“Воздушная эпопея”

Отрывок из книги «Воспоминания»

Северный флот. 1967г. город Полярный, пос. Горячие ручьи.

В сентябре мы стали готовиться к новому походу. В заводе на корабль установили теплопеленгатор МИ-110К и загрузили гидроакустический буй МГ-409. В лаборатории установили приёмник гидроакустических сигналов и новый магнитофон. Всё это было окружено тайной, и мы терялись в догадках, каково же будет следующее задание на поход. Тайна открылась в ноябре, когда я вернулся из очередного отпуска. А вернулся я на корабль не совсем обычным образом.

Прилетел утром из Ленинграда в Мурмаши и к 11-ти добрался в Горячие ручьи. Смотрю, а корабля нет. Я к оперативному дежурному.

- Где корабль?

- Твой «Вертикал» (корабль радиотехнической разведки проекта «китобоец», 1200 т) час назад убыл в поход. Командир ждал тебя, тянул с выходом, но начальник Разведки приказал немедленно выходить.

-  А как же без меня, без начальника РТС?

- Взяли с другого корабля, с «Вала» (аналогичный корабль).

- Но ведь он не знает мою аппаратуру, не знает людей!

- ... Сейчас доложу командиру.

Командир отряда, кап. 1 ранга Чивилёв тут же вызвал меня к себе.

- Если бы ты приехал на часок раньше, то Шульпин дождался бы тебя, а теперь корабль уже далеко, к Кильдину подходит. Не знаю, что и делать? Не возвращать же его?

- А на вашем катере нельзя его догнать?

- На катере?... Можно, если он остановится. А это мысль!

Оперативный! Дай-ка радио на «Вертикал», чтобы встали на якорь. Я высылаю катер с Берковым.

Выскочив из штаба, я помчался к пирсу, где стоял командирский катер. Вскоре появился мичман – командир катера.

- Садись! Сейчас догоним!

Через минуту мы уже мчались по Кольскому заливу в сторону острова Кильдин.

Минут через 30 - 40 увидели «Вертикал», который стоял на якоре возле берега. С борта нам бросили шторм-трапп.

Я поднялся на борт корабля и увидел командира (кап-лей Шульпин), старпома (кап-лей Абашин) и замполита (кап-лей Армаш). Все они улыбались, а начальник РТС с «Вала», которого внезапно отправили в поход вместо меня, чуть не плача сказал:

- Спасибо тебе! Век не забуду!

Он спустился в катер и погнал в Горячие ручьи.

Командир доложил по радио, что начальник РТС, старший лейтенант  Берков прибыл. Корабль снялся с якоря, а командир, капитан - лейтенант  Шульпин, стал знакомить меня с заданием на поход.

Оказалось, что послали нас искать позиции боевого патрулирования американских атомных ракетных подводных лодок (ПЛ) в северной Атлантике. Установленная недавно МИ-110К была новейшая  теплопеленгаторная аппаратура для обнаружения теплового кильватерного следа ПЛ. Гидроакустический буй нужен был для подтверждения контакта.

Поход в северную Атлантику был тяжёлым. Всё время штормило. Поначалу я совсем мало ел и почти не курил, но через неделю от качки в животе стало постоянно урчать. Хотелось что-нибудь проглотить. И не я один оказался такой. На ГКП поставили десятилитровую жестяную банку с сушками и такую же банку с вяленой воблой. Все кто нёс ходовую вахту, могли пожевать, если ныло в животе. Я стал много курить, пытаясь сбить чувство голода. Курил папиросы «Беломор», «Север» и махорку «Золотое руно» (на берегу я купил себе трубку). Табак был крепкий и на время отбивал аппетит. Но всё равно я много жевал сушек и воблы, и прилично располнел к концу похода. Если из училища я пришёл на корабль с весом в 73 кг, то к концу третьего похода я достиг уже 84 кг.

Когда мы подошли к берегам Канады, радиосвязь стала неустойчивой. Приём радиограмм вели при большом уровне помех, делали ошибки, поэтому дешифровать их было непросто. К тому же лучший радист, старшина Золотарёв совсем обессилил от качки. Он сидел в кресле, а голова его в наушниках болталась в разные стороны на тонкой шее. Второй радист, матрос Адашевич, был покрепче, но допускал много ошибок при приёме морзянки. Пришлось и мне включиться в работу. Я принимал радиограммы вместе с ними. Потом мы всё несли шифровальщику, и тот из трёх вариантов  лепил один. Моё знание азбуки Морзе не пропало даром.

Поиск лодок в северной Атлантике занял два месяца. За это время я вполне освоил новую аппаратуру и понял, что искать лодки, имея максимальную скорость хода в 16 узлов – гиблое дело. Нам приходилось двигаться зигзагом, пересекая кильватерный след ПЛ много раз. Только так можно было определить след это или температурная неоднородность воды, вызванная нагревом от солнца или выбросом струи с глубины. Но это снижало нашу среднюю скорость до 10 – 12 уз. Догнать лодку при такой скорости было весьма проблематично.  Кроме того, в районе патрулирования было много помех. Постепенно я нанёс на карту все постоянные струйные течения и стал ориентироваться в них. Несколько раз я получал отметку на самописце похожую на след от подводной лодки, но подтвердить контакт с помощью гидроакустического буя не удавалось. Пока мы спускали буй с помощью шлюпбалки, лёжа в дрейфе, лодка уходила от нас. Я понял, что надо иметь скорость не менее 20 уз, чтобы догнать лодку. А ещё нужна хорошая корабельная ГАС (гидроакустическая станция), чтобы обнаружить лодку в режиме «эхо». И всё-таки в двух контактах я был уверен. Один на позиции боевого патрулирования ПЛ недалеко от Норвегии, другой, когда ПЛ возвращалась в базу (Холи-Лох, вблизи Лондондери, Северная Ирландия), проходя Шотландский жёлоб.

Во время этих двухмесячных мытарств произошёл один неприятный случай. Мы случайно оказались в терводах  Норвегии и едва не потерпели крушение. А случилось вот что.

Вели лодку по кильватерному следу. Подошли на расстояние около 5-ти миль (терводы 3 мили) к побережью Норвегии. Легли в дрейф, и я опустил буй МГ-409 для подтверждения контакта, но лодка уже ушла. Механик попросил у командира разрешение подремонтироваться пока мы стоим. Командир дал добро. Мотористы разобрали дизель-компрессор ДК-2 и долго возились с ним. Потом несколько раз пытались запустить, но безуспешно.

Течением Гольфстрим нас несло вдоль побережья Норвегии, постепенно прижимая к берегу. До берега оставалось около 3-х миль, когда командир дал команду отходить мористее. Однако попытка запустить компрессор и набить баллоны воздухом (главные дизеля запускались сжатым воздухом) не увенчалась успехом. Прошло минут двадцать, а мы всё стоим.

Командир занервничал. Механик попросил разрешения использовать резервный командирский запас воздуха для запуска компрессора. Командир дал добро. Ещё несколько неудачных попыток запуска и резервные баллоны пусты. Командир приказал запустить второй исправный дизель-компрессор и набить баллоны. Но без воздуха запустить компрессор было уже невозможно. Тогда командир приказал запустить резервный электрокомпрессор ЭК-15. Запустить его тоже оказалось невозможным из-за  разряженных аккумуляторов. Механик не заржал их.

Только теперь командир понял, что создалась аварийная ситуация и что он совершил серьезную ошибку, позволив механику израсходовать резервные командирские баллоны. Сначала следовало запустить исправный дизель-компрессор и набить все баллоны воздухом, потом запустить главные дизеля и дать ход, а потом уже продолжить ремонт неисправного компрессора. Он понадеялся на механика и недооценил опасность ситуации.

На экстренном совещании всех офицеров старпом Абашин предложил заполнить хотя бы один баллон ручным компрессором, от него запустить исправный дизель-компрессор, а там уж и главные дизеля. Но набивать 40 литровый баллон ручным компрессором до давления 200 кг/см2 занятие долгое  и малоприятное. Весь личный состав корабля выстроился в очередь. Качали по две минуты, остервенело дёргая ручку. И так часа четыре. До норвежского берега оставалось полмили, когда в единственном баллоне давление стало 150 кг/см2. Был большой риск сесть на мель или быть обнаруженными норвежскими пограничниками, а это международный скандал!

Командир принял решение попытаться запустить исправный дизель-компрессор. Если не получится, то дать сигнал SOS. На наше счастье, исправный компрессор легко запустился. Через двадцать минут были набиты все баллоны. Запустили главные дизеля и дали ход. Поскорее ушли в нейтральные воды. Так закончилась эта воздушная эпопея.

Позже растяпу механика списали с корабля и отправили командиром взвода в учебный отряд в Ломоносов.

Новый 1968 год мы встретили в море. Нас перенацелили в район английской ВМБ Холи-Лох. Там, в нейтральных водах, мы простояли ещё почти месяц, засекая локатором выходящие из базы атомные ПЛ. Они шли в надводном положении из-за малых глубин. Мы сопровождали их до точки погружения и передавали  координаты в штаб Северного флота. Потом на их лодку наводилась наша противолодочная ПЛ. Мы видели английский берег, но не могли подойти к нему. Тогда мы очень завидовали гражданским морякам, которые свободно заходили в иностранные порты и отдыхали от моря, от ржавой воды в трюмах и от полупротухшей почерневшей рыбы в холодильнике.

На обратном пути возле мыса Нордкап (Норвегия) мы повстречали КРТР «Буй» (сейнер, 600 т). Он шёл на смену нам в Северную Атлантику. Сблизились, сцепились чалками и командир «Буя» Юра Цехиев, заскочил к нам в гости. Наш командир усадил его в своей каюте и Цехиев начал расспрашивать про поход. Вскоре на столе появилась выпивка и закуска.

- О! Да у вас ещё и спиртяшка осталась! Ну, вы, мужики, даёте!

В ответ командир повёл его в душевую и показал самогонный аппарат. Под крышкой десятилитрового бачка из нержавейки слегка булькало, на змеевик лилась забортная вода, а из конца трубки капал самогон.

Старый алкаш Юра Цехиев был в восторге.

Только через три с половиной месяца мы вернулись в свою базу. Это был самый длительный поход в моей жизни.