Морозно в степи. В перелесках будто деревья греют, а на юру – совсем пропасть.

Возницы наглухо укутаны в бараньи лохматые тулупы. Седоки на пяти санях жмутся друг к дружке, зарываются в сено, прикрываясь сверху дерюжками. На последних – четверо.

- Лопатин, озяб? – ткнулся к нему в самое лицо закоченевший Бондарев.

- Замёрз… аж до самых кишок! – прохрипел уныло Лопатин. – Приедем-то скоро али нет?

- Кто его знает, спросить надо приятеля-то. Эй, друг, - ткнул он в рыжую овчинную тушу, - жилье-то, скоро ли будет?

- Примёрзли?

- Холодно, брат. Село-то, скоро ли, спрашиваю?

- Станица, - поправил возница и сказал: - Вёрст семь надо быть, а то и двенадцать.

- Так делом-то сколько же?

- А столько же! – буркнул возница, тряхнув вожжами.

- Как ты станицу-то называл?

- Кичигинская будет…

Мужик деловито и строго скосил глаза на седоков, на торчащие из сена приклады винтовок, помолчал минуту и сообщил:

- Ничего, можно сказать, не останется – бор проедем, к ужину в Кичигинской, а в Увельскую с утра надо ехать.

- А сам ты как, из Николаевки? – выщупывал Бондарев.

- Из неё, откуда же ещё-то быть?

В тоне возницы послышалась словно обида: какого, дескать, рожна пустое брехать – раз в Николаевке снаряжали сани в обоз, известно, и владельцы их оттуда.

- Ну, отчего же, дядя? Может и кичигинский ты? – возразил было Бондарев.

- Держи туже – кичигинский….

И возница как-то насмешливо чмокнул и без надобности заворошил торопливо вожжами.

- Чтой-то, дядя, у тебя лошадки заморенные, а как с хлебом вертаться будем, до железки дотянут ли? – подначивал неугомонный Бондарев.

- Это у меня-то заморенные? – вдруг обиделся возница и молодецки вскинул вожжами, с гиком пустил коней целиком, обгоняя растянувшийся обоз, только снег завихрил, запушил в лицо. – Эй вы, черти! Н-но, родимые!.. Эге-гей! Нно-о!.. Соколики!

Мужика не узнать. Словно на скачках распалился он в заснеженном поле. И когда поутолив обиду, удержал разгорячившихся лошадок, повернул голову в высоком вороте, глухо заметил:

- Вот те и морёные.

- Лихо, брат, лихо, - порадовались его седоки.

Трофимову захотелось разузнать, как тут дела с Советами - крепки ли они, успешно ли работают.

- А чего ему не работать, известно…. Вот у казаков, там другое.

- У казаков? – и Лопатин на живое слово о политике кинулся, как кошка на сырое мясо.

- Так, а что же, раньше в старшинах да сотниках ходили, а теперь в Советах сидять те же богатеи. Никаких перемен нету. Мы же с ними с девятьсот пятого не в ладах.