Блеснуть чешуей!

- Не взлетим…

- А, я говорю -  взлетим!

- Нет, не взлетим.

- Кто здесь, в конце концов, командует и принимает решения?!..

- Ты, конечно, ты. Но лучше все-таки откатиться назад, чтобы увеличить длину разбега.

- А, я говорю длины достаточно…

- *Череповато…

- А я говорю не *череповато!

            Весь этот диалог происходит в кабине самолета Ан-2 между первым и вторым пилотом. Сам самолет сидит на дороге, проходящей между рисовыми чеками. Слева от дороги оросительный канал и справа от дороги рисовые чеки, залитые водой; впереди и сзади тоже чеки. Самолет сидит ровно посредине прямого отрезка дороги. Дебаты в кабине относятся к длине разбега, который необходим для взлета. Второй пилот считает, что длины разбега маловато и нужно откатиться назад, а командир с высоты своего опыта, считает, что достаточно. Конечно, никто бы и не спорил, и откатился бы назад, чтобы иметь запас на разбеге. Но все, то и дело, в том, что самолет не автомобиль, заднего хода не имеет. Для того, чтобы откатить его назад требуется как минимум 10 человеческих сил, либо силы одного трактора. Ни того, ни другого в обозримой перспективе не наблюдается. Для того, чтобы это появилось, требуется покинуть кабину самолета и по дороге, петляющей между рисовыми чеками километра 3-4 идти в село за помощью. Подобная перспектива, у сидящих в кабине, восторга не вызывает. В итоге решено взлетать.

            Полный газ…разбег… отрыв… взлет!!! Ур-р-ра-а-а!!! Взлетели!!!

            Но, какая-то дьявольская сила удерживает самолет от поступательного набора скорости и высоты и он, потеряв энергию движения, валится в рисовый канал.

            Бум…трах та-ра-рах…приехали…

Этой удерживающей силой оказался металлический штырь шлюзовой задвижки канала, возвышающийся на полтора метра над общей поверхностью взлета и не заметный на фоне тростника, поросшего по берегам канала.

- Приехали, блин… Что делать то будем?

- А, что делать?.. готовить пилотские  к изъятию и прощаться с летной работой.

- Я ж, говорил, не взлетим…

- Не взлетим, не взлетим,.. не канючь… без тебя тошно.

Всякое авиационное происшествие имеет всего две причины: либо отказала техника, либо подвел человеческий фактор. Как правило, при любом авиационном происшествии человеческий фактор всегда стремится переложить вину на технику. И человеку хорошо и технике не обидно, она же железная и не боится наказания. 

Кстати авиационные происшествия, случающиеся по техпричине, тоже делятся на две группы: по вине эксплуатанта и по вине завода изготовителя. Первая группа - это когда специалисты авиапредприятия, обслуживающие самолет где-то, что-то не закрутили, не законтрили, не поставили заглушку или прокладку, что в итоге и привело к авиационному происшествию. А вторая группа, называемая еще *КПД, происходит оттого, что конструктор либо завод изготовитель не учли в конструкции летательного аппарата, какие-то аспекты, которые и привели к поломке. Будь то трещина трубопровода, либо перетирание троса управления или раковина в отливке, из которой изготовлена деталь.

Наши герои, поразмыслив о последствиях своего авиационного происшествия, не стали отступать от традиций и, как водится, списали все на технику.

Пассатижи в ловких руках и вот…пусть техника теперь отвечает, за произошедшее.

Разобравшись с техникой, по самолетной радиостанции вышли на связь с базой. Доложили о летном происшествии. База приняла сообщение и передала распоряжение ждать комиссию, которая выехала с проверкой оперативных точек и сейчас находится где-то в их районе и уже получила указание выехать на предварительное расследование.

Через два часа к лежащему в канале самолету подкатил УАЗик с членами комиссии.

- Ну, рассказывайте, что случилось.

- Да что рассказывать… летели над участком, обрабатывали пестицидами, рисовое поле… самолет чихнул, заглох…и вот… упали в канал.

- Так… - сказала комиссия – посмотрим.

И начала смотреть…

            - Есть! Вот оно! – радостно провозгласила комиссия голосом одного из своих членов – инспектора по безопасности полетов. Расследовать летные происшествия было его профессией. А по первой профессии он был еще и инженером-механиком, потому так быстро и нашел то, что и требовалось найти.

            - Вот смотрите - с восторгом первооткрывателя, говорил он своим коллегам по комиссии – вот эта хреновина обломилась, что и привело к авиационному происшествию. Если бы я не обнаружил эту неисправность, а вернее даже *КПД, вина за летное происшествие легла бы на экипаж.

            Его коллеги, менее искушенные в технических тонкостях, нежели инспектор, осматривали обломившуюся хреновину и согласно кивали головами.

             В итоге доложили на базу о проведенном предварительном расследовании, причиной которого явилась матчасть, а точнее * КПД и, с чувством выполненного долга поехали дальше по оперативным точкам проверять работу экипажей.

            Экипаж же, лежащего в канале самолета, облегченно выдохнул копившееся напряжение. Уловка сработала.

            На базе же в это время в самолет грузилась официальная комиссия по расследованию летного происшествия, назначенная приказом командира объединенного авиаотряда. Председателем комиссии был назначен – командир летного отряда, к которому все пилоты официально обращались – товарищ командир -  а между собой называли Ильичем. Ильич был фигурой почти легендарной. Во всяком случае, среди пилотов. Как говорится «слуга царю – отец солдатам». Так оно и было. От отца зависело повышение в классе, переучивание на более современную авиатехнику, да и наконец, элементарный переход из второго пилота в командиры. Как всякий отец, Ильич любил пожурить провинившихся, и наградить отличившихся. Правда, склонен он был больше пожурить, чем наградить. В результате чего летчики, его больше боялись, нежели уважали.

А вообще Ильич исповедовал принцип - нет невиновных - есть не пойманные. А поймать - «застукать» Ильич любил, что с успехом и делал. Приезжая с проверкой на оперативную точку, он не спешил появиться на точке, а недалеко от аэродрома устраивал засаду, откуда и наблюдал за действиями экипажа.

- Так, взлет в 14-15, посадка в 14-25 – проговаривал он, хронометрируя время полета.

Затем он появлялся на аэродроме, и начиналась проверка оперативной точки, со всеми вытекающими последствиями. И даже если экипаж знал о прибытии высочайшей проверяющей комиссии и готовился к ее визиту, и у него полевой аэродром был как яичко: *ВПП отмаркирована аэродромными знаками, конус измерения силы и направления ветра на месте, стоянка самолета оборудована швартовочным инвентарем и средствами пожаротушения, размеры и состояние аэродрома соответствуют нормативам,  все равно никому еще не удавалось уйти от Ильича. От неизбежного как, восход солнца, наказания, в лучшем случае воспитательной беседы, после которой воспитуемый с полным основанием мог применить к себе известную поговорку: - «Ох, да ох, что ж я маленьким не здох!»

Подчиненный должен уважать командира, а еще больше бояться его.

После того, как на аэродроме не находилось замечаний, Ильич просил принести полетную документацию.

- Так - говорил он, просматривая полетные документы: заявку на полет, бортлист, расчеты и кроки по обработке участков – сколько летного времени у вас уходит на один вылет?

- Пятнадцать минут, товарищ командир – отвечал ему командир самолета, заглядывая через плечо Ильича в свои собственные документы.

- Я вижу, что пятнадцать – ответствовал ему Ильич. – А фактически сколько? - устремлял он взгляд удава на жертву.

- Пятнадцать минут, товарищ командир - уже менее уверенно отвечал командир воздушного судна.

- А вот и не пятнадцать - гремит токката голос Ильича - я на подъезде к аэродрому хронометрировал полет… десять минут. В каждом полете пять минут приписки. Как это

по-вашему называется?..  Вы хотите, у меня, лишиться пилотского?.. Я могу вам это устроить. Вас Родина послала,.. а вы, что делаете?.. Что вы вытворяете?  Я, вас спрашиваю. - Монолог Ильича набирает обороты, голос возвышается до трагических нот, звучит самозабвенно с упоением. Ильич и сам заряжается энергией своих слов, распаляясь все более и более.

            Бедному подчиненному остается только согбенно ждать, чем закончится эта эскапада командира – пронесет, или придется выложить пилотское свидетельство.

            В других случаях Ильич использовал метод провокации. Он мог зайти в сельский магазин и заявить продавщице:

            - Мои летчики на Вас жалуются!

            - Почему? – наивно спрашивала продавщица.

            - А вы им водку не продаете!

            -  Ну как же так? – растерянно и даже обиженно восклицала продавщица – Я же им ни в чем не отказываю. Вот и вчера пять бутылок брали.

            И вот, Ильич, во главе комиссии по расследованию, на аэродроме авиационного происшествия. Специалисты комиссии, каждый по своему направлению начинают работу. Кто-то изучает полетные документы, кто-то исследует материальную часть. Ильич беседует с экипажем:

            -  Ну, голуби мои! Рассказывайте, что произошло.

            - Да вот, летели... обрабатывали…чихнул двигатель…упали, – в который раз повторяют пилоты подготовленную легенду.

             Он опрашивает рабочих на аэродроме. Кто, что видел, как все произошло. Все излагают одну версию: «Видели, летел, упал».

Но Ильич стреляный воробей и его на мякине не проведешь. Он просит пригласить   сигнальщиков.

Сигнальщик – это человек, который стоит с красно-белым полотнищем на краю поля, чтобы экипаж, ориентируясь на его сигнал, обрабатывал поле прямолинейно и очередной заход делал через строго отмеренное расстояние.

            Привезли сигнальщиц - двух студенток, отбывающих практику в подшефном совхозе.

            - Ну, девчата, расскажите, как это случилось? - просит Ильич.

            Девчата не проинструктированные, что можно говорить и что нельзя. Начинают рассказывать, что видели:

            - Нас сегодня агроном попросил поработать сигнальщицами. Работа простая. Нужно держать флаг (сигнал) до момента выхода на него самолета, распыливающего химикат.  А как только самолет вышел на сигнал, можно уходить в сторону, чтобы самой не попасть в шлейф химиката. Так мы и делали. Мы обработали первый чек, и перешли на второй. Самолет, пролетев над моим сигналом, ушел на разворот, чтобы сделать новый заход. Но очередной заход он не сделал, а сел между рисовыми чеками. После приземления из самолета вышел пилот и подошел ко мне.

            - Так, так. Уже интересно, очень интересно! Пожалуйста, с этого момента поподробней – просит Ильич.

            - Я и так все рассказала.  Нет больше никаких подробностей – ответила девушка.

            - А самолет произвел вынужденную посадку или садился в обычном режиме – продолжал допытываться Ильич.

            - Я в этом ничего не понимаю.

            - Самолет садился с работающим или неработающим двигателем?

            - Вроде с работающим…

            - И зачем же он к тебе подходил?

            - Да, я и не знаю?..  Так… Поболтать.

            - А дальше что?

            - Дальше он сел в самолет и улетел, но свалился в канал.

            - Ты уверена?

            - Да, своими глазами видела.

Матерясь и чертыхаясь, Ильич, возвращается к экипажу.

            - Так, герои… чкаловы  хреновы, рассказывайте, как все было!!!

            - Ну… так это… летели... упали, – в который раз отвечает экипаж, обреченно понимая, что дело движется к развязке.

            -  Я это уже слышал – почти кричит Ильич - теперь я хочу услышать правду.

Экипаж понимая, что Ильичу уже все известно и скрыть обстоятельства происшествия не получится, рассказывает, что произошло:

            - Сегодня с утра мы работали по рисовой пьявице. Где-то к обеду агроном заменил сигнальщиков. Вместо мужиков поставил молодых девчат. Ну, мы и решили познакомиться. Сели. Познакомились. Правда, сверху они нам показались симпатичнее, чем оказалось на земле. Ну и мы, слегка разочарованные, пошли обратно в самолет. А дальше известно.

            -  Как говориться, «шерше ля фам», - подытоживает Ильич. -  В  итоге - «высылайте  запчастя: лопастя и плоскостя». 

Хорошо…Сели вы… Отчего же не взлетели?

            -  Да мы бы взлетели, если бы не этот торчащий штырь.

            - Ах, штырь вам помешал?!… Отсутствие мозгов вам помешало… Штырь вам в глотку!  Вы совершили два преступления. Первое, что сели, второе, что не взлетели.

            -  Что об этом говорит *НПП? Отвечай командир. Не помнишь? А для кого оно написано? Доставай документ, будем вместе вспоминать. Читай седьмой раздел, пункт 7.2.4. «На посадочных площадках, не имеющих обслуживающего персонала, место начала взлета и его направление определяет командир воздушного судна, который обязан лично осмотреть летное поле и определить возможность безопасного взлета».

            - Командир должен лично осмотреть! Лично! Если бы ты соизволил... осмотрел,.. самолет не валялся бы в канаве. На посадочных не имеющих персонала… А у тебя рисовое поле, и ты… в слепую… начинаешь взлет. Нет моих слов…Просто охренеть!- негодует Ильич. - Такого я еще не встречал в своей практике. Пилотские свидетельства… оба… сюда!!!

В каждом пилоте малой авиации сидит Чкалов. И только ведомственные инструкции, приказы, и наставления сдерживают его выход наружу. Но иногда он прорывается сквозь все барьеры и ограничения  и,  отбросив  все запреты, вытворяет такое, что реальному Чкалову и не снилось.  Так и в нашем случае, за штурвалом молодые ребята, в руках у которых летательный аппарат тяжелее воздуха и он послушен твоей воле и выполняет любую твою команду и поэтому хочется чего-то большего, чем тебе позволено.

            Однако всякое летное происшествие требует его детального разбора и всестороннего анализа, дабы другие учились на чужих ошибках и не делали собственных.

            Разбору данного события был придан особый статус, в силу его неординарности. Собрали разбор не только летной службы, а всего объединенного авиаотряда с привлечением партийной и профсоюзной общественности. Нельзя сказать, что данный «разбор полетов» имел своей целью предупреждение летных происшествий. Вообще-то он имел это своей целью. Но несколько в другом аспекте. Публике была предложена публичная казнь провинившихся, чтобы другим неповадно было.

            Публика в зале. Обвинение, в лице руководства, в президиуме. Обвиняемые, они же виновники летного происшествия рядом с президиумом.

Публичная казнь начинается.

- Скажите нам – начинает разбор председательствующий - что заставило вас совершить это летное происшествие?

-  Да ничего не заставило - отвечает командир самолета. Он уже понял, что ждать снисхождения не стоит и говорит напрямую и немного с вызовом – Захотелось блеснуть чешуей, как у нас говориться.

- У-у-у-у-у  -  слышится в зале гул неодобрения.

-  Вот видите – говорит председательствующий – никакого раскаяния и осознания.

- А вот скажите нам – бросает в приговоренных к казни свой камень, секретарь парткома – скажите мне, как коммунист коммунисту – вы осознавали, что делаете? Вам партийная организация доверила дорогостоящую материальную часть. От имени парткома, от имени предприятия, вам доверена ответственная работа на благо советского народа и коммунистической партии.  А, вы… не оправдали… не обеспечили.

Считаю, в партии Вам не место. Предлагаю парткому Объединенного авиаотряда ходатайствовать перед горкомом партии о лишении Вас членских билетов *КПСС.

            Побиение младенцев продолжается. Слово берет председатель профсоюзного комитета. Профсоюзы у нас, как известно, школа коммунизма. А профсоюз получается школьник у партийной организации. Поэтому слово профсоюзное менее ценно, нежели партийное. Оно мало, что значит в административно-хозяйственной иерархии, но необходимо, чтобы придать целостность и завершенность триумвирату: администрация, партком, профсоюз. Эдакая тройка, которая вершит суд и расправу над провинившимися.

            - От имени профсоюзной организации, – начал свою обличительную речь председатель профкома – хочу сказать, что вы не оправдали высокого доверия, оказанного вам командованием объединенного авиаотряда, партийной и профсоюзной организациями. Как председатель профкома, хочу напомнить, что при распределении профсоюзных путевок и на курорты, и в дома отдыха, и даже за границу, в Болгарию скажем или Венгрию, мы всегда исходили из приоритета летного состава перед остальными работниками. Мы всегда … и профсоюз, и администрация, и партком, всегда старались обеспечить вам, летному составу наилучшие условия для труда и отдыха.

            Профсоюзный лидер - оратор по призванию и, несмотря на свою незначительную, ничего не решающую роль в триумвирате, он в своей обличительной филиппике добивается большего, нежели администрация и партком. Общественное мнение, хотя от него и ничего не зависит, склоняется от молчаливого сочувствия к провинившимся, к молчаливому согласию с карающим мечом правосудия.

            В итоге принимается показательно-наказательное решение. Чтобы другим неповадно было впредь «блеснуть чешуей». Чай, не Чкаловы.

            Примечания:

*    Череповато – искаженное от чревато;

*    ВПП  -  взлетно-посадочная полоса;

*    НПП – наставление по производству полетов;

*    КПСС – коммунистическая партия Советского Союза.