в ночлежке или, - как ты сам сказал, - очень состоятельным человеком в квартире у Вероники?..

Ангел замялся, на какое-то время замолчал, потом повернулся и обратился к кому-то невидимому в пустоту сна сзади:

-Я должен отвечать на этот вопрос?!..

Потом, будто дождавшись оттуда ответа, подтвердил самому себе, снова возвращаясь к беседе:

-Ах, да!.. Ведь он же технический….

-Ну, что?!.. Где я проснусь?! - переспросил его Дима.

-В любом случае - там, где заснул….

-Сон был дважды….

-В последний раз….

Летарген был утомлён беседой с любознательным человеком, поэтому подытожил, давая понять, что аудиенция завершена:

-Ну, так что? ...

-Ещё один вопрос…. «Технический» …. Вы сказали, что будете охранять моё тело в астрале…. А как насчёт физического мира?..

-В каком смысле? - не понял его ангел.

Было ясно, что вопросы материального бытия не относятся к его компетенции.

-А в таком, что оно будет совершенно беззащитно от повреждения и даже уничтожения во время летаргического сна. И любой, кто захочет нанести ему вред, сможет сделать это беспрепятственно….

-Вы правы! - Летарген слегка замялся снова. - Что ж! Что касается вашего, так называемого проявленного мира, то я, в самом деле, бессилен вам в чём-то помочь….

-А случаи были?! - насторожился Дима и пояснил ангелу. - Вы поймите, что, уходя с вами, я оставляю в мире на совершенный произвол судьбы своё тело…. Своё тело!.. Это не три копейки! И пусть даже будет сто миллиардов чего бы то ни было! Они не смогут вернуть мне его в случае утраты!..

-Что ж! Вы правы! - согласился Летарген. - Но для того переговоры и ведутся!.. Для того я и послан, чтобы на основании вашей доброй воли, взвесив все «за» и «против», получить согласие … или отказ. В любом случае: решать вам!.. Так или иначе - это ваша свобода выбора. Она для того и дана, и выше неё ничего в мироздании потому и нет, что человек, в любом случае, отвечает за свой выбор сам….

-То есть, согласившись идти с вами, я мало того, что брошу своё тело на произвол судьбы, но и буду потом отвечать за это?!..

-На милость Божию, - поправил его ангел, - вы, всё-таки, человек верующий, … хотя и сомневающийся….

-Хорошо: на милость Божию, - согласился с ним Дима, но потом едва ли не взмолился. - Но вы поймите, что оно у меня одно!..

-Оно у всех смертных одно, насколько мне известно! - уточнил ангел. - Но, тем не менее, это не мешает человекам совершать подвиги. Тело Христово тоже трепетало от ужаса, когда его приколачивали гвоздями ко кресту!..

-Но он был Сын Божий - это всем известно….

-Знаете, вы, наверное, всё-таки не внимательны к Писанию! Ему тоже было страшно! Вспомните его молитву в Гефсиманском саду! Сила материального мира в том, что он имеет власть над воплотившимся духом: привязывать его к себе любовию. Вот и вы, Дмитрий, сейчас трепещите духом о своём теле: плоть-то ваша спит, причём, в безопасности. Поймите же, что любой воплотившийся имеет связь любви со своим телом. И для всех его потеря одинаково трагична, а смерть - страшна! Воплотившись Сыном Человеческим, Христос ушёл в полную автономию от своего вселенского могущества, что, кстати, и подтвердил перед Понтием Пилатом. К тому же связь с Отцом Небесным стала для Него односторонней, только через молитву. Так что ничто не отличало Его от простого смертного, и Он не преступил этой неотличимости даже под натиском соблазна. Поэтому, что у Него оставалось в запасе из оружия против страха?! Только вера! Но вера - то, что и ты способен обрести и укрепить в себе! Вера - удел любого смертного. И Христос принял этот удел. Так что говорить о Его каких-то сверхчеловеческих способностях, об отсутствии страха перед гибелью, - нелепейшая глупость. А что касается самой плоти, то она у всех смертных одинакова, и, когда ей больно, страшно или угрожает погибель, она трепещет, и только дух может совладать с этим трепетом! Дух, укреплённый верой!..

Летарген снова замялся, заметив только:

-Знаешь, всё-таки чтение проповеди не входит в круг моих обязанностей. Я всего лишь служебный дух и воплощаться в человеков пока не собираюсь. А потому….

-И всё-таки у него были доказательства, что он Сын Божий! - заметил Дима.

-Ладно, а как насчёт апостола Петра?! Тот и вовсе был человек, и пошёл на крест….

-Но он видел воскресшего Иисуса!..

Летарген снова глянул на руку, как будто там были часы:

-Так! Всё ресурсов на переговоры у меня больше нет! В прошлый раз они закончились также безрезультатно после подобной свистопляски. По вопросу спасения души общайтесь со священником!..

-Да я согласен! - выкрикнул Дима. - Только как же моё тело?!..

-Молодой человек, в прошлый раз я потому и не стал настаивать, что вероятность того, что ваше тело будет захоронено или уничтожено, была чрезвычайно высока. Но сейчас ситуация намного лучше. Вы находитесь в квартире у вашей возлюбленной Вероники. Конечно, её нет рядом с вами, но….

-Почему нет?! - удивился Дима.

-Вопрос не ко мне! Проснётесь - поймёте. Речь о вашем участии в миссии. Условия самые благоприятные. Лучше не будет! Поэтому, если вы сейчас отказываетесь, я умываю руки, а дальше поступайте, как знаете!.. Итак?!..

Глава 03.

Всё-таки, кто бы что ни говорил, но чудеса в жизни случаются довольно часто. Другое дело, что мы их либо не замечаем, либо, вообще, воспринимаем, как должное. Хотя даже само по себе существование человечества на этой маленькой планетке Земля, затерявшейся в необъятных просторах бескрайнего космоса, уже есть чудо. Посмотрите на планеты рядом: Венера и Марс. Одна слишком горяча и клокочет кислотой и серой, а вторая безжизненна и холодна так, что даже мысли не придёт в голову, что там когда-то тоже существовала жизнь. И, хотя и на Венере, и на Марсе жизнь, бесспорно, когда-то была, теперь любая находка, доказывающая её прежнее существование, стала бы сенсацией и чудом. А вот жизнь самого человека на Земле для человечества не чудо никакое - так, повседневная обыденность….

Что касается материального состояния, то и здесь никто не в силах поверить в чудо, хотя довольно-таки показательно, что многие из вырвавшихся на финансовый олимп миллиардеров начинали свою жизнь в трущобах, и разве не чудо, что заканчивают они её в бесконечной роскоши?..

Безумная роскошь и непроглядная нищета ходят рука об руку где-то рядом по миру, и тот, кто попал под руку, в таинственный хоровод этих подруг, никак не может сообразить, как это он в одночасье или разорился, или стал баснословно богат.

Вот и Дима вдруг ощутил на себе это странное их прикосновение.

Едва он завалился спать после ночного «бдения» в заваленном говном сортире ночлежки, как в комнату пожаловал странный парень. Вид у него был холёный и даже щегольской, и было непонятно, зачем ему понадобилось соваться в этот смрадный и опасный «клоповник». Но, тем не менее, ему здесь что-то было нужно.

С самого раннего утра, пока её обитатели были на месте, он деловито прохаживался между рядами кроватей ночлежки и внимательно осматривал постояльцев.

-Мне нужны славяне и, желательно, такие, чтобы были подальше от Москвы родом! - то и дело произносил он, отворачивая края одеял и заглядывая в лица лежащих под ними. - Ещё лучше - чтобы они были сироты!.. Есть шикарная работёнка…. Плачу много!..

На его слова, однако, никто не отзывался, - видать, такие предложения были здесь делом обычным и не почётным, - но через десять минут у дальней стены зала уже стояло человека четыре, которых парнишка «выдернул» из их кроватей.

Дима был пятым. Он спал без задних ног и не слышал его разглагольствований, когда парень бесцеремонно откинул наброшенное им на голову одеяло и посветил в лицо фонариком.

Он поднял его за руку с постели после того, как несколько секунд смотрел на него:

-Вставай, тебя ждёт работа, которая изменит твою жизнь! - как-то странно, почти провидчески ухмыльнулся он.

Спросонья Дима даже не стал спрашивать, что за работа, и сколько платят. Деньги ему были нужны, … очень. Денег у Гладышева не было … совсем. Даже на кусок хлеба!

Набранную команду парень вывел из ночлежки и посадил в стоявший за углом «Икарус».

Пока автобус нёсся по просторным и пустым проспектам ещё не проснувшейся Москвы, парень то и дело разговаривал с кем-то по мобильному телефону, что уже говорило о том, что человек он был не простой: по пальцам можно было пересчитать, сколько раз видел Дима даже здесь, в столице, сотовые телефоны. «Бегемот», и тот позволить себе такую игрушку не мог….

-Меня зовут Андрей! - представился им хозяин роскошного жилища, солидный, хотя и молодой человек, когда они вместе с выбиравшим их в ночлежке парнем оказались в однокомнатной, но просторной квартире в новостройке: здесь к их приезду был накрыт довольно богатый стол. - Это моя берлога, так что - располагайтесь пока! Перекусите, отдохнёте, а вечерком надо будет быстренько сделать одну работёнку. Заплатим хорошо. Работа сама по себе очень простая! Нужно будет загрузить документы в одном месте и разгрузить в другом. Вот и всё! Документы, правда, важные, можно сказать даже, - секретные, поэтому работать будем ночью, как стемнеет. А пока, вот: перекусите и выспитесь. Нынче темнеет рано, поэтому приеду за вами часа в три после полудня.

С этими словами он проводил «бригаду» к столу, а сам, на прощанье сделав приветственный жест рукой, исчез за входной дверью вместе с тем парнем, что привёз их из ночлежки, заперев её на ключ снаружи.

Дима подошёл к окну.

Судя по видневшейся далеко внизу земле и окнам стоящей рядом под углом к зданию секции новостройки, они были этаже на двадцатом, почти на самой верхотуре, и потому удрать как-нибудь, на что его почему-то так и подмывало, никакой возможности не было.

Впрочем, другие «грузчики» уже уселись за стол и вовсю угощались щедро накрытой трапезой. У Димы при виде того, как они с аппетитом поглощают приготовленные кушанья, засосало под ложечкой, и, хотя чувствовал себя неловко в компании этих прожжённых бродяг, постоянных обитателей той ночлежки, которые, возможно и украли его вещи и попользовались в отхожем месте его бесценными книгами как туалетной бумагой, он всё-таки присел к столу и с удовольствием, мало-помалу налегая всё основательнее, принялся за еду.

Наевшись, все разлеглись, где кто смог. Дима примостился на лежащем на полу  белом длинноворсовом ковре, поскольку мест на диванах и даже на креслах ему не хватило, и едва коснулся его поверхности, как снова провалился в сон, который утром не дал досмотреть ему «бригадир» с мобильным телефоном и фонариком….

Вскоре, как ему показалось, он проснулся от того, что кто-то в потёмках бьёт его в пятку носком ботинка: в Москве в декабре, в самом деле, в четыре часа вечера уже хоть глаз выколи - темнота. Сначала даже не понял, где он, и кто это лупит его по ноге.

В квартире было темно, в отсветах с улицы, долетающих с земли даже на этот этаж копошились тени людей.

-Поднимайся, соня, пошли работать!

Вдруг загорелся свет, и Дима увидел Андрея, а рядом того парня, что был в ночлежке, внимательно осматривающего своих «работников»:

-Так, быстренько встали все, оделись, умылись! Через пять минут выезжаем!

Всё тот же «Икарус» привёз их на какой-то склад.

Всю ночь они загружали в автобус огромные тяжёлые мешки из грубого и прочного, толстого брезента, запечатанные так, что подсмотреть, что в них, заглянуть даже краешком глаза внутрь, было невозможно.

Когда автобус был забит поклажей доверху так, что лишь у входа, рядом с водителем, едва осталось немного места только для того, чтобы посадить «грузчиков», «Икарус» тронулся в путь, следуя по улицам и проспектам Москвы вслед за чёрной «Чайкой», в которой ехал теперь тот самый солидный Андрей и парень, что приходил в ночлежку.

Ехали долго, и вскоре стало ясно, что кортеж уже давно покинул мегаполис.

Наверное, часа через три машина вкатилась в какую-то деревеньку где-то в Подмосковье.

Автобус остановился у крайнего дома, который, впрочем, как и всё вокруг, утопал во тьме, а потому выглядел пустым и заброшенным. Рядом, в свете его фар, была видна уткнувшаяся в покосившийся серый жердяной забор чёрная «Чайка». Из неё вылез Андрей и скомандовал, обращаясь на свет снопом бьющий ему в лицо из фар «Икаруса»:

-Так! Выгружайся! Давай заноси поклажу в дом….

Работа продолжалась всю ночь, без передыха. Когда, наконец, груз был перемещён, и автобус развернулся за второй партией странных тяжёлых, неподъёмных запечатанных мешков, Дима тоже хотел вместе с остальными «грузчиками» сесть в него, но Андрей остановил его, показав на него жестом протянутой руки:

-Ты останешься здесь!

Остальные устало полезли в салон автобуса, но Дима подчинился.

Когда автобус скрылся из виду, Андрей подошёл к нему и сказал:

-Будешь охранять дом, пока не вернёмся. Я гляжу: ты парень хороший, надёжный. С оружием обращаться умеешь?!..

Дима в ответ как-то странно пожал плечами, вспомнив последний случай, приведший к смерти его патрона. Но Андрей расценил ироничную ухмылку по-своему: мол, «спрашиваешь!» - и, вытащив откуда-то из-под полы своего длинного кожаного не то пальто, не то плаща «Макарова», протянул его в руки удивлённому Диме:

-На!.. Держи! Будешь охранять! - и, глядя на весьма озадаченного его поступком, Гладышева, добавил слова Остапа Бендера из известного фильма. - Я дам вам парабеллум! Мы будем отстреливаться! - а потом, вдоволь посмеявшись над своей шуткой, так, что едва смог прийти в себя и вернуться к серьёзному виду: настолько Гладышев выглядел обескуражено и потешно, - добавил. - Ладно! Слушай сюда!.. К дому никого не подпускай! Хотя, - он обернулся по сторонам, - тут и так никого нет! Но… на всякий случай! В армии служил?!.. На посту стоял?!.. Действуй как в армии: предупреждение, первый выстрел в воздух, продолжает идти - по ногам! Ну, а потом….

Андрей пристально посмотрел на Диму, словно читая по его лицу, понял ли он инструктаж, а затем почему-то спросил:

-Ты откуда?..

-С Украины, - ответил Дима.

-Далеко забрался, - подтвердил кивком головы Андрей свою догадку. - Вид у тебя какой-то потерянный, хотя интеллигентный и сиротливый. Ты, случайно, не детдомовский?

-Да нет! - пожал плечами Дима.

-А жаль!.. Похож! - покачал головой Андрей. - У меня вот группа из детдомовцев: «Ласковый Лай». Слышал, небось? Ну, эта…. «Белые козы, белые козы, беззащитны, чисты…»

Андрей напел знакомый мотивчик самой популярной в это время группы, но Дима почему-то на этот раз даже не удивился.

-Я их продюсер! - пояснил Андрей. - Эх!.. Жалко, что ты не детдомовский! - Андрей вдруг бесцеремонно схватил Гладышева за подбородок и повертел его голову своей рукой вправо-влево, внимательно и пристально разглядывая в приглушенном свете фар «Чайки» профиль и анфас. - Очень жаль! Я бы тебя в группу взял. Очень ты похож на одного человека…. Мне такие нужны!.. В дублирующие составы…. Впрочем, наверное, с концертами всё, баста….

Андрей отошёл от Димы, оставив его у входа в дом, и направился к «Чайке», но потом остановился и повернулся к нему, спросив напоследок издалека:

-А ты так-то, чем занимаешься?

-Да так, пишу! - признался Гладышев, выбрав самое значительное, что он мог сказать о своей жизни.

-Что пишешь-то?!

-Романы.

-О! - удивился Андрей, даже на несколько шагов вернувшись. - И много написал?!..

Дима сконфузился вдруг и пожал плечами:

-Пока нет!

-Издают?! - поинтересовался Андрей.

Гладышев отрицательно покачал головой, грустно опустив её.

-Ну да, - догадался Андрей, - если бы издавали, тебя бы в ночлежке Разин не нашёл.

С этими словами он повернулся и вскоре скрылся в чреве чёрной «Чайки», выйдя в калитку покосившегося жердяного забора.

Через минуту Дима остался один в сгущающемся предутреннем тумане….

Ночь тянулась медленно. Часов у Димы не было. В промозглом воздухе стояла мёртвая, непривычная после столичного монотонного шума тишина.

Дима потерял счёт времени, ноги порядком закоченели, да и сам он весь до костей продрог, недоумевая, как же долго длится темнота, и когда снова приедет автобус.

Он уже отчаялся ждать и рассвета, и возвращения хозяина мешков, и даже, если бы ему не вручили пистолет, решил бы уже, что его здесь просто бросили, как вдруг в предутренней сумеречной мгле раздался нарастающий рокот знакомого звука венгерского дизеля.

«Икарус», не останавливаясь, полоснув по нему светом фар в предрассветном тумане, въехал в ограду дома, сломав серый от времени, покосившийся, почти упавший жердяной забор, и замер рядом с Гладышевым.

Он снова был полон поклажи.

Следом за «Икарусом» к разломанному автобусом жердяному забору подкатила чёрная «Чайка». Из неё вылез Андрей и подошёл не спеша к Диме.

-Никого не застрелил?! - с усмешкой поинтересовался он у Гладышева, протягивая руку за пистолетом.

-Да нет! - как всегда пожал плечами Дима, отдавая оружие.

-Ну, и молодец!

-А кто автобус разгружать будет?! - удивился Гладышев.

Грузчиков, уехавших в Москву, в автобусе теперь не было, да и места для них в «Икарусе» не нашлось бы: салон был под завязку забит всё теми же самыми мешками.

Андрей внимательно, изучающе посмотрел на автобус, а потом, сделав паузу, сказал, по-товарищески положив Диме на плечо свою мощную руку:

-Да никто!.. Мы его так оставим!

Только теперь Дима обратил внимание на то, что водитель «Икаруса» с канистрой ходит вокруг машины и поливает автобус бензином.

Тот парень, что приходил в ночлежку, уже делал то же самое с домом. Он открывал багажные ящики огромного автобуса и доставал оттуда одну за другой канистры, а потом направлялся с ними в дом, заполненный мешками.

-Ну, чего прохлаждаешься?! - вдруг поинтересовался у него Андрей. - Помогай давай!

Дима тоже принялся таскать канистры с бензином из багажного отделения огромного междугороднего лайнера, где ими было заполнено всё пространство, в дом. Одну за другой носили они двадцатилитровые ёмкости в избу и поливали из них бензином мешки с документами.

Пустые канистры бросали здесь же.

В доме стоял резкий, со сладковатым привкусом, запах бензина, и вскоре Дима, неся внутрь очередную ёмкость с огнеопасной жидкостью, стад входить в него с опаской, боясь, что пары горючего вот-вот полыхнут, и в одно мгновенье постройка превратится в огромную топку.

Когда всё было щедро полито бензином, и в багажном чреве «Икаруса» не осталось ни единой канистры, Андрей поинтересовался у Димы:

-Знаешь, что это за документы?!..

-Нет! - покачал головой Дима.

-Это деньги! - с какой-то непонятной иронией, растянув слова, ответил Андрей. Это миллионы советских рублей, заработанных группой «Ласковый Лай»!

-И что вы с ними хотите сделать? - поинтересовался Дима.

-Сжечь! - как-то просто, буднично ответил Андрей. - Карьера группы закончена, надо разбегаться. На меня круто наехали на самом верху! - он ткнул пальцем куда-то в небо над собой, а потом снова взял Диму за плечо, фамильярно опершись на его щуплое тело. - Сам Горбатый наехал. Потому-то, что мог, я пристроил, а что не могу - уничтожаю. Мною сам мистер Толстунин занимается. Он по части всяких там нарушений и чуждых в советском искусстве и культуре проявлений и элементов работает! О-о-о, если ты попал в лапы к Толстунину - дело серьёзное! Тут вплоть до высшей меры наказания может дойти. У меня жопа, извиняюсь, - барометр. А я ещё жить хочу. В депутаты, вот, собираюсь теперь податься. Это сейчас тема актуальная, не то, что шоу-бизнес! Скоро, глядишь, все шоумены в депутатах сидеть будут! Ну, а я, так сказать, на передовой линии: нос по ветру держу и чую, куда флюгер политического ветра поворачивает! Да-а-а…. Впрочем, откуда тебе знать, кто такой Толстунин?!

-Я знаю, - ответил Дима смущённо.

Андрей изрядно удивился, брови на его пухлом, упитанном, холёном лице человека, давно не знающего не то что нужды, но и просто элементарных ограничений в чём-либо из материального, взметнулись через весь лоб:

-Да брось!

-В самом деле! - подтвердил Дима.

-Откуда?! - ещё больше удивился Андрей.

-Ну, скажем, у меня была с ним душещипательная беседа по поводу моего романа.

-А, вон оно что!.. Ну, тогда дело серьёзное….

Андрей немного подумал и направился к «Чайке», с трудом достал из её багажника большую квадратную сумку, чем-то набитую так туго, что она приняла вид правильного параллелепипеда, вернулся с тяжёлой поклажей к дому и поставил её перед Димой.

-На, вот! - сказал он, отдышавшись. - Здесь у меня заначка!.. Нищим хотел раздать!.. Но теперь, думаю, что тебе нужнее будет!.. Издашь свой роман! Раз им заинтересовался сам господин Толстунин, - протянул Андрей многозначительно фамилию общего знакомого, - то, думаю, вещь стоящая! Во всяком случае, такое применение этим деньгам я сейчас нахожу более правильным….

Андрей ещё немного постоял, отдышался совсем и добавил:

-Только смотри: никому не говори, откуда у тебя деньги! Здесь миллионов десять будет….

Дима молча кивнул головой.

Всё произошло так неожиданно, что он не мог ни обрадоваться, ни испугаться странному приобретению. Это было похоже на сон.

Когда дом и автобус дружно и гулко запылали, унося в небо пепел чужого состояния так, что пришлось отойти на пару десятков метров от нестерпимого жара, Андрей сказал напоследок Диме:

-Досмотришь, чтобы всё прогорело! - и навсегда исчез из его жизни, укатив на шикарной чёрной «Чайке» в утренний густой и морозный туман.

Глава 18.

Первый человек, что попался ему на просёлочной, заросшей почти уже, дороге в деревню, была девушка с корзинкой полной крупной земляники.

Дима заприметил её стройную фигурку ещё издалека и быстро настиг, прибавив усилий и поднажав на педали: усталость вдруг улетучилась при виде миловидной особы и в предвкушении приключения.

-Девушка, я правильно в Васелиху еду?! - поинтересовался он у неё.

Молодая барышня, как ему показалось, испугалась даже и шарахнулась в сторону от просёлка.

-Ой!.. А вы как тут оказались?! - удивилась она. - С той стороны к деревне подъезда нет….

-А я по воздуху! - засмеялся Дима, понимая, что произвёл впечатление на девушку. - Но еду-то правильно?!

-Да, как же это?! - не могла опомниться она. - Там же сплошное болото, одни топи непролазные!..

-А вот так! - прекратил её сомнения Дима и снова осведомился, теперь больше для профуры, для вида, поскольку и сам уже признал место, оставшееся в его памяти в сонме других детских впечатлений. - Это Васелиха?!..

-Васелиха, Васелиха! - подтвердила девчонка, теперь уже успокоившись, что видит не приведение, и даже улыбнувшись.

-А дом Пелагеи Пантелеевны где?! - поинтересовался Дима, так же, больше для порядка.

-Да вот же он, на взгорке! - показала рукой девица.

Собираясь тронуться дальше, Дима поинтересовался:

-А тебя-то как зовут?!

-Алёна! - ответила, вдруг зардевшись вся, девушка.

-Алёна?! Очень приятно! А я Дмитрий, - представился он. - Я запомню тебя…. А как тебя разыскать?!

-А что тут искать-то! - рассмеялась девушка. - Деревня-то вся - два дома вдоль, два - поперёк!..

-Ну, хорошо! Ещё встретимся! - пообещал ей Дима и прибавил скорости, включив самую высокую из двадцати четырёх передачу. - Алёна!..

Он мечтательно повторил ещё раз простое русское имя, помня, что в ментале это самый важный признак координат субъекта, кто бы он ни был….

Пелагея встретила его, всплеснув руками от неожиданности.

-Ба-а-а! Ты-т, смотри, внучёк-т! - бросилась она к нему всей своей грузностью через огород, на котором обрабатывала грядки. - Ещё один! Счастье-т какое на старости-т лет!..

Проснувшись на следующее утро, Дима вдруг осознал, что, в самом деле, оказался в деревне: его разбудили мухи, залетавшие по хате с первыми лучами солнца. Однако лежал он ещё долго и всё не мог постичь умом, как ему удалось на велосипеде преодолеть расстояние в несколько сотен километров. Это казалось небылицей, сном, хотя Дима отчётливо помнил все подробности, переживания и страхи этой непростой и длительной поездки. Это было невероятно, неправдоподобно!..

В комнату заглянула бабка:

-Проснулся?!.. Сегодня-т в честь твоего-т приезда гулянье будет у меня!.. Вчера-т всех предупредить не успела: почти вся деревня-т, кто есть мужиков-т, на покосе! Но сегодня-т устроим!..

-Спасибо! - поднялся Дима. - Да я, в общем-то, не пью!..

-Ха-а! - усмехнулась Пелагея. - Иди, вон, завтракай! Оголодал, небось, дорогой-т?!.. Это ж надо-т! На велосипеде-т пустится в такой-т путь! Совсем сдурела детина! И куды-т только мать смотрит?!.. Иди, вон! Картошки-т целый котелок наварила….

В дороге Диме и вправду пришлось нелегко: денег у него не было, - а потому, когда чувствовал голод, останавливался и углублялся в лес, где собирал для пропитания всё, что только можно было съесть сырым или подкоптив на костре. Поэтому котелок картошки пришёлся очень кстати: вчера, едва добравшись до дома, он попросился у бабки Пелагеи спать, поскольку тут же ощутил навалившуюся вдруг ему на плечи дикую усталость, скопившуюся за всё непростое время путешествия….

После завтрака Дима, почувствовав себя отдохнувшим, отправился прогуляться по небольшой деревеньке.

У колодца он увидел Алёну, о которой только что подумал.

-Ой, привет! - заулыбалась она издалека. - А что сегодня без велосипеда?..

-Ой, да он мне за дорогу надоел! - отмахнулся, тоже радостно улыбаясь ей, Дима.

-Что?.. Долго ехал?! - спросила и в то же время как бы подтвердила свою догадку девушка.

-Ага!..

Дима подхватил было у неё ведро, но девушка отстранила его руку:

-У меня коромысло! Неси либо оба, либо, вообще, не берись!..

Дима взял вёдра на коромысло, перекинул его через плечо и пошёл рядом с Алёной вдоль по улочке, не находя в себе вчерашнего запала для начала разговора: тогда всё вышло как-то само собой.

-Ну, как живёте? - глупо поинтересовался он.

-Да так! - в тон ему ответила девушка. - То одно, то другое, - но тут же сдалась, - а, вообще-то, тоска смертная! Я уже не могу!..

-Что так?! - удивился Дима.

-Да ты просто не представляешь, как здесь жить! - воскликнула девушка. - Никаких новостей и никакой перспективы!..

-Перспективы на что?! - не понял Дима.

-На жизнь, разумеется! - развела руками Алёна. - Глухомань! Что тут делать?!.. Все, кто мог, уже в город подались!

-Ты тоже хочешь?! - поинтересовался Дима.

-Хочу! - призналась девушка. - Но пока не получается. Угораздило же меня родиться в таком беспросветном захолустье!.. Не понятно, зачем сюда ещё люди едут, вроде тебя.

Чувствовалось, что Алёна крайне удручена своим существованием и жаждет перемен.

-Вот зачем ты сюда пожаловал, Дима?! - поинтересовалась, помолчав, девушка.

-Я?! … Развеяться, наверное, - пожал плечами Гладышев.

-Развеяться?! - удивилась Алёна. - Как тут можно развеяться?!.. Тут тоска болотная. Раньше хоть в Большую Василиху можно было съездить, а теперь это Украина, оказывается!.. Хотя, - девушка махнула рукой, - всё равно ездят, но всё как-то не так стало!..

-Что именно?! - не понял Дима.

-Ой!.. Да всё! - поморщилась будто от зубной боли Алёна. - Мы только теперь узнали, что наш районный центр совершенно в другой стороне находится, за болотами. До того всё общение с миром через Большую Василиху происходило. А теперь в больницу, и то, чтобы попасть, надо дважды границу пересечь, сначала в Большую Василиху, в обратную сторону, проехать, а потом, другой дорогой, огибая болота, в рай-город….

-В Рай-город?! - переспросил Дима.

-Ну, в райцентр, - пояснила Алёна. - Теперь из Большой Василихи даже скорая помощь не приедет: другое государство стало. Раньше этого как-то не замечали, ведь одна страна-то была. И в больнице нас там принимали, и вообще! А теперь цивилизация словно отъехала от нас ещё дальше, чем прежде. Как будто нас вдруг на Луну переселили.

У калитки в свой двор Алёна остановилась и перехватила у Димы коромысло.

-Так вот ты где живёшь! - сказал Дима, осматривая дом.

-Да, здесь и живу! - подтвердила Алёна. - Там сегодня бабка твоя гулянку затевает. К ней год назад ещё один внук приезжал. Так она нарадоваться не могла, что хоть кто-то о ней вспомнил! И вот опять!.. Так что жди! Я приду! - слегка заигрывая с ним, поведя плечиком, сказала на прощанье Алёна и направилась к дому, многообещающе стрельнув на прощанье глазками….

Вечером они встретились снова.

Для приличия Дима посидел на почётном месте за столом, сколько было положено, а когда народ подвыпил, и ему стало всё равно, по какому поводу гулять, вместе с Алёной вышмыгнул на улицу.

Совсем близко над ними, так, что, казалось, можно дотянуться рукой, нависло неправдоподобным шатром звёздное небо, блистающее миллионами бриллиантовых искорок.

Алёна потащила его на задний двор, где стоял огромный стог свежескошенного сена. Они забрались на самый верх и улеглись на душистую траву, глядя на чарующий сознание звёздный шатёр над ними.

-Всё-таки здорово здесь! - вырвалось у Димы.

-Что ж тут хорошего?! - удивилась Алёна.

-Ты посмотри!.. Какое небо!.. Такого неба в городе нет!.. Даже в пригородной деревне зарево города затмевает его красоту! А здесь!..

-А я лучше бы в городе жила, - ответила Алёна, - и мне всё равно было бы, какое там над городом небо….

-Ты ничего не понимаешь! - выдохнул, зачарованно продолжая смотреть на звёзды, усыпавшие весь небосвод разнокалиберными мерцающими драгоценными камушками, Дима.

-Может быть! - согласилась Алёна и замолкла.

Некоторое время они лежали молча.

Потом Дима ощутил, как нежная рука девушки коснулась его где-то в районе живота, а потом её мягкие нежные пальцы скользнули дальше вниз.

Он поймал её руку и сжал в своей ладони.

Девушка продолжала лежать где-то рядом с ним, не пытаясь ни убрать руку, ни продолжить движение ею.

Это было чудесно! Они лежали рядом на сеновале и смотрели на звёзды, и им было настолько хорошо, что ничего даже не нужно было говорить.

Так длилось довольно долго, но умиротворение не бывает бесконечным.

Дима старался понять, сколько ей лет, но так и не мог это определить. Однако любопытство становилось всё сильнее и, в конце концов, стало так велико, что он больше не мог лежать молча. К тому же чувствовалось, что Алёна тоже чувствует себя всё более зажато от этого затянувшегося молчания.

Что он мог сделать? Конечно же, он мог также перейти в наступление: коснувшись его тела рукой, девушка как бы открыла ему дорогу для ответного движения. Она предоставила ему доступ к своему телу. И хотя Алёна была очень красива, он не хотел пользоваться её щедростью. Тем более ему бы не хотелось вдруг натолкнуться на решительное сопротивление, если он вдруг зайдёт слишком далеко….

-А ты во сколько лет начала мастурбировать? - поинтересовался он вдруг у Алёны и почувствовал, как покраснел от неуместного и беспардонного вопроса, сорвавшегося у него с языка.

Этот вопрос был как выстрел, и Дима даже напрягся, ожидая её бурной реакции. Но ничего не произошло.

-Кажется в тринадцать, - ответила она как-то даже очень просто и буднично, но в то же время с благодарностью за то, что он прервал молчание. - Это был какой-то кошмар!.. Я успокоиться не могла!.. Знаешь, было такое ощущение, что меня какой-то чесоточный зуд одолевает. А потом ещё и кайф стал проявляться, и я совсем в нём утонула….

-А когда ты узнала, что твоё тело предназначено для половых сношений? - второй вопрос был таким же нетактичным, но Дима дал себе фору, понадеявшись на её деревенскую простоту.

-Ой, наверное, лет в десять. Я и раньше это видела, только не понимала ничего….

-Видела, что? - не понял Дима.

-Ну, как отец мать ебёт, - девушка приняла его игру в простоту и вульгарность. - Они как-то сильно от меня и не прятались при этом, да и негде: у нас хата, хоть и большая, а вся как одна комната. Ну, вот! Сначала я ничего не понимала. А потом стала приглядываться, что они там делают. Ну, и где-то лет в десять поняла, что когда-то так и со мной будут делать….

-И что?.. Ты обрадовалась, огорчилась?!.. Что?!..

-Да, как сказать! Меня сперва тошнило от всего этого, пока елда не пошла чесаться у самой. Тут-то я и поняла, что к чему, зачем и почему.

-А когда в первый раз попробовала?

-А я ещё и не пробовала, - призналась Алёна. - Я ещё целочка….

-Что так?..

-Так, а с кем здесь пробовать-то?! С дедами, у которых бороды длиннее, чем хуй?!.. Тут год назад один приезжал, … лейтенантик молодой, кстати, тоже родственник бабки Пелагеи. Он тогда только училище закончил, в отпуске был. Так вот! Тоже тюфяк какой-то! Правда, тут событий всяких много было, которые его сильно отвлекали. Но мог бы и пошустрее быть! Я вся соком изошлась, ожидая, когда же он, в конце концов, меня вскроет.

-И что?..

-А ничего!.. Нет, конечно, он что-то пытался там сделать! Но лучше бы и не пытался!.. Да-а-а, в деревне с этим делом туго! Хоть под скота лезь!

-Под какого скота?! - не понял Дима.

-Ну, лучше под жеребца, как Катька-царица делала. Правда, у той бешенство матки было, и её никто не мог удовлетворить окончательно из мужиков, а тут - просто не с кем!.. Хотя, я считаю - это стрёмно?..

-Что стрёмно?

-А со скотом пялиться!.. Может, давай с тобой попробуем?! - тут Алёна перевернулась, перестав делать вид, что любуется далёкими и бесполезными ей звёздами, и посмотрела в темноте прямо ему в лицо, Дима увидел, как живо и жадно, хищно даже блеснули в отсветах из окон дома её влажные от похоти зрачки. - А что?!.. Вроде бы у нас с тобой всё так доверительно, так интимно: беседуем на всякие щекотливые темы….

-Нет, - покачал головой Дима, вдруг, в самом деле, испугавшись.

-Что так?!

-Боюсь….

-Меня что ли?! - удивилась девушка.

-Да не тебя! - он стал изворачиваться, как мог. - Я тут в Москве с одной женщиной познакомился!.. Ой, и мастерица была по части ебли!..

-И?..

-Она многому меня научила….

-И?..

-И вот с тех пор что-то со мной произошло!.. Веришь?! Как замкнуло что-то: боюсь вступать в интимные отношения … с малолетками….

-Это я-то малолетка?! - возмутилась Алёна.

-Да нет!.. Но по сравнению с той тётей…. Понимаешь, я боюсь, что если буду делать то, чему она меня научила, то будет много вопросов и даже возмущения…. А по-другому я с тех пор просто не хочу даже….

-Ну, так давай со мной попробуй! - обрадовалась Алёна. - Показывай, что ты там умеешь!..

Девушка была обворожительна в своей простоте. На секунду Дима даже испугался, что влюбится в неё вот с этого самого момента. И что тогда будет?!.. Как же Вероника?..

-Понимаешь, дело в том, что многое тебе покажется странным, … потому что чувственность у женщины раскрывается не излёте, ближе к сорока. У тебя многие эрогенные зоны ещё не развиты даже….

Говоря это, Дима вспоминал, как «мама» наставляла его:

-После сорока женщине хорошая ебля нужна, как воздух. И, честно говоря, тут уж не до любви какой-то там, строительства отношений. Шуры-муры разводить некогда. Она ей для здоровья просто необходима. Если у бабы за сорок хорошей ебли хотя бы раз в неделю нет, она очень быстро превращается в старуху. Так что тут уже не до моральных устоев, сам должен понимать! Если видишь женщину такого же возраста, как я, но та выглядит лет на десять, а то и двадцать, меня старше, - знай: её практически не ебут. Печально, но такова жизнь. О своей кунке женщина должна заботиться в первую очередь сама. Никто за неё не позаботится….

-Вот, дурачок! Да откуда ты знаешь, какая я?!.. Давай попробуем: от тебя-то не убудет! - игриво засмеялась Алёна, прильнув к нему, как кошка.

-Странный век! - удивился вместо ответа вслух Дима, будто не заметив этого движения.

-Что странного?!

-Ну, обычно мужики до баб задираются, а тут всё наоборот! Во всяком случае, у меня - так.

Он вспомнил, как у него начались отношения с Вероникой, потом возникла «мама», Анжела…. И вот теперь Алёна туда же!

-Не знаю, как в городе, а здесь - я просто спасаюсь от одиночества….

-Ну, вот, видишь! - обрадовался Дима, слегка отстранив девушку от себя. - Значит тебе это, собственно говоря, и не нужно!..

-Что?!..

-Ебля!.. Тебе общения не хватает! А это совсем другое, и для этого не обязательно вступать в столь близкие отношения. Не хватает общения - вот и давай общаться!.. Просто общаться!..

-Слушай, как общаться?! - возмутилась, снова прильнув к нему, Алёна. - Тем более - просто! Как это: просто общаться, - если я глаза закрываю, а у меня хуй перед глазами стоит?!.. Открываю глаза - опять он! Большой, твёрдый, слегка изогнутый, как сабля, ребристый, с огромной сизой, красивой залупой. Ох!.. И так хочется, чтобы он в меня вошёл!.. Всё готова отдать!.. Как общаться-то?!.. Просто…. Просто общаться, когда у меня такое перед глазами и днём, и ночью?!..

-Ну, и бабы пошли! - удивился Дима, в растерянности покачав головой.

-Это природа, Дима, женское естество….

Алёна потянулась к нему, чтобы поцеловать. И он не отстранился, почувствовав, как вкусны её прелестные губки….

Глава 19.

На следующее утро Дима засобирался на поклон к Гвоздеву.

С вечера, добравшись до дома, долго он рассуждал, думал и так, и эдак. Но ничего иного путного придумать так и не смог. По любому выходило, что содержимое ридикюля надо везти обратно в Москву. Да и не факт то, что теперь его и там удастся пристроить.

Дима не раз уже пожалел, что не открыл «маме», пока был у неё, истинное содержание своего чемодана. По всему было видно, что она его ответы о «десяти миллионах рублей» воспринимала не больше, чем шутку.

«А ведь самое время было попасть «в дамки»! - сокрушался теперь Гладышев своей упущенной возможности, которой так и не смог воспользоваться вовремя. - Вот ведь как бывает: деньги тоже в мусор превращаются, если их вовремя не пристроить!»

Он нисколько не сомневался в способностях «мамы» «пристроить» его миллионы даже сейчас, когда они уже и в России-то не в ходу. Но…. «Мама» теперь была где-то далеко, связи с ней у него никакой не было. И даже если бы он каким-то чудесным образом попал за тысячу километров, в Москву, как найти теперь её, - он даже не представлял.

«Да и будет ли она мне помогать?! - это был последний аргумент, который ставил жирную точку в идее обратиться за помощью к «маме». - С чего бы это?!.. Я ей кто такой?!»

Оставался единственный вариант, который подсказал ему Цындренко: идти на поклон к Кексу.

Кто такой, этот Кекс, где его искать, - Гладышев не знал, и потому ему предстояло общение с Гвоздевым, который, впрочем, уже дал понять ему о своём отношении к его персоне. Но ничего другого на ум не шло. И через час Дима снова звонил в квартиру номер тридцать девять в доме номер двадцать на улице Пушкина.

Гвоздь встретил его удивлением, которое тут же выползло на его лицо. Он хотел было наброситься на «поэта» и спустить его с лестницы, но Дима вовремя достал из пакета увесистый кирпич советских сторублёвок.

Вид огромной суммы денег, хотя уже и вышедшей из обращения, запечатанной в банковскую упаковку, отрезвил Гвоздева, и тот, ни слова не сказав, кивком головы пригласил Диму внутрь квартиры.

Гладышев протиснулся мимо Гвоздя в тесном коридоре «хрущёвки» и, разувшись, прошёл в комнату.

На красных тонов большом турецком ковре стояло несколько кресел, диван, тумбочка с телевизором, комод, сервант, торшер, - обстановка квартиры была простецкой, хотя и подобрана с некоторым вкусом. Но сказать по ней, что недавно здесь жил «положенец» города, было нельзя: всё выглядело как-то обыденно, тоскливо и даже скучно. Другое дело - квартира Вероники. Там чувствовался шик и блеск. Да и не удивительно было: отделкой полученного на свадьбу «подарка» занималась сама хозяйка. А здесь…. Здесь всё было как-то «по-совковски».

-Чё надо?! - спросил, зайдя следом за ним в комнату, Гвоздев.

-Да вот, пристроить десятка с два таких блоков! - покрутил в руке перед бандитом Гладышев денежный кирпич.

-Откуда это у тебя?! - удивился Гвоздев.

-Какая разница?! - ответил Дима

-Действительно, - согласился Гвоздь, присаживаясь на диван.

Видно было, что он сильно напрягает извилины и пытается думать, но это даётся ему с трудом: от него разило перегаром.

-Я, вообще-то, к тебе потому, что у тебя выход на Кекса есть! - подсказал ему правильное направление мыслей Гладышев.

-Кто тебе сказал?! - удивился Гвоздь.

-Циня! - ответил Дима в несвойственной себе манере называть людей по кличкам.

Гвоздев обхватил голову руками, пытаясь включить «соображалку».

-Ну, а ты что за это хочешь? - наконец поинтересовался он.

-Хотя бы половину суммы!..

-Половину суммы?!.. Чем: карбованцами?!

-Нет, конечно! Российскими рублями!

-Ну, нет! - закивал головой Гвоздь. - Максимум, что я тебе смогу предложить - это десять процентов!.. И то не сразу, а когда поменяем…. Тут, в самом деле, Кекса надо подключать!.. Их уже и в Москве-то не принимают! Только по специальным связям! Но за них тоже платить надо!.. И прилично!

Он задумался, с аппетитом глядя на блок из сторублёвок в руках у «поэта», потом добавил:

-В общем, так! Завтра с утра, часиков в семь, встречаемся здесь же! Кекс подгребёт - это я организую! А ты приноси всю сумму! Там и решим всё, идёт?!..

Дима пожал плечами, чувствуя подвох. Но ничего другого не оставалось: назвался груздем - полезай в кузов….

Выйдя на улицу, он снова заметил во дворе дома тот же самый чёрный «Мерседес». Тот, как и прежде, стоял на том же самом месте, будто и не уезжал отсюда. Гладышеву показалось сначала, что, когда он входил в подъезд, этой машины у дома не было, но, поругав себя за невнимательность, Дима направился домой собирать в ридикюль рассыпанные по комнате как огромные пёстрые детские игровые кубики денежные кирпичи.

На следующее утро, в семь часов он уже снова звонил в дверь Гвоздеву, держа в руке тяжёлую ношу.

-Принёс?! - поинтересовался тот, открыв дверь.

Гладышев молча поднял повыше тяжёлую сумку.

Как и обещал бандит, в квартире он был не один.

В кресле напротив входа в комнату сидел какой-то солидный дядька, наверное, тот самый Кекс. В руке у него была рюмка. В воздухе пахло хорошим коньяком.

-Вот, - представил его Гладышеву Гвоздь, - это «положенец» города теперь!

Дима протянул было руку, чтобы поздороваться, но тот и усом не повёл.

-Ну, показывай, что там у тебя! - сказал он вместо этого, слегка подавшись вперёд, прокуренным сиплым голосом, примостив рюмку на подлокотник кресла.

Дима поставил сумку на пол и раскрыл её.

Лицо Кекса озарилось каким-то светом, будто из открывшихся створок ридикюля засияло червонным отливом золото. На его губах заблуждало подобие странной, едва заметной, улыбки.

-Сколько здесь?! - поинтересовался он.

-Десять миллионов! - пожал плечами Дима, ответив так просто, как будто речь шла о десяти рублях или даже карбованцах.

-Мне сказали, что ты хочешь за это половину, - переспросил его Кекс и, не дав ответить, добавил. - Сразу скажу: нет! Пять процентов российскими рублями - всё, что могу дать! Поверь мне, больше тебе никто не предложит….

Результат сделки таял на глазах: вчера Гвоздь говорил о десяти процентах, сегодня Кекс опустил его уже до пяти! Если так пойдёт и дальше, то, чего доброго, вообще, процент останется. Диму это никак не устраивало. Но сейчас Гладышев понимал две вещи: во-первых, эти деньги в его руках превратились в мусор, а потому им, в самом деле, была теперь грош цена. Во-вторых, для бандитов, - он чувствовал это, - содержимое его сумки представляет хороший куш, потому что их связи позволят им пристроить эти деньги с максимальной для себя пользой, и, наверняка, те пять или даже десять процентов - лишь жалкая подачка человеку, чтобы не отнимать у него деньги уж окончательно даром. А в-третьих, и это было, пожалуй, самое главное, что Дима осознал только что, попав в эту квартиру с ридикюлем: обратно с этими деньгами он уже в любом случае не выйдет! Это хорошо чувствовалось по блуждающей на лице Кекса улыбке, по нервному спокойствию Гвоздя….

-Предложение ваше, конечно, чересчур щедрое, спасибо! … Но меня оно не устраивает! - ответил он и почувствовал, какую-то перемену в настроении присутствующих на сделке бандитов, лишь убедившись, что выйти обратно с деньгами ему не позволят. - Поэтому я хочу предложить вам свой вариант!..

Напряжение в обстановке несколько спало после его последних слов, Кекс даже с интересом откинулся на спинку кресла, готовый выслушать любой бред: деньги-то всё равно уже его, - и снова взял в руку рюмку.

-Мне эти деньги дали на издание моего романа! - признался Дима. - Давайте поступим так: я их вам отдаю, а вы организуете выпуск моего романа в Москве.

-Ты что, писатель?! - искренне удивился Кекс. - Впрочем, как хочешь!.. Меня это устраивает! Так бы сразу и сказал!..

Было видно, что у него как от сердца отлегло, поскольку назревавший конфликт был исчерпан.

-Оставляй деньги! Неси рукопись! Я думаю, через месяцок твой роман уже выйдет в свет!..

-Я рукопись в Москва-реку выбросил! - сокрушённо признался Дима.

-Ну, а что тогда ты хочешь?!.. Чтобы я поехал в Москву да за твоей рукописью в реку сигал?! - искренне удивился Кекс, и оба бандита громко и дружно заржали, радуясь своей удачной шутке.

-Нет, у меня ещё дневники остались! - Дима вдруг осознал, как шатко его положение. - Я восстановлю рукопись, но на это время потребуется….

-В общем, так! - перебил его Кекс, вставая с кресла. - Это уже не мои проблемы! Я тебе пообещал выпустить роман - я это сделаю! Но ты мне принеси то, с чего его шлёпать!.. Договорились?!

-Договорились! - согласился Дима.

-Вот и хорошо! - Кекс подошёл к нему, поднял его за руку с пола и проводил к выходу из комнаты, одним движением отделив хозяина от его ридикюля. - Как только рукопись будет у меня, через месяц твой роман будет отпечатан в Москве. Ясно?!..

-Ясно! - кивнул головой Дима на пороге комнаты, бросив взгляд на сиротливо оставшуюся посреди комнаты распахнутую сумку со своими миллионами.

-Подожди, Кекс! Надо сделку обмыть! - вмешался вдруг в разговор Гвоздев.

-Это можно! - согласился «положенец», перестав ненавязчиво выталкивать Гладышева из комнаты, и одним движением руки усадил его на стоящий рядом диван. - Ты давай тогда, это, … сообрази нам что-нибудь на стол!

Гвоздь направился на кухню, а Кекс, закрыв ридикюль, унёс сумку в соседнюю комнату, вход в которую прикрывали занавески.

Через полчаса, разложив стол-книжку, стоявший в углу, они уже сидели втроём посреди зала квартиры за накрытым нехитрым образом столом, на котором стояла тарелка с вареной картошкой, открытая банка сайры, бутылка коньяка и три рюмки.

Сначала разговор шёл как бы ни о чём: бандюки «тёрли» какие-то свои темы, которые Диме были совершенно не интересны, и он в нём не участвовал, а про себя грустил о так глупо потерянных деньгах. Но тут, заметив, что Гладышев остаётся как бы в стороне от их застолья, Гвоздь что-то вспомнил, обратившись к Диме:

-О! Кстати! Давно хотел тебя спросить, да всё как-то не получалось!.. Скажи-ка мне, поэт, ты Бегетову пендюрил?!.. Или это так … - только слухи?!

Дима напрягся.

В принципе, он хотел ответить правду, показав тем самым, что нисколько не боится наглого бандита….

-Да что ты к парню пристал?! - вступился вдруг за него ни с того ни с сего поддавший и повеселевший от результатов сегодняшнего утра Кекс. - Ну, присунул он пару раз сучке! Ну, и что?!.. Следить надо было Бегемоту за женой внимательней….

-Ты так не скажи больше про неё! - ткнул в его сторону указательным пальцем Гвоздь.

-Как это - так?! - не понял Кекс.

-Ты зачем её сучкой назвал?!

-Ну, извини! - быстро согласился «положенец». - Не хотел тебя обидеть!

-Так ты Бегетову трахал или нет?! - снова обратился к Гладышеву Гвоздь.

-Вот пристал к парню! - тут же снова вступился за Диму Кекс. - Он тебе десять миллионов принёс на блюдечке с голубой каёмочкой, а ты: трахал - не трахал…. Возьми и спроси у неё сам!.. Впрочем, баба никогда правду не скажет! Да и ты … можешь не говорить! - обратился он к Диме, разрешительно махнув рукой. - Сдалась она ему!..

-Да сдалась! - снова переключился Гвоздь на Кекса. - Я, может быть, люблю её!.. И если бы не Бегемот, сам бы на ней женился тогда!

-Слушай!.. В Сумах девах красивых и смазливых как грязи в хреновом колхозе! - ответил ему Кекс. - Что ты с неё хочешь?! Ну, допустим, трахал её этот вот … как ты там его назвал?!.. Поэт!.. И что?!

-А то, что я из него и из неё за это всю душу вытрясу! - гневно стукнул кулаком по столу Гвоздь.

Кекс отмахнулся от него, обратившись к Диме:

-Идиот!..

-…Я у неё эту квартиру уже забрал! - продолжал свою тираду Гвоздев. - А узнаю, что она с поэтом трахалась, - и ту заберу!..

-Ты же её любишь! - снова обратился к Гвоздеву Кекс.

-И что?!

-Ну, люби, какая есть!.. Бабу не переделаешь - это я тебе точно говорю!..

-Нет! Я из неё сделаю женщину, которая мне нужна! - не успокаивался Гвоздь. - О! Сейчас позвоню ей!

-Вот и позвони! - согласился Кекс, подливая в рюмки коньяку.

Услышав от Гвоздя, что он собирается забрать квартиру у Вероники, Дима весь напрягся и тут же передумал признаваться бандиту в том, что было.

Гвоздев потянулся к телефонному аппарату, стоявшему на тумбочке, и хотел было набрать номер квартиры Вероники, но не удержался на наклонившемся набок стуле и, рухнув на пол, тут же пьяно заснул.

Кекс, не дав Диме и минуты на то, чтобы опомниться, взял его за руку и, подняв из-за стола, проводил из комнаты, обходя вокруг тела спящего «работника ножа и топора», до коридора: аудиенция была закончена.

-Так, слушай!.. Как там тебя?!..

-Дима! - представился Гладышев.

-Во! … Дима!.. Мы с Гвоздём всю ночь по бабам гулеванили! Сам понимаешь: подустали! Я вот сижу, а сам едва держусь! Спать хочу - не могу! Веришь?!..

Дима обречённо кивнул головой в знак согласия.

-Ну, так что давай на сегодня мы дела закроем. А вот первого числа, часиков в … с утра, в общем, пока мы ещё не спим: у нас видишь, какой режим дня?!.. По Магаданскому времени, в общем, живём! - приноси-ка мне свои рукописи или дневники, что там у тебя для издания есть. Мы с тобой эту тему обмусолим, перетрещим и закроем. Для меня тебе помочь - пара пустяков! Я бы и за так тебе издал твой роман, - поверь мне, - если бы ты обратился!.. Но коль у нас сделка, то… сделка - дело святое! - тут уже Диме стало заметно, как Кекс пьяно и устало шатается и едва держится на ногах. - В общем, так! Жду тебя с утра первого января здесь же!..

С этими словами Кекс бесцеремонно вытолкал Диму на лестничную площадку и закрыл за ним дверь.

Гладышев хотел было постучаться снова и что-то спросить, уточнить какую-то мелочь, но тут услышал, как прямо за дверью раздался глухой стук рухнувшего на пол в тесном коридоре «хрущёвки» тела, и понял: это бесполезно.

Глава 20.

-Батюшки-т святы!.. Вот вы-т где! - раздался где-то совсем рядом голос бабки Пелагеи: она влезла по лестнице на стог сена. - Алёнка!.. Да что же-т это делается-т?!.. Дмитрий!.. А ну-ка, слазь быстро-т!..

Пантелеевна мигом сняла влюблённую парочку с сеновала. И Дима был ей чрезвычайно признателен, потому как бабка появилась вовремя: не до чего серьёзного у них дойти не успело…. Хотя, что и говорить, девочка была хороша! Да и какой ещё может быть такая деревенская молодка, вскормленная на собственном подворье, пышущая здоровьем, жаждой любви и соком жизни, брызжущим из-под покровов её одежды всем в глаза, даже если та и не хочет демонстрировать это?!..

Правда, едва он ей занялся «серьёзно», как тут же ощутил, как та неопытна и инфантильна: несмотря на всю страсть, исходящую от Алёны, в постели от неё было не больше проку, чем от куклы, набитой ватой. И, хотя Дима уже давно не вкушал женской плоти, использовать её тело, как подвернувшееся по случаю для излияния накопившейся страсти, ему не хотелось: от одного помысла об этом он почувствовал себя гадко, так гадко, что сама мысль о соитии с ней стала ему противна, едва он почувствовал, как неопытна и юна его партнёрша.

Можно было без зазрения совести совокупляться с «мамой», женщиной бальзаковского возраста, знающей, что к чему, и жаждущей просто удовлетворения своей физиологии. Но с юной особой, в которой согласие отдаться было неразрывно связано с надеждой на начало новых отношений, новой жизни, нового мира?!..

Едва поняв, что Алёна, в самом деле, ещё не искушена в любовных утехах, Дима всячески оттягивал переход к решительным действиям, к соитию с юной девой, искусно и незаметно продлевая прелюдию, которую, впрочем, как и научила его «мама», мог и без коитуса завершить женским оргазмом…. Правда, опять же, касалось умеющего делать это и не раз испытывавшего это и прежде тела видавшей виды и готовой к такому женщины.

Вот за этой долгой прелюдией, перешедшей уже в скучание и некоторое недоумение Алёны, их и застала Пелагея.

-Ну-ка, слазьте-т!.. Слазьте! - кричала та, но как-то негромко, чтобы было слышно только им. - Вы что там устроили-т, а?!..

Шустрая, несмотря на свою полноту, бабка уже была внизу, рядом с приставленной к стогу лестницей, и ждала, когда парочка спустится к ней на «вздрючку».

Первым, одевшись, внизу оказался Дима, но когда спускалась Алёна, Пелагея, не стесняясь, с размаху, что есть силы, отвесила ей такую увесистую оплеуху открытой, растопыренной пятернёй по заднице, что, вскрикнув, та схватилась за зардевшую попу.

-Чё-т вы там устроили-т, а?!.. Дмитрий?! - укоризненно обратилась к нему Пелагея. Она решила устроить им разнос прямо здесь, не отходя от кассы. - Ей же замуж-т выходить, а ты … Что ж ты с ней-т делаешь, изверг, а?!..

-Да за кого замуж-то?! - в первый раз, опомнившись, но всё ещё держась за ушибленное место, возмутилась Алёна. - Пелагея!.. Ты вокруг посмотри!.. За кого замуж?!.. В деревне никого моложе сорока лет нет! Да и те все женаты!..

-Так что теперь?! - не унималась бабка, переключившись теперь на Алёнку. - Ебстись с кем ни попадя?!..

-Да почему же с кем ни попадя?! - удивилась Алёна. - Это ваш внук!..

Пелагею ответ застал врасплох, и она уже не могла найти слов: чтобы такого веско ответить разбушевавшейся в свою очередь девчонке.

-Да никто бы и не узнал никогда! - продолжала Алёна. - Он бы уехал!.. И всё!.. Что ж ты мне помешала, дура старая?!..

Гнев девушки делался нешуточным, и бабка, в сердцах махнув на неё рукой, развернулась и молча пошла прочь с заднего двора.

-Ну, что будем дальше делать? - поинтересовался Дима, когда Пелагея Пантелеевна исчезла за углом дома. Он уже знал, что больше ничего не будет, но всё же для порядка, как бы оставляя выбор за ней, предложил. - Давай вернёмся на сеновал?!..

-Да нет! - покачала с огорчением головой Алёна. - «Пантелеиха» всё испортила…. Вот дура!..

Она вдруг стала злой и серьёзной и, сложив в узел руки на груди, понурив голову, пошла прочь, в темноту улицы, даже не попрощавшись.

Дима с облегчением вздохнул, глядя ей вслед. Быть может, в самом деле, для Алёны он и был отдушиной в застоявшейся атмосфере захолустного уголка мира, но ему вовсе не хотелось оставлять в своей душе осадок случайной мимолётной связи с такой прекрасной девушкой, которая к тому же была ещё и невинна.

Это было нечто другое, совсем не то, что целый день кувыркаться в постели с повидавшей «Крым и Рым» «мамой». Дима каким-то шестым чувством понимал: с Алёной так нельзя. Ей двигали совсем иные чувства, чем те стимулы, что были в видах на него у многоопытной московской дамы. И эти чувства были во многом всё-таки романтичны, окрашены розовыми красками грёз и надежды на открытие для себя какого-то нового мира, которое, - он-то это знал, - всё же не состоится, превратившись лишь в горькое разочарование, в то время как у «мамы» это было всего лишь очередное блюдо в её пресыщенном сексуальном рационе….

Прошло несколько дней, а Алёны как и след простыл. Больше он её не видел, впрочем, и сам не выходя за ограду дома.

Пелагея даже как-то раз затопила ему баньку, и Дима с удовольствием попарился в странной, будто из прошлых веков, бане «по-чёрному», ныряя, когда было уже совсем невмоготу терпеть жар, в студёный омут вяло текущей мимо речушки с мостка, куда из бани вела задняя дверь.

Первоначальные впечатления от странного, почти героического, путешествия на велосипеде за несколько сотен километров, похода через топи бескрайнего болота, от деревни, такой простой и древней, что, казалось, он вернулся в прежние века, улеглись, и постепенно Диму стали одолевать думы о прежних проблемах.

Самым главным было всё-таки то, что Дима так и не мог понять, где он теперь, вообще, пребывает: в действительности или в сновидении, - всё было настолько реально и правдоподобно, что и сомнений не оставалось, что это происходит с ним на самом деле. Но, в то же время, Дима помнил о своём опыте погружения в изменённое сознание, о том, как нарисовал себе свой горный велосипед, хотя тот был заперт в квартире, о кубе Михаила, который постоянно, несмотря ни на что, необходимо было держать в сознании, и о цели своего путешествия, - попасть в Рай-город, - которую тоже нельзя было ни на миг упускать из виду.

В разговоре с Алёной, словно маячок, подтверждающий правильность направления его движения, опять промелькнули слова о Рай-городе. И если в первый раз они звучали из уст Анжелы, то теперь их произнесла Алёна.

Случайности не случайны, - помнил Дима, - и потому в этих словах что-то было. Что-то мистическое и загадочное…. Во всяком случае, интуиция подсказывала ему, что, как ни странно, он всё ещё находится на правильном пути к цели. Хотя самого пути как раз-таки видно и не было.

Дима не знал, сколько ещё пробудет в Васелихе, но теперь ему хотелось прожить здесь, в деревне, как можно дольше, хотя бы до осени, а лучше до зимы, когда замёрзнут и река, и болото: воспоминания о пережитом во время недавнего путешествия всё же заставляли его содрогаться, едва лишь он думал о том, что когда-то предстоит возвращаться обратно тем же путём. Хотя и … ехать зимой на велосипеде за полтысячи километров - тоже выглядело удовольствием не из приятных….

Пелагея меж тем нарадоваться не могла на то, что в её доме снова появился гость. Но о том, что до Димы у неё гостил другой, такой же молодой, родственник и, как выяснилось, ещё и выпускник сумского артучилища, она не хотела ни слышать, ни вспоминать, и всякий раз как-то зло отмахивалась, едва внучок затевал разговор на эту тему.

Впрочем, Диме и самому было не до досужих разговоров. Теперь, когда он оказался в безопасности, в затерянной в бескрайних болотах глухой деревеньке, которой и на карте-то, наверное, не было, ему хотелось понять, как связано его согласие участвовать в авантюре, предложенной Летаргеном, с тем, что произошло с ним в его реальной жизни, в результате чего его персона оказалась вдруг в числе самых разыскиваемых на Украине особо опасных преступников. Да и не ясно было, реальна ли эта жизнь или только снится ему?!..

Иногда он ловил себя на мысли, что сходит с ума, поскольку всерьёз воспринимает сон, в котором ему привиделся какой-то непонятный ангел, да и всё, что было потом, как действительное событие своей жизни. Но каким-то шестым чувством, помня предупреждение Летаргена, непрестанно, во что бы то ни стало, держать в сознании две вещи: созданную его воображением Меркаба и цель путешествия - Рай-город, - он всё-таки постоянно выполнял это нелепое ментальное задание, которое, впрочем, отнимало много душевных сил. Шутка ли: создать воображением сверхмощный и сверхбыстрый транспорт и заставлять его нестись через неизведанные пространства каких-то непонятных срединных миров, ни на минуту не переставая держать всю его непрестанно работающую и изменяющуюся конструкцию в своём ментальном теле, сконцентрировав на нём значительную часть внимания, на пути к такой же мистической и таинственной, как и само транспортное средство, цели - неведомому Рай-городу, которого, впрочем, возможно и не было вовсе….

«Пойди туда - не знаю, куда! Принеси то - не знаю, что!» - его так и подмывало спросить у окружающих, у той же Пелагеи Пантелеевны: ты, вообще, реальна или только моё воображение, разыгравшееся у меня в голове?.. И, если реальна, то в какой степени реальности пребываешь?..

Помнил он, как Летарген учил при подготовке к полёту, что его сознание одновременно присутствует в нескольких десятках родственных реальностей, объединённых общим планом возможностей, одновременно, всякий раз перескакивая между ними в выборе последующей доминанты. Эти реальности составляют тянущийся через время жгут событий, который теряет одни реальности, поскольку их действительность становится слишком несовместима с действительностью в родственных планах бытия, и приобретает другие, но в целом всегда доминирующая реальность сопровождается целым сонмом, пучком, сестринских воплощений его сознания, каждое из которых готово перехватить инициативу, если хозяин выберет ведущий именно к нему поворот событий.

-А сколько реальностей сопровождают доминирующую? - интересовался у него Дима.

-Ну, это не трудно вычислить, если разделить четыреста миллиардов бит информации, которые твой мозг обрабатывает ежесекундно, на две тысячи бит информации, которые «весит» доминирующая реальность. Остальные по мере их удаления от оси вероятности занимают в этом потоке всё меньше места. Самые удалённые, которые, впрочем, всё-таки могут вдруг стать доминантой и имеют на это шанс, имеют размер в несколько бит. Пучок реальностей подчиняется закону распределения теории вероятности и концентрируется, рассеиваясь в квадратической прогрессии по мере удаления, вокруг оси движения сознания к намеченной во времени и пространстве цели. Для простоты и упорядочения кармы сознаний возможность перемещения во времени в вашем измерении сильно затруднена. Но это ограничение полностью пропадает в ментале. Все реальности - результат твоего собственного творения, запомни это. А потому тебе возможно всё, что ты только захочешь. Ты даже сможешь достичь Рай-города, если только этого пожелаешь и будешь всё время помнить об этом намерении! Ты просто не представляешь, насколько мощное существо - человеческий организм, и насколько важный инструмент управления реальностью - намерение!..

Впрочем, Дима уже чувствовал где-то внутри себя, что сильно устал и вымотался, но осознание того, что цель ещё не достигнута, всё-таки предавало ему невесть откуда берущихся сил, и он продолжал держать в самой глубинной прослойке своего внимания образ своего транспорта и своей цели….

Однажды ему вдруг приснился некто, представившийся ему Григорием Охромовым….

-Охромов? - переспросил он у парня. - Кажется, в жизни ты мне встречался!..

-Да, у нас много совместных воспоминаний! - согласился непрошеный гость его сновидения.

-Зачем пожаловал?! - поинтересовался Дима.

-За тобой! - ответил также прямо и честно Охромов.

-А что так?!

-Ты нужен нам!

-Кому?!

-Мне и полковнику Звереву! Мы просто обыскались тебя! - ответил Охромов. - Тебе надо вернуться в город и встретится со мной!

-Меня там ищут! - возразил Дима, сделав отрицательный жест и отгородившись от предложения.

-Но у тебя же Меркаба! - возразил Гриша.

-И что?!..

-Ты можешь путешествовать не только в пространстве, но и во времени! - ответил Охромов. - Возвращайся в то же время, когда ты приехал в город из Москвы!

-А откуда ты знаешь про Меркаба?! - удивился Дима.

-Дурацкое название, правда?! - смеясь, поинтересовался вместо ответа Гриша. - Я, вообще, не сторонник употреблять еврейские слова….

-Но откуда ты про это знаешь?! - не успокаивался Дима.

-Ну, скажем так: я имею доступ к твоему менталу так же, как и все прочие, кто умеет путешествовать в астральных мирах.

-А как ты приобрёл это умение? - удивился ещё больше Гладышев.

-Я много работал!.. Между прочим, вместе с тобой!.. Видишь ли, время можно закольцевать, поскольку оно линейно только в реальности. В ментале, как ты знаешь, время не имеет направления, оно объёмно, как и пространство….

-Что ты хочешь этим сказать, говоря: закольцевать?!..

-Только то, что последующий опыт можно использовать для предыдущих действий!

-И что?!

-А то, что мы с тобой должны найти некую субстанцию. Я называю её АдМинистр@Тор. Вот с её помощью я и обрету могущество, которым теперь, скажем так, в ментале, но как тебе кажется - в моём прошлом, сейчас пользуюсь, общаясь с тобой!.. Летарген тебе обо мне вскользь упоминал….

-Вот как?!

-Он говорил, что мы будем с тобой вместе искать некое материальное подобие куба Михаила. И мы его найдём!.. Доказательством того является то, что я сейчас с тобой общаюсь. Но для того, чтобы всё это произошло тебе нужно вернуться обратно в Сумы….

Охромов не успел договорить, потому что Дима, противясь его требованию, как некогда прежде и Литаргена из Меркаба, усилием воли выкинул Охромова из своего сна и … проснулся.

Перед ним стояла Алёна.

-Проснулся, соня?! - поинтересовалась она, едва он открыл глаза, словно давно уже ждала его пробуждения.

-Да, - растерянно ответил Дима, не понимая, как она оказалась у его кровати.

Впрочем, что было удивляться: он же был в деревне, а здесь, чтобы войти в дом к соседу, надо было всего лишь открыть калитку и поздороваться с хозяином.

В окно комнаты бил луч света высоко стоявшего уже солнца, и Диме стало понятно, что день близится к полудню.

-Выспался уже?! - игриво улыбнулась девушка.

-Да….

-Тогда пойдём! - Алёна взяла его за руку и потянула из постели, буквально выдернув из-под одеяла.

-Куда?! - Дима всё ещё не мог понять, что происходит: это новый переход сна или явь. - Куда?!..

-Нас ждут земляничные поля! - загадочно ответила, на секунду обернувшись, Алёна. - Strawberry Fields Forever!..

-Знаешь английский?! - удивился Дима, натягивая на ходу штаны.

Но девушка не отвечала, продолжая тянуть его за собой.

-А почему так спешно?! - не мог понять он.

-Время пришло! - загадочно ответила Алёна.

И Дима больше ничего уже не спрашивал.

Алёна протащила его за собой по двору, на дальнем краю которого над грядками колдовала Пелагея, и вскоре они уже были за околицей деревни.

-Может быть, велосипед с собой возьмём?! - наконец, придя в себя, глупо поинтересовался Дима.

-Он нам ни к чему! - обернулась и загадочно, так, что у Димы на мгновение от предвкушения любви и счастья вдруг замерло сердце, улыбнулась ему Алёна. - Ты знаешь, что, если съесть много земляники, отнимаются ноги, и человек не может ходить?! - поинтересовалась она. - Сегодня мы будем есть землянику до упаду!..

Дима хотел спросить ещё: где её корзина? - но тут же понял, что сегодня она им тоже будет ни к чему.

Глава 21.

Близился Новый Год. Повсюду стояла суета и сутолока. Народ рыскал по магазинам в поисках подарков. В нескольких местах на улице ставили большие новогодние ёлки.

Дима целыми днями блуждал по центру города, казалось бы, бесцельно, но почему-то всё время оказывался на театральной площади, откуда хорошо был виден балкон квартиры Вероники.

«Быть может, это она швырялась деньгами с балкона?! - иногда думал он, подолгу взирая на окна её квартиры. - Было бы хорошо, если она! Значит, у неё так много денег, что может себе позволить такое безрассудство!»

Впрочем, в безрассудство Вероники Диме верилось с большим трудом. Если бы она была такой, то вряд ли смогла бы выйти замуж за Бегемота. Он не знал всей женской подковёрной кухни, но нисколько не сомневался, что в числе претенденток на это сладкое место под солнцем Вероника была не одна. А раз так, то надо было быть весьма изощрённой, - он не хотел употреблять это слово, но оно само просилось на язык, - сучкой, чтобы обойти неведомый, но, наверняка, несметный сонм конкуренток.

«Так что это вряд ли была Вероника!» - делал Дима неутешительный вывод после таких рассуждений, всякий раз оказываясь под её балконом.

А неутешительным он был по одной простой причине: Гладышев в тайне надеялся, что это всё же была она, и тогда, быть может, ей снова захочется пошвыряться с балкона деньгами.

Ему очень хотелось этого: Дима надеялся, что он сможет её окрикнуть, привлечь к себе её внимание и поговорить с ней.

О чём говорить?! Да хотя бы предупредить её, что Гвоздев замышляет против неё недоброе. Она наверняка с ним контачит, но, скорее всего, знать не знает то, что собственными ушами услышал недавно от Гвоздева Дима: тот уже прибрал квартиру Бегемота к своим рукам, а теперь хотел забрать у неё и ту, в которой она жила. Её-то квартира была гораздо ценнее, привлекательнее и дороже, чем «хрущёвка» Бегемота, обладателем которой стал Гвоздев.

Впрочем, больше Диму беспокоило то, что бандит хвастался, что любит её.

«Что это за любовь такая странная, когда человек хочет ещё и отнять всё у той, которую любит?!» - удивлялся он, но потом тут же понимал, что Гвоздь не так прост, как кажется, и таким образом наверняка хотел привязать к себе Веронику словно цепью: куда она от него денется, если вся её собственность будет принадлежать бандиту.

Диме хотелось думать, что от неё Гвоздеву нужна была только её недвижимость, но не она сама. Тогда, если бы Вероника осталась ни с чем, она наверняка бы по-другому стала относиться и к его вниманию, и к его любви….

Конечно, было бы трудно, поскольку жить им было бы негде: вряд ли его мать стала бы долго терпеть их в своей квартире, - но они бы что-нибудь вдвоём придумали, вместе.

«Вместе!» - это было самое заветное слово в его мыслях о ней. Он был согласен жить с ней вместе хоть где, пусть даже в шалаше. Но вот она…. Шалаш ей явно не подходил, и поговорка: «С милым рай и в шалаше», - была точно не про неё…. Или не про него?!

Быть может, она просто ещё не встретила своего «милого»? В таком случае, Диме точно ничего не светило, ведь он в её жизни был уже давно, а это значило, что он уж точно не её «милый».

Однако, надежда умирает последней, да и любовь - странная штука: любишь того, кого ей приспичит, независимо от того, что тот человек в ответ не питает к тебе ничего! И потому Дима всё не мог забыть Веронику, да и не собирался это делать.

«Пусть даже так случится, что, так или иначе, она выйдет за Гвоздя замуж! - думал он. - Я всё равно буду любить её! Сердцу не прикажешь!»….

-Бедный-бедный мальчик! - вспоминал он тогда слова «мамы», обращённые к нему в минуты её откровений.

-Почему?! - удивлялся он.

-Ты так влюблён в какую-то особу, что тебе ничего от неё не светит!

-Почему?!

-Да потому что женщины ищут мужчин таких, которые на них не обращают внимания! А вот такими, как ты, влюблёнными в них слепцами, они устилают свой путь, чтобы легче было идти к намеченной цели!

-Но как ты узнала?! - удивлялся Дима.

-Как?! - ухмылялась «мама». - Да на тебе лица нет!.. Посмотри: вокруг тебя роскошные хоромы, с тобой одна из самых шикарных женщин Москвы!.. А ты где-то не здесь!.. Ты не со мной!.. Ты с ней!.. Ты не замечаешь того, что тебя окружает, и просто счастлив вырваться отсюда и бежать за той сучкой, которая тебя в упор не замечает!..

«Мама» обиженно поджимала губки.

-Но я ей отомщу! - говорила она потом, будто знала, кого и где ей нужно настичь.

-Не надо! - отвечал Дима на всякий случай: вдруг «мама», в самом деле, знала и про Веронику, и где ту искать, - у него иногда складывалось такое впечатление, - и потому он пытался защитить свою возлюбленную. - Я того, наверное, не стою!..

-А я за себя отомщу! - парировала его слова «мама». - В кои веки видано, чтобы меня так унижали!..

-Как унижали?! - не понимал Дима: в самом деле, чем Вероника могла обидеть и унизить «маму»?! Они-то и не видели друг друга ни разу, да и не знали!

-Тебе не понять! - загадочно отвечала «мама» и обычно переводила разговор на другую тему, как правило, «постельную» ….

Вот так проходил день за днём. Иногда ему удавалось проникнуть в подъезд её дома. Это случалось, когда он некоторое время стоял под дверью подъезда с кодовым замком, и если кто-то выходил оттуда или заходил туда, проникал внутрь, а потом долго стоял и звонил в дверь Вероники.

Он знал, что она не откроет ему, и потому прятался у стены, протягивая руку к дверному звонку так, чтобы Вероника не смогла увидеть его в глазок. Дима надеялся, что однажды это сработает: ну не могла же она вечно игнорировать кого-то, кто бесконечно звонит к ней в дверь!.. Но или её в это время не было дома, или она знала, что это он, Гладышев, натренькивает ей в звонок, и проявляла адское терпение, дожидаясь, когда ему надоест звонить. Впрочем, зная характер Вероники, он скорее бы согласился с тем, что она давно бы спустила его с лестницы, чтобы он не мешался ей под ногами, чем хранила бы гробовое молчание за толстой немецкой бронированной дверью.

Однако время шло, приближался Новый год, а настроение у Димы было всё не очень. И это несмотря на то, что мать против обыкновения решила в этом году поставить дома новогоднюю ёлку, и не какую-нибудь искусственную, а самую настоящую, цены на которые, правда, здорово кусались.

Теперь, когда его миллионы утекли к Кексу, Дима понимал, что шансов завладеть вниманием Вероники у него, вообще, нет никаких. И потому он торопил дни, с нетерпением ожидая наступления новогоднего утра, когда сможет заручиться поддержкой Кекса в издании своего романа. Правда, с тех пор, как они расстались, Дима так и не притронулся к дневникам, чтобы постараться восстановить рукопись, а вместо этого всё блуждал по театральной площади, поглядывая на окна квартиры Бегетовой Вероники.

По вечерам в них уютно горел свет, и Дима старался представить себе, что же там происходит, с кем сейчас она проводит время и что делает. Ему так хотелось проникнуть в её дом, в её жизнь, стать в ней той необходимой частью, без которой она не могла бы обойтись и минуты….

Несколько раз он пытался звонить ей по телефону, но трубку она ни разу так и не взяла. И Дима поражался её завидному хладнокровию, которого прежде или не замечал в ней, или просто не видел, насколько та расчётлива.

То, что Вероника любила деньги, было несомненно. Но чем дальше, тем явственнее становилось, что она любит не просто деньги и даже не большие деньги, а очень большие деньги. И тогда ему казалось, что это он сможет ей дать, только издав свои романы и став знаменитым. Другого способа покорить её сердце Дима Гладышев не видел, но всё же продолжал виться кругами вокруг её дома, натоптав, наверное, не один десяток километров.

Самым удивительным было то, что он ни разу не встретил её на улице. Ведь не могла же она безвылазно сидеть дома?! Или ей удавалось прошмыгнуть мимо него?! А может, она выходила на улицу, когда он отсутствовал?! Но Диме казалось, что он несёт свою вахту около её девятиэтажки сутки напролёт, хотя, конечно, это было не так.

Вечерами, вернувшись уставшим домой, он ругал себя, на чём свет стоит, понимая, что день прошёл бесцельно, впустую, что он ни строчки не написал, а времени до встречи с Кексом осталось ещё меньше, и что, - когда наступит первое января, а он придёт к тому с пустыми руками, - на этом всё и завершится: Кекс с удовольствием умоет руки, ведь Гладышев не сделал то, в чём сам был заинтересован, и он тут не причём!

Тогда, когда осознавал это, Дима начинал лихорадочно метаться по своей комнате, собирать в кучу дневники со своими записями, чтобы восстановить рукопись, но тут же понимал, что это кропотливый труд не одного дня, что он многое уже не помнит, и что, наверное, восстановить роман ему не удастся.

Всё заканчивалось тем, что он в бессильной ярости расшвыривал свои дневники по комнате, а потом бросался на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, долго плакал от того, что ничего не в состоянии сделать.

Успокоившись, он обещал себе, что напрочь забудет Веронику и завтра с самого утра, отоспавшись, приступит к написанию романа, но наутро, словно забыв своё обещание, шёл на улицу «развеяться и собраться с мыслями», и всякий раз его прогулка заканчивалась на театральной площади. А он не мог себе объяснить, как его принесли сюда ноги, ведь это было в нескольких километрах от дома.

Но, коль уж пришёл, Дима уговаривал себя, что сегодня в последний раз побродит у Вероникиной девятиэтажки, и если не встретит её сегодня, то больше уже не придёт.

Вечером у него повторялась та же истерика, а с утра та же прогулка….

Тридцать первого декабря Дима понял, что поставил на своём романе жирный крест. Завтра утром надо было идти к Кексу, а у него ничего готово не было. Кто в этом виноват: он или Вероника, - Дима даже спрашивать себя не хотел, потому что понимал, что виноват сам, а она - всего лишь повод, без которого ничего и не было бы.

Раз уж он прошляпил удачу, в этот день он точно решил дождаться хотя бы её, а потому больше не смотрел на её окна с театральной площади: зашёл во двор «китайской стены» и как сыч сидел, съёжившись от холода и неподвижности на лавочке в глубине садика, неотрывно наблюдая за подъездной дверью и всякий раз вглядываясь в фигуру выходившего из неё.

Так просидел он до темноты, а потом и до того времени, когда с той стороны «китайской стены», с площади у драмтеатра, стали доносится в подворотню радостные вопли людей, хлопанье хлопушек, взрывы петард.

В тёмное небо, с которого непрестанно сыпал лёгкий снег, взвились праздничные салюты. И тогда Дима понял: наступил Новый год! А он встретил его вот так: нахохлившись как воробей на скамейке, в чужом дворе, не сделав ничего ни для встречи с Кексом, ни для своего будущего, которое теперь было под большим вопросом, и лишь напрасно прождав всё это драгоценное время, в которое мог бы сколотить состояние или, во всяком случае, попытаться вернуть то, что уплыло прямо из его рук, в виде того, для чего это было ему дано, Веронику.

Дима заломил в отчаянии руки: что завтра он скажет Кексу?!..

Но тут дверь подъезда открылась, и из него вышла та, которую он не чаял уже и увидеть, которая была виновницей того, что он всё потерял, которая была для него дороже всего на свете….

Дима не верил своим глазам: наконец-то он дождался её, увидел её.

Это было словно чудо! Он долго сидел и смотрел, как она идёт по плохо освещённому двору, как уходит в арку на ту сторону дома, к драмтеатру! И только потом, когда она почти исчезла из вида, бросился как мальчишка за ней вдогонку.

Пробежав сквозь тёмную дыру в «китайской стене», Дима выскочил на ту сторону дома, на площадь к драмтеатру.

Здесь было светло как днём.

Театральная площадь была освещена розоватыми, сделанными под старинные, - газовые, - фонарями. Вокруг безудержно веселились люди. Но Дима смотрел только на неё, продвигаясь по её следу метрах в двадцати сзади.

Он надеялся, что улучит момент и сможет приблизиться к ней, преодолев ту робость, которая вдруг на него нашла.

На углу театральной площади, у краеведческого музея, Вероника свернула налево, скрывшись за поворотом, и он увидел её снова только у ресторана «Центральный», где сейчас все этажи были наполнены светом и звуками праздника.

Дима, словно шпион, неотступно следовал за ней поодаль.

Вероника перешла пустынный проспект к ЦУМу, где не было ни души, и, повернув направо, направилась на Сотню.

Здесь ночная жизнь била ключом, и Дима поспешил приблизиться к ней так опасно, что, обернись нечаянно, она тут же увидела бы его.

Улица была наполнена толпами гуляющих по новогоднему морозцу. Все кафе были открыты и полны народу. Стреляли хлопушки, то и дело в небо взвивались кометы фейерверков и сверкающие, ослепительные, искрящиеся букеты салютов.

И в этой праздничной круговерти Дима приблизился к ней ещё ближе, так, что, протяни он руку, мог бы запросто коснуться её сзади.

Ему вдруг захотелось поравняться и поздороваться с ней, пожелать ей счастливого Нового года и даже своим присутствием скрасить её одиночество, одновременно наполнив своё сердце неизбывным счастьем. Но он всё шёл и шёл за ней сзади, по Стометровке, так и не решаясь это сделать.

Погода располагала к неспешной прогулке. Морозец едва чувствовался. И Дима шёл следом за медленно прогуливающейся возлюбленной.

Сверху сыпались разноцветные конфетти, падали им на плечи пёстрые ленты пускаемого повсюду серпантина….

«Тьфу!» - Вероника вдруг остановилась и почему-то громко сплюнула, словно в рот ей попала какая-то дрянь, и Дима чудом не натолкнулся на неё сзади, едва успев остановиться в нескольких сантиметрах от её спины.

Она снова пошла, но вдруг опять остановилась, постояла и двинулась снова.

Было видно, что внутри неё идёт какая-то борьба мыслей.

Так, следуя за ней украдкой, Дима миновал Стометровку, центральную городскую площадь перед зданием бывшего обкома партии, высотку гостиницы «Сумы», пересёк проспект и мост над Стрелкой, затаившись, когда Вероника в раздумье замерла на пустынном проспекте.

Когда она вдруг развернулась и пошла обратно, прямо на него, Дима испугался, что она узнает его. Но Вероника прошла мимо него по мосту, задумчиво опустив свой взгляд вниз, а затем повернула налево, в сторону молодёжного центра «Романтика».

Так и следуя за ней дальше, Дима тоже обогнул с другой стороны центральную гостиницу города. Потом уже, держась от неё вдалеке, когда она шла по широкой пустынной улице мимо центральной городской библиотеки, мимо каскадного фонтана «Садко», когда спустилась в пешеходный переход у Харьковского моста, а потом прошла мимо бара в цоколе опоры моста слева от него. Он всё надеялся на какое-то чудо, но медлил к ней приблизиться и проявить себя.

Когда Вероника надолго остановилась в раздумье у тёмной пустой чаши фонтана с сидящей над ним статуей «последней девственницы города», Дима стал недоумевать, что же было целью её прогулки: они сделали почти что круг по центру города! Справа, на взгорке, был драмтеатр, а впереди, прямо - Центральный парк культуры и отдыха.

Ему показалось даже, что Вероника словно не в себе: не в её правилах было встречать праздники подобным образом!..

Вдруг она словно опомнилась и направилась в парк по дорожке вдоль берега Псла.

Парк был хмурый и малолюдный, и Дима совсем потерялся в догадках, что же ей надо.

Странное её поведение отбило всякую охоту настигать её и обнаруживать себя, и Дима, во что бы то ни стало, решил следовать за ней так же незаметно и дальше, ощутив при этом странный охотничий азарт, чтобы узнать всё-таки цель её новогодней прогулки.

А прогулка эта длилась уже несколько часов, но Вероника и не думала возвращаться домой или куда-то заходить. Она пересекла весь парк, где, чем дальше от входа, тем люди встречались всё реже, а потому Диме приходилось держаться всё дальше и дальше от неё.

На пугающем тишиной пустынном полуострове Студенческого пляжа он почти потерял её из виду в чаще растущего здесь, в центре, лесочка, и лишь одинокий топот её ножек по гулкому железу понтонного мостика над рукавом реки на той стороне пляжа дал ему знать, что, будто съехав с катушек, Вероника решила углубиться в большой, тёмный, дремучий лесной массив за протокой, совершенно не предназначенный для одиночных прогулок, тем более в такое время.

Перейдя следом за ней на ту сторону канала, крадучись, Дима заблудился в тёмной чаще леса, и теперь лишь изредка слышал где-то впереди, в пугающей темени среди плотной стены деревьев, далеко разносящиеся в тишине её одинокие шаги и хруст веток под её ногами.

Бредя наугад, он вскоре перестал слышать и эти звуки.

Вокруг осталась только ватная тишина слегка шумящего ветками от ветра тёмного и холодного леса.

Спустя минут десять, пройдя уже по совершенной чащобе, он добрался до высокой двадцатиметровой насыпи нового моста через Псёл и здесь понял, что окончательно потерял Веронику из виду.

Кое-как найдя лестницу, Дима взобрался наверх, на крутую насыпь, постоял, прислушиваясь к звукам темноты на самой круче, но ничего не услышал. Разглядеть что-либо в такой темени было невозможно, и он понуро, совершенно расстроенный, что так и не осмелился приблизиться к ней, напомнить о себе и попытаться найти её расположение, потеряв вместо этого её из виду, побрёл, закручинившись, по пустынному мосту, оттрассированному огнями на фонарных столбах, пролетающему изящной ниспадающей дугой над темнотой припойменного лесопарка и следом за ним над рекой, к далёким белым кварталам города, светившимся на том берегу Псла, в сторону своего дома, чтобы хоть немного вздремнуть перед встречей с Кексом.

Вся эта новогодняя прогулка сильно его утомила и выглядела теперь каким-то странным идиотством….

Глава 22.

Всё-таки даже у мух, и у тех, бывает разный характер.

Иные деликатно летают мимо, садясь только на продукты да на сладкое, а другая так и пристанет, так и лезет в лицо! Лезет и лезет, садиться на нос, на щёки, на брови, так щекочет их своими лапками, что, - хоть сколько её отгоняй, - всё равно разбудит.

В деревне будильник не нужен: его роль с успехом выполняют вот такие - вот мухи. Едва встаёт солнце, как они просыпаются и начинают доставать соню….

Дима, нагулявшись накануне допоздна с Алёной под полной луной в окрестностях Васелихи, теперь хотел выспаться, но мухи не давали ему этого сделать, и едва над горизонтом взошло светило, как их противные, щекотливые лапки в несколько минут прогнали сон.

Он поднялся с постели, вспоминая только что прерванное сновидение.

Ему хотелось теперь, чтобы Алёна была с ним не только наяву, но и во сне. Однако этому всё время мешали незваные гости: однажды найдя в ментале его координаты, Охромов теперь постоянно доставал его во сне и даже не думал оставлять его в покое, каждый раз врываясь в его знойную земляничную сказку, которую открыла ему Алёна. Стоило ему заснуть, как тот был тут как тут.

Дима сердился и всякий раз выталкивал его из своего сна, потому что вовсе не собирался никуда ехать из Васелихи, по крайней мере, пока не наступит осень, а может быть - и зима. Но Охромов возвращался снова и снова, как заевшая пластинка, мешая наслаждаться ему образом Алёны, будто сотканным из солнечного света и земляничных побегов.

Однако на этот раз случилось совсем уже нечто вовсе невообразимое, после чего Дима задумался, что не всё так просто, и, - раз так настойчиво является к нему этот Охромов, уже порядком надоевший и ставший даже будто знакомым, как в жизни, постоянным атрибутом его сна, - может быть, надо последовать его совету.

А произошло это, очень даже просто, вот как.

Алёна отправилась в рай-город, так местные называли районный центр, добраться в который, впрочем, непросто было и раньше, а теперь, с двойным пересечением государственной границы, и вовсе - не захочешь ехать! Это было путешествие на четверть недели. И потому от нечего делать Дима в этот день остался, как здесь говорили, «в ограде».

Разморённый жарой, навалившейся невесть откуда на болотный край, он сидел, отходя ото сна, который ему как всегда помешали досмотреть мухи, и глядел на то, как по двору мимо него бродит соседская квочка с цыплятами.

Пелагея не любила, когда в их ограде гуляют чужие куры, и постоянно их гоняла. Диме же было всё равно. Он сидел под огромной берёзой, в тени которой был накрыт нехитрой снедью стол, и наблюдал, как цыплята сноровисто шныряют вокруг неторопливо прохаживающейся курицы, несомненно, очень гордой своим выводком.

Цыплята были маленькие, но пушистенькие и шустрые. И Дима думал, глядя на них: «Что в них, там, есть-то? А ведь едят! … Цыплёнок табака - изысканное блюдо!..»

Вот один цыплёнок в куче досок нашёл огромную личинку какого-то насекомого, такую большую, что она свисала почти до земли из его клюва. Другие тут же бросились к нему, но он стал удирать, убегая зигзагами от преследующих его братьев и сестёр. Иногда, когда удавалось отбежать так, что оставалось время попробовать подкрепиться, цыплёнок останавливался и пытался проглотить личинку, но она была слишком велика. И это у него не получалось.

В этот миг цыплёнка настигал весь выводок, стараясь выклевать добычу у него из клюва. Но тот снова пускался наутёк, шустро удирая от надоедливых преследователей.

Дима на секунду захотел взглянуть на мир глазами этого цыплёнка, … что он думает, что видит, … и вдруг в следующее же мгновение, едва это подумал, оказался в его тщедушном теле.

Спустя мгновение Дима понял, что это он бежит вперёд, в клюве у него огромная, вкусная личинка, сзади раздаётся оголтелый писк: «Стой, отдай!» - остальных цыплят, а он куда-то продирается в зарослях травы в три, а то и в четыре его роста, по прошлогодней пожухлой листве, которая сильно шуршит под лапами. В голову бьют какие-то незнакомые, но аппетитные запахи. В груди бешено колотится сердечко. От азарта и страха он трепещет маленькими крылышками.

Увидев и ощутив всё это, Дима не на шутку испугался и тут же оказался снова в самом себе, а тот цыплёнок, в котором он только что был, вдруг замешкался и, словно забыв, зачем бежал, остановился.

Его настиг другой и, выхватив личинку, понёсся теперь сам прочь от настигающей его ватаги птенцов.

«Что это было?» - удивился Дима.

Случившееся только что было настолько ошеломляюще, что он никак не мог прийти в себя, а во рту стоял неприятный привкус только что находившейся в нём личинки, которую ему не удалось проглотить.

В следующую секунду Диму стошнило от осознания того, что он едва не съел склизкое, полупрозрачное насекомое размером с треть его роста. Может быть, пока он был в цыплячьем теле, это и было вкусно, но теперь его рвало от оставшегося мерзкого, выворачивающего наизнанку, послевкусия.

Остаток дня он провёл в раздумьях о том, что же это могло быть. Можно, конечно, было попробовать сделать это ещё раз, но ему не хотелось больше после возвращения корчиться в конвульсиях от несовместимости вкусовых предпочтений, да и было страшно вдруг, вообще, остаться цыплёнком.

Интуиция подсказывала ему, что всё дело в том, что он всё ещё обладает кубом Михаила, и, видимо, тот запросто творит подобные чудеса.

В конце концов, поскольку других объяснений не было, Дима согласился с этой версией, и у него сразу же возник соблазн попробовать этот фокус с человеком, например, с Алёной: интересно же оказаться, например, в женском теле во время коитуса и узнать, что она испытывает от его ласк.

Однако Алёны рядом не было, а оказаться, например, в теле бабки Пелагеи, ненароком подумав об этом, ему показалось отвратительно. Да и с Алёной, наверное, не стоило этого делать, поскольку, следуя логике происходящего, его тело либо впадёт в обморок, либо в нём окажется Алёна, - раз уж он попал в её, - и, чего доброго, если с цыплёнком у него получилось вернуться от испуга, то в чужом человеческом теле можно и застрять.

И всё-таки случившееся говорило само за себя, как бы напоминая ему, что у него есть цель незримого путешествия и транспорт, который надо использовать по назначению, а не баловства. А пока он оставался в Васелихе, этого не происходило, и, наверное, время работало уже не на него. Во всяком случае, столь длительного бездействия ему точно не попустили бы…. Хотя, кто?.. Кто мог этим воспользоваться?!..

Летарген ясно дал ему понять, что до его прибытия в Рай-город связь с ним потеряна. Правда, оставались ещё Литарген, Летаргенъ и куча всяких непонятных товарищей, хулиганящих в ментале, которые только и мечтали о том, чтобы он выпустил из внимания Меркаба или забыл, зачем и куда держит путь, а лучше: и то, и другое сразу, и «…если можно, - без хлеба…», - как говорил Вини-Пух.

Быть может, и Охромов был из числа этих ментальных хулиганов, но ясно было одно: засиживаться в Васелихе больше не стоит.

Размышляя об этом, Гладышев так и задремал в тени берёзы, и ему тут же приснился Гриша.

-Вот, наконец-то, правильно мыслишь, бродяга! - сказал он, едва появившись во сне.

Сон был странный, как, впрочем, и всё, что с ним происходило в последнее время: он ничем не отличался от яви, если и явь, часом, сама не была сном какого-то другого уровня!

Теперь Охромов сидел рядом с ним за столом под берёзой и угощался нехитрым его убранством.

-Тебя забыли спросить! - возмутился Дима. - Слушай, исчезни!..

Говорил он это по привычке, потому что теперь уже сомневался в том, чтобы продолжать стоять на своём.

-Да понимаю я, почему ты так упорствуешь! - возразил Гриша. - Во-первых, здесь твоя новая пассия: что ж, одобряю!..

-Кто ты такой, чтобы одобрять?! - возмутился Дима.

-О, скоро ты об этом узнаешь! - ответил Охромов. - А, во-вторых, тебя здесь «якорнул» ментальный указатель «Рай-город»: весьма удачная уловка….

-Чья?! - удивился Гладышев.

-Ну, - пожал плечами Гриша, - наверное, тех, кто не хочет, чтобы ты достиг пункта назначения!

-Что ты хочешь этим сказать?! - не понял Дима.

-Только лишь то, что, думая, что рай-город, который здесь упоминается в речи местного населения, ну, в частности, звучит из уст Алёны, - это именно тот Рай-город, который тебе нужен, ты теряешь силы и время….

-И что?! - в нетерпении поинтересовался Дима.

-А только то, что очень скоро ты получишь такой же ментальный намёк, что это ложный путь. Только смотри не пропусти его!

-И?!..

-Я думаю, что, как только ты поймёшь это, всё сразу же наладится. Да, и, кстати, будь осторожен со своими опытами по перескакиванию в чужие тела, - предупредил его Гриша, - кроме того, что они влекут огромные затраты ментальной энергии, они ещё и небезопасны для Меркаба!.. Смотри, это искушение! Не поддавайся….

Сон вдруг прервался. Во всяком случае, так показалось Диме.

Едва он поднял голову со стола, на котором та всё это время лежала, как Охромов тут же испарился с соседней лавочки.

Зато напротив стояла Пелагея Пантелеевна.

-Внучек, растопил бы-т печь, а?! - попросила она. - Я пойду схожу!.. Алёнка с оказией вернулась!..

-А что так рано?! - удивился Дима: дорога до райгорода занимала теперь два, а то и три дня из-за того, что приходилось дважды пересекать государственную границу.

-Вот я и пойду узнать-т! - ответила бабка Пелагея. - Растопи печь!..

Дима оглянулся.

Видимо, он действительно проспал под берёзой весь день, потому что вокруг были уже первые сумерки….

Береста долго не хотела зажигаться, потом тухла в печи, так и не подпалив дрова. Дима извёл целый коробок спичек, но, - то ли тяги в остывшей печи не было, то ли он дрова сложил неважнецки, то ли древесина их была сырая, - затопить печь у него всё никак не получалось.

-Какая-то противопожарная печь, - усмехнулся Дима. - Проще хату запалить, чем печь….

Однако едва он так подумал, как тут же осёкся: дрова сразу же загорелись, - и Дима лишний раз убедился, что с желаниями надо теперь быть поосторожнее: куб Михаила, несомненно, работает как их ментальный усилитель.

Вскоре вернулась и Пелагея Пантелеевна.

-Да-а-а, что деется!.. Что деется-т! - причитала она.

-Что такое? - насторожился Дима.

-Да-к, что?!.. В рай-город-т теперь и не попадёшь! - возмущалась Пелагея.

-Как так-то?! - удивился Дима, припоминая слова Охромова.

-А так: не пущают нас теперича….

-Куда? - не понял Дима.

-Куда, куда?!.. Через границу! - продолжала негодовать Пелагея. - Надо ж-т! Дожила на старости лет!.. Теперь мы, оказывается, москали!.. А на Украине теперича бандеровцы правят! Кричат: «Геть!.. Москаляку на гиляку!» … Ты-т как к нам пробрался?! - удивилась она.

-Да вот так вот! - пожал плечами Дима, вспоминая своё путешествие.

-Впрочем, ты-т с Украины. Они украинцев в Россию пропускают, а нас через свою территорию - нет!.. Мы теперь для них враги, оказывается, москали!.. Вот, плять-т!... Да у меня ж пол-Украины-т родни! Вот ты-т, к примеру! А я теперь для них враг!.. Тьфу!..

Пелагея в сердцах плюнула на пол избы.

-Как теперь жить?!.. Как жить?!.. Теперь и пенсию, и письма, - да ничего не получить-т! Блокада какая-т!..

-Может, всё наладится? - высказал робкое сомнение Дима.

-Да, внучек! Наладится, можа! Только-т когда?! Мне-т пенсия нонче нужна!.. Да и не только мне! Ну, и времена!.. Москали!.. Жили-жили вместе, а теперь - москали!.. Да у меня половина Большой Василихи в сватьях ходит! А теперь мы для них москали!..

Пелагея была так раздосадована, что добиться от неё вразумительного ответа было невозможно. Дима засобирался к Алёне, но бабка остановила его:

-Не ходи-т к ней! Устала она с дороги! Да и напугана шибко!..

-Что так?! - удивился Дима.

-Не ходи! - вместо ответа махнула рукой в сердцах Пелагея….

Вечер тянулся медленно, Дима в раздумьях пил чай и всё посматривал в темноту за окном в надежде, что Алёна придёт сама….

-Ну, что?! Убедился?! - поинтересовался Охромов.

Он теперь сидел по другую сторону стола в хате, напротив.

-Я что?.. Сплю?! - удивился Дима.

Вместо ответа Охромов пожал плечами.

-В общем, так! Разбирайся тут со своей дамой и айда обратно в Сумы! Найдёшь меня там в психушке….

-В психушке?! - удивился Дима.

-Что?.. Плохо слышишь, что ли?! Меня и полковника Зверева….

Дима хотел спросить: «А как я туда попаду?» - но Охромов испарился точно утренний туман за окном.

Дима поднял голову со стола.

На дворе уже светало. По кривой улочке деревни, уходящей вниз, тёк, словно река, густой молочный туман.

Дима прошёлся по избе: хата была пустая, - видимо, Пелагея уже хлопотала по хозяйству, - вышел на улицу и, словно влекомый течением тумана, пошёл вниз по улице, намереваясь расспросить обо всём саму Алёну: всю дорогу вчерашний бессвязный и эмоциональный рассказ бабки Пелагеи не шёл у него из головы. Было такое ощущение, что он будто бы попал в какие-то другие времена, перескочив на столетие куда-то вперёд или назад, или и вовсе оказался в иной реальности.

«Впрочем, какая может быть реальность, если всё это мне снится?!» - успокоил себя Дима, помня, что сейчас он фактически находится в городском парке, что разбит на берегу реки Стрелка, недалеко от ресторана «Кристалл», в зарослях сирени, где городские маргиналы устроили себе шалаш подальше от любопытных глаз, и медитирует там, а это всё - его ментальная фантазия….

По деревне то там, то тут кукарекали вторые или третьи уже петухи. Несмотря на вчерашнюю жару, утро было прохладным: чувствовалось приближение осени….

Глава 23.

Несмотря на то, что к оговорённой встрече с Кексом ничего готово не было, Дима всё же пошёл, правда, проспав после странным образом проведённой новогодней ночи на пару часов.

По дороге он всё время думал о том, что скажет Кексу по поводу рукописи, к которой так и не притронулся, и что может ответить ему «положенец»: тот вправе был не переносить более время сделки, а развести руками и сказать: «Извини, брат, сам виноват!.. Или прикажешь мне за тебя ещё и роман твой написать?!..»

Он был уже в окружённом каре пятиэтажек дворе с детским садом в центре, когда в голову ему пришла мысль о том, как бы поступил на месте Кекса Бегемот, не приготовь Гладышев то, о чём договаривались. Тот наверняка бы умыл бы руки и никаких дел с несостоявшимся «писакой» больше не имел, не позволив даже позже хоть раз напомнить о том, что когда-то хотел ему помочь. «Не думаю, что Кекс чем-то лучше Бегемота! - с горечью подумал Дима, понимая, что сам проворонил удачу. Однако он всё-таки не мог расстаться с уплывающей из-под носа мечтой и потому искал своему головотяпству самые глупые оправдания. В конце концов, надеясь на то, что внёс более чем солидную предоплату, Гладышев решил просить Кекса об отсрочке: тот ведь сам говорил, что помочь с изданием романа ему ничего не стоит. - Ведь я всё-таки заплатил! И если бы деньги не вышли из оборота, а для Кекса они наверняка ещё не вышли, то сумма такая, что и десять романов хватит издать!..»

Уже перед подъездом Гвоздева, обходя примелькавшийся ему уже до безразличия чёрный «Мерседес» с тонированными стёклами, Дима больше всего переживал теперь о том, что опоздал на встречу на несколько часов, а это было гораздо хуже и на блатном языке называлось «косяком»: бандиты давно уже забыли про него и думать, если, вообще, помнили, и наверняка спят после ночных гулянок.

Однако Гвоздев и Кекс не спали, хотя было видно, что попойка и буйное новогоднее гулянье в квартире продолжались всю ночь: в углу зала покосилась на бок, потеряв изрядное количество украшавших её игрушек, раскиданных по ковру и растоптанных во время бурного веселья, новогодняя ель, роль которой исполняла пышная пушистая сосна, каких здесь, на Украине, не водилось; всюду по углам квартиры валялось без счёта множество бутылок от шампанского, коньяка, пива, водки; большой овальный стол, занимавший весь центр комнаты, хотя и был изрядно заставлен тарелками с недоеденными угощениями, всё ещё ломился от изобилия яств и блюд; всюду чувствовалось присутствие женщин, которые или только ушли, или уже спали в комнате за шторами: на диванах и креслах были разбросаны дамские трусики, лифчики, губная помада, пузырьки с духами, расчёски и баллончики с лаком для волос….

-С Новым годом, поэт! - впустив вопреки обыкновению гостя в квартиру, распростёр свои объятия, пытаясь его обнять, Гвоздь: он был изрядно пьян. - Чего пожаловал?!..

Настроение у бандита было хорошее, словно тот никогда на него и не бросался с кулаками.

Дима отстранил от себя его руки, отчего улыбка сошла с пьяного лица Гвоздя.

-Мы с Кексом договаривались первого января встретиться!..

Он нервничал, несмотря на то, что вроде бы придумал, как себя вести и что сказать: время для его визита Кекс то ли специально, то ли не подумав, выбрал не самое удачное! О чём можно было говорить в такой обстановке?..

-Ну, проходи-проходи! - Гвоздь попустил Диме, что тот не дал себя обнять, хотя это было наглостью со стороны «поэта»….

Кекс сидел на диване за столом и с аппетитом поглощал картофельное пюре с большой отбивной. От тарелки шёл лёгкий пар: видно еду только что вновь подогрели.

-А, писатель!.. Привет! - повернул он слегка в его сторону голову и тут же опрокинул небольшую стопку коньяку, отправив её в рот следом за куском котлеты и подцепленной вилкой порцией картофельного пюре. - Слушай, … ну, я запамятовал, что мы с тобой должны сегодня встретиться! Я тогда как-то не подумал, что это ж Новый год!

-Да ничего! - с облегчением ответил Дима.

У него как от сердца отлегло: теперь не придётся объясняться по поводу того, что он за работу ещё и не брался.

-А у тебя всё готово?! - вдруг с сомнением, сделав подозрительную физиономию и словно прочитав его мысли, спросил Кекс.

-Да, готово! - зачем-то, струхнув, соврал Гладышев.

-Ладно, давай свои бумаги! - Кекс сделал привлекающий к себе жест и потянул к нему руки.

Дима не знал теперь, что и ответить. Зачем он соврал? Пути к отступлению были отрезаны. Он стоял и мялся, не зная, что делать.

-Ну, где они?! - в нетерпении переспросил Кекс, продолжая подгребать ладонью воздух.

-Да я их с собой не взял! - вдруг нашёлся Дима. - Подумал: Новый год, вам будет не до того!..

-Ну, а чего тогда пришёл?! - разочарованно удивился «положенец», устало опустив на диван руку, которую тянул к нему.

-Так договаривались же … встретиться!

Кекс положил вилку на тарелку и всем корпусом повернулся к нему на диване, сердито засопев.

-Слушай, парень, я тебе не мальчик, чтобы с тобой по сто раз встречаться!.. Ты что, нюх потерял совсем?!.. Ты с кем разговариваешь?!.. Думаешь, дал мне чемодан макулатуры, и ты - король?! - бандит поводил перед ним указательным пальцем. - Ошибаешься! Ты, вообще, кто такой, а?!..

-Ладно, не наезжай на него так сурово! - вдруг вступился за Гладышева теперь уже Гвоздь. - Он же «поэт», тонкая натура!.. Где твои рукописи?! - участливо обратился он к Диме.

-Дома! - снова соврал тот.

-Ну, давай вези, Кекс подождёт!..

-Никого я ждать не буду! - прервал его Кекс. - Я, вообще, спать уже хочу!..

-Ну, назначь ему новую «стрелку»! - обратился к тому Гвоздь.

-Какую «стрелку»?! - возмущённо возразил Кекс. - Он кто такой, чтобы я ему «стрелку» назначал?!.. Он - «лох»! А «лохам» «стрелку» не назначают!..

Возникла неловкая пауза, и Дима понял, что его вдруг оставили ни с чем….

-Кого вы тут разводите с утра пораньше?! - раздался вдруг сзади женский голос.

Из-за занавески, из соседней комнаты в зал вышла голая девка, прикрывая себя спереди простынёй.

-Тебя забыли спросить! - отрезал ей Кекс. - Собирайся и вали отсюда!..

-Да я вот за трусами и пришла! - оправдалась она, проходя по комнате и собирая то тут, то там разбросанные вещи. - Наташкины тоже заберу!..

-Одевайтесь и валите! - ответил ей Кекс и снова переключился на опешившего от стремительного и техничного развода Гладышева. - Ну, а ты чего стоишь?!..

Дима в растерянности продолжал стоять и смотреть, как голая женщина ходит по комнате, приложив ладонью к груди простынь, что мало скрывало прелести её тела, и собирает всюду разбросанные вещи, и не знал, что предпринять дальше.

-Чего стоишь, спрашиваю?! - снова окликнул его Кекс. - Приторчал, что ли?!..

Собрав шмотки, женщина удалилась за занавеску, а Дима всё так и стоял, не зная, что сказать….

-Ладно, садись к столу!.. Выпьем! - вдруг смягчил тон и пригласил его к себе Кекс. - Всё-таки сегодня Новый год!..

Гвоздев сзади подтолкнул Диму вперёд, и тот точно влетел за стол.

-Эй, девочки, - пока не ушли, - ну-ка, разогрейте нам здесь всё! - обратился Кекс за занавеску.

Дамы уже оделись, навели марафет на помятых любовными утехами лицах и теперь крутились вокруг стола, то и дело бегая на кухню.

-Ну, с Новым годом, поэт! - протянул к нему руку со стопкой Гвоздь.

Дима чокнулся с ним и слегка хлебнул дорогого, ершистого, пахучего коньяку. Кекс не стал с ними чокаться и только поднял повыше рюмку с другого края стола, как бы давая понять, что присоединяется.

-Я вот всё думаю про тебя и Веронику! - завёл Гвоздев старую пластинку.

-Слушай, ты достал! - сделал гримасу зубной боли Кекс. - Давай только не сегодня!..

Но Гвоздь не обратил внимания на его слова.

-Ты её, как вернулся с Москвы, в Сумах видел?!

-Нет, - признался Дима.

Он знал, что затеял сделать бандит, а потому теперь решил говорить только то, что ей не навредит.

-А я видел! - произнёс Гвоздь и как-то странно рассмеялся.

-Что смешного?! - удивился Дима.

-Вы, там, что с ней в Москве сделали?! - сквозь пьяный смех поинтересовался Гвоздь. - Она как пыльным мешком из-за угла пришибленная вернулась. Я её даже не узнал!..

-А что такое?! - вдруг испугался за Веронику Дима: прогулка следом за ней в новогоднюю ночь тоже внушила ему тревогу за её психическое состояние.

-Да ничего!.. У Цини она просила, - бандит выстрелил из пальца, - «убрать» кого-то!.. У меня пистолет хотела купить!.. Уж не тебя ли решила пристрелить, а, «поэт»?!..

Гвоздев расхохотался пуще прежнего, просто заливаясь смехом.

-Ты не смейся много: это не к добру! - заметил сонно Кекс.

-О! - придумал Гвоздев. - Я ей сейчас позвоню!

Он подошёл к комоду рядом со стулом Димы, где стоял факсимильный аппарат и, набрав номер, стал ждать ответа.

Трубку на том конце провода, видимо, взяли, и Дима удивился, почему у него ни разу не получилось дозвониться до Вероники, а у Гвоздя это выходило запросто.

-Бегетова! Зда-аро-ова-а! С Новым годом! - громкий, весёлый и пьяный голос Гвоздева, звучавший над самой головой, резанул Диме по ушам.

-Включи громкую связь!.. Ничего не слышно! - с любопытством попросил Кекс, протянув руку и сделав жест нетерпения.

Гвоздь нажал кнопку спикерфона, и оттуда донёсся такой знакомый и такой желанный, ласкающий слух Гладышева голос любимой женщины, который он не спутал бы ни с каким другим:

- А!.. Привет!.. Тебя тоже!

Вместе с её словами из трубки неслась навязчивая трель квартирного звонка.

-Как встретила?! - поинтересовался Гвоздь, оглядываясь на присутствующих.

-В одиночестве! - ответила Вероника. - Как и положено вдове….

-Слушай, я к тебе вот по какому вопросу! - Гвоздь глянул на «положенца», выпрашивая всем видом у того одобрения. - С тобой Кекс хочет пообщаться….

-Кто такой?! - раздалось из динамика.

-Ну-у-у! Здра-асте-е! - возмутился Гвоздь. - Ты чё, типа, Кекса не знаешь?!

-Нет!..

-Ну-у-у, а ещё хочешь на «сходняк»! Так тебя там точно в три счёта замордуют! - говоря это, Гвоздь заулыбался и подмигнул Кексу.

-Слушай, я уже поняла, что это какой-то блатной!

-Так - поняла! Это «положенец» теперь! - упрекнул её Гвоздь.

-А по какому вопросу? - поинтересовалась Вероника.

-Ну, как - по какому? - удивился Гвоздь. - По твоему!..

-У меня вопросов много!.. По какому именно!

-Слушай, ты бы спасибо сказала, что я тебе встречу устроил, а не уточняла! У тебя-то особого выбора нет! Да и, вообще, он с бабами только в бане встречается, в голом виде! - Гвоздь снова оглянулся на Кекса, и тот в знак согласия с его словами покачал головой. - А с тобой как с человеком хочет утрясти тему….

-А какую?! - чувствовалось, что Вероника насторожилась.

-Что там у тебя тренькает! - возмутился Гвоздь, уходя от прямого ответа. - Разговаривать мешает!

-Да кто-то в квартиру ломится! Звонит минут пятнадцать уже, наверно….

-А-а-а! У тебя какой дом-то? - стал припоминать Гвоздь. - Это, можа, домушники! Ты двери не открывай! Позвонят-позвонят, да пойдут дальше! У них сейчас рейд по вашему району. Самое время хаты хлопать. Ну, ты не боись, у тебя дверь крепкая, замки - высший класс! Главное - не открывай! Они сейчас на беспределе! Вломятся, по балде настучат и вычистят квартиру, - мама не горюй! Даже я тебе потом не помогу! Это их заработок, сама должна понимать!

-Да у нас же на подъездной двери кодовый замок стоит! - раздался из динамика возмущённый голос Вероники.

-О чём ты шепчешь?! - удивился бандит: он снова обернулся к Кексу, заулыбался наивности девчонки и скорчил гримасу, говорящую, мол, ну, и идиотка, - потом повернулся к а­ппарату и сказал уже серьёзно. - В общем, так! Будь дома, никуда не уходи!.. Я тебе позвоню! Точно не обещаю, но, возможно, на этой недельке Кекс тебя пригласит. Я за тобой тогда подрулю! Лады?!

-Хорошо! - Вероника повесила трубку.

-Видишь, какая дура?! - обратился, выключив спикерфон на факсимильном аппарате, Гвоздь к Кексу. - Идиотка!.. Корчит из себя крутую, а, на самом деле, - курица!.. Мозгов, вообще, нет! Неудивительно, что со всякими «поэтами», такими, как этот вот, её тянет общаться! - он занёс руку и хотел отвесить леща Гладышеву, но почему-то передумал.

В этот момент в комнату заглянули собравшиеся уходить женщины.

-В общем, … Кекс, Гвоздь! Мы пошли! - замялись они на пороге.

-Давайте-давайте! - разрешил им Кекс и пообещал. - Вечером схлестнёмся!

Едва дверь за девками захлопнулась, как снова в квартире, противный, как зуммер, раздался звонок.

-Забыли что-то, наверное! - сказал Кекс: он был как раз в коридоре, поскольку направился принять душ, чтобы потом завалиться спать, - сделал пару шагов до двери и глянул в глазок. - Кто там?!..

-Сантехники! - раздался голос за дверью.

-Гвоздь, ты сантехников вызывал?!..

-Нет!.. Я чё, типа больной, … первого января сантехников вызывать?! - отозвался Гвоздев с дивана.

-Мы никого не ждём! - отрезал Кекс и собрался идти в ванну, но звонок снова затрезвонил противным зуммером. Тогда «положенец» вернулся к двери и прикрикнул через её полотно. - Я сейчас выйду, шею намылю!..

-Вы топите соседей снизу! - ответили из-за двери. - У вас протечка! На втором этаже с потолка вода хлещет!..

Пока Кекс ругался с сантехниками через дверь, Дима сидел за столом и вилкой ковырял остывающую котлету, думая о том, что, скорее всего, больше встретиться с Кексом по поводу романа не удастся: он ведь так и не сказал ничего по поводу новой даты.

Ещё он сожалел о том, что не дал о себе знать Веронике ни вчера, когда шёл за ней следом, ни сейчас, когда она говорила по телефону: надо было её хоть с Новым годом поздравить. «Наверное, она бы здорово удивилась, услышав мой голос в компании Гвоздя!» - подумал он, прислушиваясь к странной перепалке Кекса с сантехниками….

Дверной замок, наконец, щёлкнул: Кекс решил запустить ремонтников в квартиру.

В коридоре раздалась какая-то странная возня, шум и топот ног: видно тех было несколько человек.

Дима отвлёкся от своих мыслей и увидел, как Кекс стремглав влетел в комнату и бросился к комоду. Следом за ним из коридора в комнату, сорвав занавески, заскочил «сантехник», в котором Дима тут же узнал провожавшего его до «Мерседеса» в Москве кавказца, Саида.

Тот быстро зыркнул по комнате, тут же засёк, где сидит Гвоздь, который ещё ничего не успел понять и только с удивлением смотрел на стремглав влетевшего в комнату Кекса, быстро полоснул взглядом по опешившему от его вида Диме.

В следующую секунду в комнату влетело ещё несколько человек.

Кекс уже открыл комод, выхватил оттуда пистолет Макарова и стремительно, несмотря на свои габариты, развернувшись, направил его на вбежавших.

Наконец, сообразив, что происходит, Гвоздь тоже вскочил с дивана и бросился к своему тайнику с оружием, который был под телевизором.

В комнате раздались оглушительные выстрелы. Один, второй, третий….

Кто стреляет и в кого - понять было невозможно: для Димы всё смешалось в кучу-малу.

Он видел, как Кекс повалился на пол прямо у комода, а Гвоздь, пригнувшись к дивану, шарит в поисках оружия в телевизионной тумбочке. Но на него уже набросились двое «сантехников», в которых Дима без труда признал московских кавказцев, что довезли его до дома с неделю назад.

Дима не мог взять в голову, что происходит.

Гвоздева скрутили и положили ничком на диван. Кекс так и валялся на полу с пистолетом, не подавая признаков жизни.

К Диме подошёл Саид и спросил удивлённо:

-Ты что здесь делаешь?!

-Я?!.. - Гладышев всё ещё не мог прийти в себя от внезапного и стремительного налёта. - В гости зашёл!..

Саид направил на него пушку, видимо, собираясь пристрелить, и Дима невольно зажмурился. Однако выстрела не последовало, и когда он открыл глаза, Саид уже допрашивал Гвоздева, посадив того на диван, тыкая ему в нос пистолетом и показывая фотографию Вероники:

-Нам нужна эта дэвушка!.. Где она?..

Остальные кавказцы в это время уже рыскали по всей квартире, умело обыскивая все закутки.

-Саид, смотри! - сказал один из них, вернувшись из соседней комнаты в зал со знакомым Диме ридикюлем.

Саид обернулся на распахнутую сумку, которая была доверху наполнена кирпичами сторублёвок, и присвистнул от удивления.

-Так ты не врал, что у тебя десять миллионов рублей?! - обратился он к Диме, но в эту минуту, Гвоздь, улучив момент, что было силы пихнул Саида на чеченца с ридикюлем, повалив обоих на пол, выхватил у того сумку и пистолет, а потом прямо по столу, расшвыривая ботинками кастрюли и хрустя ими по тарелкам с едой, бросился к балкону, распахнул дверь и, выстрелив с порога пару раз наугад в комнату, попытался прыгнуть вниз, на дотянувшиеся ветками до высоты третьего этажа вязы, росшие рядом с домом.

Диму снова оглушили пистолетные выстрелы, раздавшиеся над самым ухом. Мимо просвистели пули, и Гвоздь замертво упал на балконе, выронив сумку с деньгами, которая перевалилась через перила и полетела вниз, на землю.

Саид схватил Диму за рукав, вытащил из-за стола и потащил за собой сначала из квартиры, а потом и вниз по лестнице.

У подъезда стоял знакомый чёрный «Мерседес».

Упавшая на землю сумка уже была собрана, и один из кавказцев убирал её в багажник.

Диму запихнули на заднее сиденье, и машина рванула с места, увозя прочь свой лихой экипаж. Через несколько минут, промчавшись мимо центрального рынка, «Мерседес» тормознул у подъезда отеля «Сумы».

В сопровождении четырёх кавказцев Дима поднялся в номер люкс на двенадцатом этаже.