“Великие победы ради лаврового венка Афродиты.”

Великие победы ради лаврового венка Афродиты.

— И сколько будет длиться этот ужасный холод? День, два? Нет! Я определённо сошёл с ума! Это я должен на такие жертвы идти ради какой-то там любви?! А кто придумал любовь? Я? Точно не я! Я после беспрерывного стучания зубами точно могу сказать, что не знаю и знать не желаю, что такое любовь и почему я ради неё должен страдать?! Мне что делать больше нечего, чтобы стоять едва прикрытым платьем вот уже …. А сколько я так уже простоял?! Сколько я так изображал из себя мраморную скульптуру?! Нет! Определённо у меня отсутствует голова! Вернее, её никогда и не было! Там! Внутри дома тепло, светло, а я у самого входа в дом изображаю из себя мученика! Этакого влюблённого юношу, на которого должна посмотреть хозяйка дома и влюбиться!

И тогда я сойду с пьедестала, возьму её руки в свои и скажу: «Ты растопила каменное сердце статуи самого Гермеса!» Как романтично! Да куда уж тут романтичнее? И ради кого? Этой выскочки, что бегает из дома в дом, из дома в дом, подобно фурии? Ну что в ней такого? Ничего! Всего лишь никчёмная девчонка, на которую указала Афродита и сказала: «Вот! Влюби её в себя и получишь лавровый венок!» И сдался мне тот венок! Ну вообще то не сдался, если его гордо носит сам Аполлон, как символ любви! А мне какое дело до любви? После такого истязания моего бедного тела, которое превратилось в льдину уже точно никакого! Вот сейчас я слезу с этого пьедестала и …Так. Стоп. А чего мне куда-то лететь, чтобы найти тёплое местечко, дабы отогреться, поесть до сыта и сладко заснуть где-то у огня? Вот же всё тут! Но ведь гостей много. А что мне гости? Ну что мне все те гости, которые со вчерашнего дня только едят, пьют и танцуют вокруг ряженого дерева? Толку то с тех гостей. И вообще задержались тут они. Пора им расходиться. А я останусь. Приведу себя в порядок, отосплюсь, отъемся, позову в гости Диониса. Ох как я по нему соскучился! Ох как мы много выпьем, а потом выйдем из дома и свалим вместе это ряженое дерево, которое мне ох как не нравиться! Ох как не нравиться! Оно вот уже неделю ряженое стоит, и эти невежды всё кружат вокруг него! Как выпьют в доме вина, выйдут во двор и кружат! Словом, мне всё тут не нравиться, потому, что я холодный, голодный, и сыт по горло изображать перед этой пигалицей прекрасного юношу, в которого она должна влюбиться! А ей всё равно!

Итак, пока самого Гермеса угораздило пойти на жертвы, дабы получить от рук Афродиты точно такой же венок, как у Аполлона, который якобы обладал какой-то магической силой, правда до конца Гермес и не понимал какой именно, словом не важно. Важно то, что будет то, что и у Аполлона, а они с недавних пор соперники.

Какой же прок был от этого всего Афродите?

Так. Всё по порядку.

Киклады.

Наши дни.

Огромная вилла на вершине холма была что не есть чудом техники.

Это строение было не с античного времени, но её возвели по всем канонам того седого времени. Место было неприступным, вернее почти неприступным, если кому-то была неохота самому преодолеть крутой подъём, оставались два выхода – фуникулёр или вертолёт.

Такое строительство могло быть под силу только какому-то сумасшедшему и у которого непременно должны были быть хорошие деньги.

И такой человек нашёлся.

Именно окончание своего непростого шедевра с прекрасным видом на высокие холмы, поросшие оливками и широкую полосу Эгейского моря этот богатый сумасброд решил отметить в Новый год в компании самых состоятельных знакомых, дабы заставить всех испытать дикий восторг от своего необычного и неприступного гнёздышка.

Это послужило традицией отмечать каждый Новый год именно здесь.

Традиция хорошая если не считать сколько всего тут требовалось — неделю сюда свозили декорации, еду и всё для удобного размещения привередливых гостей.

Первое, что представало перед взором утончённой публики – конечно же была огромная богато украшенная ёлка, проросшая когда-то среди каменистой почвы. Она многие годы росла так высоко как можно, и никто её не тревожил, потому, что добраться на саму вершину никто бы не смог, если бы у кого-то не было слишком много денег и человек не стал покорять такие высоты.

Год за годом традиция не менялась, однако в этот раз всё было иначе.

Богатые и знаменитые из всей Греции не были приглашены на празднование Нового года, зато в его канун с вертолёта высыпало шестеро молодых людей, включая дочь того самого ненормального богача.

Вот именно на этот раз всё и началось.

Конечно, на одну статую больше, на одну меньше никто разумеется не обратил внимание.

Время шло.

Приготовление к самому главному празднеству года готовились с завидным упорством.

Часы пробили полночь — одетые гости в тематические костюмы олимпийских богов и нимф высыпали наружу, где уже были накрыты для них праздничные столы, ёлка сверкала во всей красе, на которую одели с виду несколько килограмм игрушек.

Веселье было в разгаре.

Всё это происходило на глазах у голодного и продрогшего до костей Гермеса, который не понимал, почему этому радостному люду, прыгающему вокруг ёлки совершенно не холодно, а ведь они были в таких же одеждах, как и он сам.

Молоденькая девушка с каштановыми вьющимися волосами и глазами лани веселилась больше всех. Она непрерывно танцевала, всё время фотографировалась со всеми, громко хохотала, перекрикивая музыку и не давала никому заскучать. Теперь же Гермеса стал раздражать шум.

В один момент он не выдержал, сорвался с пьедестала и ворвался в тёплый, пахнущий вкусной едой дом.

На него разумеется никто не обратил и внимания. Обслуга то и дело носилась с тарелками туда-сюда, то поднося всевозможные яства, то забирая грязные тарелки.

Гости были уже изрядно пьяны, они то заходили, то выходили из виллы, проходя мимо Гермеса, не редко бесцеремонно толкаясь, а то – Гермес ничем от других на вид не отличался.

Незваный гость затерялся среди множества комнат.

Он нашёл наконец местечко, где громкая музыка не так беспокоила, где полыхал тысячью огоньками жаркий огонь в камине, где лежал плед на одном из огромных кожаных диванов, которым тут же и укрылся олимпийский бог.

Тело окутало тепло, а мягкое ложе тут же помогло расслабиться и погрузиться в глубокий и беспечный сон.

А тем временем …

Где-то среди сотни камней какого-то древнего-древнего храма под широколистным старым дубом, который был маленьким деревцем, когда это святилище во имя какого-то божества возвышалось тогда во всей красе, дремал одинокий юноша.

На нём была старенькая порванная туника и самые обыкновенные плетённые сандалии.

Наверное, он был пастухом, если судить по лежащему возле него посоху. Вот только живности не было нигде видно, ни овцы, ни козы, ни даже голоса не было их слышно.

Видимо, его это никак не заботило, либо он был совершенно никчёмным пастухом, беспечно растерявший собственное стадо.

Сон был дороже всего ему на свете. Можно подумать весь мир был ему безразличен, лишь бы поспать.

Так оно и было, просто никто об этом не догадывался.

И вряд ли кто хватился бы его.

Самое лучшее место на краю земли и никого вокруг – идиллия.

Но как говорится – ничто не вечно в этом бренном мире.

Неожиданно кто-то вырос над головой мирно спящего пастуха, и со скрещёнными на груди руками как можно громче хмыкнул.

— Ну и? Хорошо ли спиться самому богу любви?

Юноша скривился во сне и повернувшись на другой бок снова засопел.

— А я думала Купидон не трус! А он взял и удрал, превратился в какого-то жалкого пастушка, от которого убежали и овцы, и козы и свиньи, затаился на краю света, чтобы его никто не нашёл и мирно спит, но вот беда, от Дафны трудно удрать…

Юноша подорвался из земли словно ужаленный и огромными от страха глазами посмотрел на непрошеную гостью, которая бесцеремонно прервала такой его сладкий сон.

— Дафна? А что ты делаешь тут?  — Дрожащим голосом пролепетал юноша.

— Ну как друг мой? Тебя ищу. А ты что не рад мне? Как можно? Ай, ай, ай, даже превратился в какого-то оборванца пастуха, и где наш славный маленький пухленький мальчик с крыльями и своими чародейными стрелами? Ой как некрасиво обманывать.  – Словесный поток этой белокурой, длинноволосой нимфы заставил всё больше и больше нахмурить юношу брови, и в один миг оборванец превратился в того, в кого говорила Дафна – в себя, в маленького, пухленького Купидона.

— Кто бы говорил не обманывать! – Пошёл в наступление бог любви. Я Купидон, где хочу там и сплю, в кого хочу в того и превращаюсь! Тебе зачем я понадобился?!

— Ух. Какой ты грозный. А я думала ты боишься кого-то, Аполлона, например. Вот поэтому ты так далеко убежал и превратился в пастуха без овец, для надёжности.

— А, может, я захотел превратиться в пастуха. Откуда знать тебе? Ты что мысли мои читаешь?

— Всего лишь вижу.

— Ой! Ой! Ой! Видишь значит. Что же я такого натворил, чтобы боятся?  — Купидон скрестил на груди свои маленькие ручки и высоко вскинул голову.

— Ну, например, то, что ты и Афродита решили спасти меня от превращения в лавровое дерево. Бедный Аполлон долго обнимался с деревом, смастерил венок из листьев и теперь украшает им голову. Часто пускает слезу, когда снимает его, а потом одевает снова на свои золотые кудри и влюбляется в первую, кого встретит на своём пути. – Дафна грациозно присела на камень и забросила ногу на ногу пытливо уставившись в ошарашенного Купидона.

— Погоди. Так мы же тебя спасли. Благодаря нам ты не дерево, а вольная нимфа. Где хочешь, там и бродишь, никто не преследует тебя, а Аполлон по тебе страдает, ну тогда, когда не влюбляется в кого-то, но всё равно ведь страдает!

— Всё верно. Благодаря вам я не лавровое дерево. Самый завидный бог время от времени пускает обо мне слезу. Но. Дело в том, что он забыл моё лицо и вместо влюбится во всех в этом мире он снова влюбился в меня. Теперь преследует везде и всюду. Что ж мне в дерево превращаться?

Купидон внезапно закрыл своими пухленькими ручками глаза и даже присел.

— Что же теперь будет?

— А если он вспомнит обо мне? – Продолжала Дафна. —  И поймёт, что всё это время он зря с деревом обнимался и носил венок зря? И плакал обо мне, правда, иногда? Тогда что?

Купидон молча только захлопал глазами:

— У него каждый день любовь на всю жизнь. Не вспомнит.

— А если он вспомнит, что рассказывало ему одно глупое создание, когда он много пил с Дионисом, что Купидон и Афродита спасли меня и дерево это не я, а я это я? Тогда что?

Купидон снова закрыл своими ручками глаза и чуть слышно пролепетал:

— А кто это глупое и пьющее создание, что посмело сказать Аполлону?

— Я. Но я не виновата. Это всё вино. – Тут же за протестовала Дафна.

Бедному Купидону ничего не оставалось, как только сесть на траву и закрыть руками уши:

— Купидон. А Купидон? – Осторожно потрогала его рукою неразумная нимфа. – Ты не хочешь меня больше слушать? Я же не нарочно. Я вообще ничего не делала.

Маленький бог любви и вправду удрал по дальше от всего мира, но не из-за Дафны, а из-за Афродиты.

Как оказалось, она решила подшутить над Гермесом. Этому интригану и поэту как-то приглянулся венок на голове Аполлона. Он соорудил себе подобный и стал расхаживать везде с ним, пока не попал на глаза богини любви. Та тут же удивилась, что это такое зацепилось за его волосы на что тот ответил, что уж очень ему нравиться подражать Аполлону.

Афродита еле сдержала смех и тут же хитро пролепетала:

— Я могу подарить тебе лучший венок, чем тот что носит Аполлон, он волшебный, но за это ты должен превратится в мраморную скульптуру и заставить влюбиться в неё простую девушку на земле.

Задача была не из лёгких.

Ведь ни ухаживания, ни слова любви не могли иметь место в таком деле.

Только красота статуи должны была свести с ума от любви…

И Купидон запаниковал.

 Теперь не только водили за нос Аполлона, но и Гермеса. И даже если бог любви был абсолютно не причём в этой истории, то даже за то, что он знал о проделках Афродиты могло стоить ему много.

Пришлось затаится, но после того, в чём призналась ему Дафна говорило только об одном – отныне в берлоге медведя будет жить куда спокойнее, чем где-либо на земле.

Но до берлоги того самого зверя было добраться не суждено — неожиданно перед беседующими показался шатающийся Аполлон с глиняным кувшином в руке, который он всё время переворачивал, пытаясь вытрясти с него хоть ещё каплю вина.

Он каким-то чудом присел на камень, а не мимо его и затуманенным взглядом посмотрел сначала на Купидона, а потом на Дафну:

— Ты кто? – Ткнул он пальцем в бога любви.

— Приветствую тебя Аполлон. Неужели ты забыл того, кто метает стрелы любви?  — Пролепетал дрожащим голоском Купидон.

— Это кто метает стрелы? – Пьяный голос Аполлона заставил прыснуть от смеха Дафну, и она тут же отвернулась, чтобы никто этого не заметил.

— Купидон.

— А Купидон? А это кто? – Ткнул он пальцем уже в Дафну? — Откуда эта незнакомка?

Нимфа и бог любви тут же вздохнули с облечением.

Кажись пронесло.

Он не узнал ту, ради которой обнимал дерево и носил из его листьев венок.

— А, это одна простая девушка. Такая простая-простая. – Отмахнулся Купидон.

— Какая же она простая?  — Тут же оживился Аполлон? — Позволь моему сердцу решать кому подарить его! Ты покорила моё сердце! Я влюбился в тебя без памяти! Будь моей, и я брошу весь мир у твоих ног!

Ох сколько раз говорил он эти слова! Ещё бы кто взялся сосчитать его похождения!

Так некому было!

Купидон только в отчаянье закрыл руками лицо и даже присел – опять начиналось всё сначала.

 Но на этот раз Дафна не растерялась:

— Тогда подари украшение с твоей головы – мира не надо.

Пыл Аполлона исчез в мгновенье ока:

— А, ты мне вдруг кого-то напомнила. Ты так похожа на ту, кто превратился в дерево. Моим слезам тогда не было конца! Я даже сорвал листья с него и сделал венок…. А может надо мной пошутили? Может не было того превращения? Может зря я лью свои горькие слёзы и на моей голове память о ней? Может эта бесчестная разгуливает по всюду, вместо того, чтобы быть деревом, а я тут в страданиях пребываю? – Голос разгневанного пьяного Аполлона уже эхом пронёсся в округе, и Купидон с Дафной на всякий случай спрятались где кто мог.

— Ну какой обман? – Взял на себя смелость подать почти невинный голосочек Купидон. – Ну разве возможно такое? Как бы она могла не быть деревом, да и кто посмел бы одурачить самого Аполлона? Ну сам подумай.

— Ну а если я болван и за моей спиной потешаются? – Не унимался он.

— Да кто осмелится? Ну сам подумай. Кто все, а кто ты? Даже не сомневайся. Та девушка дерево и останется деревом навсегда. А ты грусти, утирай свои слёзы и помни как сильно любит она тебя, там. В дереве …

— Значит я не болван.

— Не болван

— А она любит

— Ну конечно же любит. Ну как такого не любить как ты?

— А эта не превратиться в дерево? – Кивнул он в сторону стоящей ещё минуту назад Дафны.

— Ну что ты? Как можно?

Но Дафну и след простыл.

Она исчезла, как и появилась.

Аполлон посмотрел на Купидона своими пьяными и глуповатыми глазами:

— Она что в камень превратилась?

— Она тебе приснилась. Ты уже видишь её там, где её нет.  – Внезапно выкрутился Купидон.

— Но она только что ведь была, и я уже был влюблён! – Не унимался он.

— Это всё виденья от несчастной любви.

Неожиданно перед Аполлоном появился огромный глиняный кувшин с вином, и он едва завидев его тут же приложился к нему, издавая при этом громкие звуки.

— Ну вот и всё. – Сказал про себя Купидон. – Мы спасены.

С этими словами он тут же затрепетал крылышками и улетел в мгновенья ока оставив пьяного бога одного, который тут же рухнул на землю и громко захрапел, едва в кувшине показалось дно.

А тем временем на вилле…

Второй день нового года.

Гермес ещё не чувствовал себя так хорошо, как сейчас, тепло, мягко, почти тихо, а теперь и сытно.

Нос привёл его в кухню, где официанты готовили сытный завтрак для гостей и огромные блюда с яствами стояли и уже ждали, чтобы их вынесли во двор.

Ох как обрадовалась его душа.

Он тут же бесцеремонно спёр первое, что попалось под его руку блюдо и принеся его в комнату стал поглощать бутерброд за бутербродом.

— И сдался мне тот венок Афродиты? – Воскликнул он сам себе. – Ради голодной и холодной любви? Кому она вообще нужна?

После бессонной и весёлой новогодней ночи гости спали сладко по своим комнатам. Разбудить их было бы крайне сложно сейчас, однако надо же было хозяйке дома выйти на кухню за чашкой кофе и заметить бесстыжего Гермеса, уносящего еду.

Девушка насторожилась, а ведь он не был её другом и его никак не должно было быть здесь.

Кто он такой?

Она тут же последовала за ним и нашла уже его сидящего на диване и поглощающего с завидным аппетитом еду.

Присутствие хозяйки дома ничуть не смутило непрошеного гостя. Он спокойно доел всё и отодвинув в сторону опустошённое блюдо внимательно посмотрел на Эвридику, так её звали.

Хозяйка дома стояла перед ним в голубой ночной сорочке с всклоченными волосами и сверлила его взглядом.

— Ты кто такой и как попал сюда?

Гермес встал на ноги подошёл к девушке и оценивающе измерил её взглядом:

— И это из-за тебя я должен был стоять там во дворе изображая из себя скульптуру? Мёрзнуть и голодать, пока ты веселилась и прыгала со всеми вокруг того ряженного дерева? Я трижды превращался то в юношу у дома, то у сидящего красавца у фонтана, то склонившегося у обрыва …..а тебе всё равно! Ты должна была влюбиться в меня без памяти и тогда я бы превратился в самого себя и получил венок Афродиты! А ты что? Я так мог бы простоять и вечность, а тебе бы и дела не было до меня. Пришлось превращаться в самого себя без твоей любви…..не мог же я вечность терпеть лишения!

— Я должна была влюбиться в скульптуру?  — Пролепетала с недоумением девушка.

Она тут же выбежала наружу и увидела пустующий пьедестал и вокруг ни камешка.

Значит статуя не рухнула сама, а тот, кто теперь гостил без приглашения по ходу не врал. Оставалось понять кто он такой, если умеет в статую превращаться.

— Так кто ты такой?

— Гермес, бог Гермес. О нет!  — Тут же подскочил как ужаленный он. – Ты даже не знаешь кто я такой и как выгляжу! Возмутительно!

— Откуда мне знать, как выглядит олимпийский бог? Я что каждый день его встречаю?  — Гневно ответила Эвредика. – Вот только теперь я знаю, что боги никогда не способны любить никого кроме как самих себя. Если каждый такой как ты, то как простые живущие на земле могут влюбиться в вас? Наверное, твоя статуя изображала как раз того напыщенного юношу, который и заслуживал быть только камнем, потому, как не мог ничем притягивать.

Гермес непонимающе хлопал глазами, не совсем понимая, что он него такого требовалось, и что он такого должен был из себя представлять, чтобы его полюбили, ведь он и так уже олимпийский бог.

— А, теперь уходи и больше не появляйся никогда здесь! – Гневно крикнула девушка. – Ты не мой гость и статуей не нужно стоять!

— Это кто мне указывает на дверь? Вот эта никчёмная девчонка, которая не может даже влюбится в меня? Нет уж! Теперь твоя очередь постоять там, где я стоял, помёрзнуть и подумать, как не любить меня!

В мгновенье ока Эвридика уже стояла на постаменте Гермеса, представ прекрасной белокаменной статуей, а олимпийский бог своровал ещё одно блюдо с едой и принялся снова уплетать, всё, что в ней находилось.

Не прошло и двух часов как перед виллой вырос пьяный, ещё не проспавшийся толком Аполлон.

Вокруг было тихо.

Гости кажись и не думали просыпаться.

— Ой, а где это я? – Удивился сам себе Аполлон. – Что это за место такое? А что это за ряженное дерево? – Уставился он своими округлившимися глазами на новогоднюю ёлку.  – Дом?  — Тут же внимание пьяного Аполлона переключилось на виллу. – Может тут есть что выпить? Ох Дионис попадись ты мне под руку! Это что же за такое вино ты мне подсунул, чтобы я пил и напиться не мог?

Внезапно перед его глазами предстала скульптура длинноволосой красавицы, которая смотрела на него каменными глазами и приковывала взгляд своей красотой. Казалось, она даже улыбнулась захмелевшему ещё одному непрошенному гостю. Девушка обвивала себя руками, подобно показывая, что ей очень холодно и нужно согреться.

Аполлон с удивлением смотрел на прекрасную незнакомку и вдруг воскликнул в сердцах:

— Моё сердце! Что с ним? Оно так бешено бьётся, увидев тебя! Кто ты прекрасная нимфа, покорившая мою растерзанную душу? Кто ты, что ради тебя я готов мир склонить в ноги твои?

Внезапно он снял с головы свой венок и одел на её голову.

И чудо. Статуя ожила и сошла с пьедестала, превратившись в ту самую прекрасную Эвридику.

Кажись только теперь Аполлон даже протрезвел. Он не верил, чего натворил.

— Это чего стало? – Почесал он затылок от недоумения. —  Одна в дерево превратилась, другая исчезла, а эта из камня живой стала!

Но Эвридика имела на этот счёт своё мнение.

Она тут же вернулась домой и предстала перед ещё истребляющим еду Гермесом.

От неожиданности непрошеный гость даже перестал жевать и с недоумением посмотрел на хозяйку дома.

Девушка сняла с головы лавровый венок.

— Только что незнакомец с лавровым венком на голове превратил меня снова в человека. А знаешь почему? Потому, что даже будучи статуей я могла притягивать взоры людей, а не отталкивать. Тебе таким как я никогда не стать. А теперь возьми его и уходи.

Она положила перед ним венок и указала жестом на выход.

— Никуда я не пойду, да и венок мне теперь не нужен, пусть Аполлон его сам носит. Здесь тепло и сытно.

И тут кажется мнение одного непрошеного гостя разделил другой непрошеный гость.

Едва завидев тёплый дом и запах еды захмелевший Аполлон, позабыв даже кому в любви признался лег на первый пустующий диван напротив Гермеса и вскоре сладко уснул.

Всё.

Теперь их было не выгнать ни за какие сокровища мира, не то, что за лавровый венок.

Эвридика с отвращением посмотрела на обеих и покинула комнату, наспех одела тёплую шубу и вышла во двор, дабы не видеть обнаглевших олимпийских красавцев.

Девушка подошла к каменному широкому ограждению, за которым начинался обрыв, села на него и свесила вниз ноги — вид полоски синего моря из далека заставил позабыть утреннее происшествие.

— Ну вот пожалуйста! Разве подействуют какие-либо чары на этих двоих болванов? И твой лавровый венок не пригодился, Афродита! Один сдался за тёплый дом, вкусную еду, а другой за кувшин вина и …тоже за тёплый дом.  – Сетовал Купидон.

— За новое увлечение Аполлон даже снял свой лавровый венок и возложил на голову другой. Ты в них метнул стрелами или нет? – Тут же уточнила Афродита.

— Ну конечно же метнул!

— А, метнул ты стрелами с золотым или каменным наконечником? – Тут же забеспокоилась богиня любви.

— Ну конечно же с золотыми. Это в Дафну я выстрелил по ошибке с каменным. Но теперь это уже не важно. Пока ты поила Аполлона вином, чтобы он ничего не вспомнил стало ясно, что Дафна впредь может гулять где ей вздумается и ничего не боятся. Он не помнит в кого влюблялся вчера. Да и отныне нам не нужно боятся того, что Гермес или Аполлон хотя бы однажды поймут, как ты над ними подшутила. Они нашли наконец то, что им главнее любви. Теперь мы можем оставить их в покое. Нас ждут другие дела.

Эвридика не верила тому, что только что слышала.

Купидон и Афродита ушли, оставив на «попечение» девушки двоих непрошеных гостей.

Неожиданно позади задумчивой хозяйки дома предстал юноша, прилетевший на виллу вместе с другими гостями.

— Мы так и не смогли хорошо познакомиться. И я не поблагодарил тебя за то, что согласилась меня взять на Новый год в это место с моей кузиной. Тут очень красиво. – Начал паренёк.

— Тебя кажется Одиссей зовут?  — Спросила как-то без энтузиазма Эвридика, даже не повернув к нему голову.

— Да. Слушай, а что это за двое спят на диванах? Они с нами не приезжали сюда. Как они тут появились?

— Это олимпийские боги – Аполлон и Гермес. Оба пришли без приглашения и теперь спят после выпитого энного количества вина и съеденных бутербродов. Кажется, у нас им понравилось. Кстати Гермес превратил меня в скульптуру, а спустя короткое время Аполлон расколдовал меня. Не веришь?

Одиссей также сел на краю обрыва возле Эвридики и свесил в низ ноги.

— Ты не боишься высоты? – Удивилась девушка.

— Ни сколько.

— Я тоже.

— Почему не верю? Они же боги и им всё дозволено. И без спроса в гости приходить, и быть невежливыми и всё прочее. Только что они тут забыли?

— Может мы вторглись в их владения, а может всё произошло в Новый год. Думаю, завтра или после завтра они исчезнут, а если им вздумается погостить дольше нас, то долго они не пробудут, так как тут есть и пить будет нечего.

— Ну а мы то не исчезнем. Мы то останемся?  — Хмыкнул Одиссей.

— Ну конечно останемся. Если хочешь в следующем году можешь полететь с нами сюда опять.

— Так долго ждать? А раньше никак нельзя увидится?  — Нахмурился паренёк.

— Ну почему же нельзя? Можно. Например, сейчас мы тут, и можем радоваться нашему времени быть вместе. В любом случае мы не олимпийские боги и нам в отличие от них дарована свыше испытывать настоящие чувства друг к другу, и для этого не нужны даже стрелы Купидона. Скажем так. Мы более счастливы, чем они. В этом мне пришлось сегодня убедится воочию.

Турция.

Анкара

02.01.2018

Клидерман Отто