“Исторические хроники1.”

Исторические хроники.

Российская Империя, Псковская губерния, Порховский уезд, 1872 год.

У Натальи начались схватки, когда Степан в сарае колол дрова.

И вовремя: сегодня муж находился дома и не был занят извозом. Даже в поле не пошел, как чувствовал, что жене понадобится помощь.  Дочка Настасья побежала за бабой Акулиной, местной повитухой, а Степан, вытерев руки, пошел за водой, потом растопил печь и принялся искать старую ветошь. 

Подошла бабка, стала заваривать ароматные травы. Запахло, как на лугу в летний полдень.

Наталья уже кричала вовсю, отошли воды.

Хозяин отослал детей к соседям, чтобы не путались под ногами.

Всего их в семье было трое: Даниле было восемь лет, Ивану два года, Насте семь, а сейчас ждали появления четвертого.

Степе хотелось, чтоб жена родила парня, в хозяйстве был нужен помощник.

Повитуха действовала ловко и быстро, прошептав молитвы, прокалила нож на огне свечи.

Приняла ребенка, перерезала пуповину – все как по маслу.

Затем обмыла младенца в заваренных травах, внимательно его осмотрела.

- Степан, гляди-ка, малыш косоглазенький у тебя, небось нагуляла его Наташка.

Он побелел от ярости, сжал кулаки. Сам внимательно глянул на новорожденного.

- У – у – у, сука, действительно… Устрою я ей – не обрадуется.

- Да ты погодь-то, дай ей хоть после родов отойти.

Наталья спала и тяжело дышала.

Степан решил пока ее не трогать.

Через пару дней, когда женщина уже могла вставать с лавки, Степан жестоко и сильно избил ее. Небось нагуляла байстрюка от проезжего калмыка, а он корми тут чужое отродье.

И тут Наташа поняла, что маленький сын, которого решили назвать Ильей в честь святого Ильи Муромца, никогда не будет любимцем отца.

Ребенок рос хилым и слабым. Ему уже исполнился год, а он не только не ходил, но даже не мог стоять.

На личике проступили монголоидные черты, невесть откуда взявшиеся.

Муж все более и более зверел, колотил ее регулярно, ревновал без причины.

Маленький Илья заболел, стал кашлять, почти задыхался. С большим трудом Наталья уговорила супруга отвезти ребенка в уездный город к земскому врачу.

Слава Богу, Степан согласился. Надо было взять соседа (тот решил продать на базаре двух поросят), заодно прихватил и своего Илью, чтобы показать его господину доктору.

Очередь у кабинета была большая, и малыш заснул на руках у отца.

Развернули старый тулуп, в который был завернут сын, он проснулся и заплакал, когда врач слушал его стетоскопом. Затем осмотрел ручки.

- Не могу Вас обрадовать. От простуды лекарства я вам дам, пусть ребенок принимает порошки.

Но дело в том, что с рождения он очень болен.

- Вы что, хотите сказать, что он не сможет помогать нам?

- Скорее всего, нет.

- Да тогда на кой мне в хозяйстве дармоед?

- Ну знаете ли, батенька…

- И что, ничем помочь нельзя?

- Увы.

Степан взял у доктора порошки, завернул сына в тулуп и пошел к саням.

Был он мрачнее тучи . Не говорил ни слова.

Как приехал домой, набросился с кулаками на жену.

- Родила мне… У, зараза, чтоб тебя лихорадка взяла, куда глаза мои смотрели, когда я а тебе женился.

Наталья заплакала. Перечить мужу она побоялась – видела, что он уже принял на грудь, и сейчас это особенно опасно.

Лишь дождалась, когда заснет, затем укрыла одеялом. Взяла Илюшу на руки, и, баюкая, сама пошла спать.

Она чувствовала, что в ней зреет еще одна жизнь, но говорить мужу об этом пока не хотела.

Малыш все же выжил, простуда прошла, и щечки его порозовели.

Весна выдалась ненастной.

Сначала был холод и дождь. Когда в середине мая взошли посевы, пошел сильный град и перебил половину.

А лето, как на грех, пришло засушливым и жарким.

У Натальи был большой живот – уже не скроешь от мужа беременность. С ужасом ждали все осени – каким будет урожай, останется ли хоть что-нибудь на еду.

Опасения оправдались.

Жалкие крохи собрали, на продажу вообще ничего не осталось.

Скот весь пришлось вырезать – кормить животных и птицу было нечем, так что не было даже молока для детей.

Урожай почти весь был только на семена. Разве что несколько картофелин и луковица в день на человека, де еще несколько ложек похлебки – из чего Бог даст.

И тут муж отозвал Наталью в сторону и сказал шепотом, чтоб дети не слышали

 - Слышь, мать, ты того… Больного своего кормить нечего – молока и так нет. Ты смотри – если увижу, что жрать ему даешь – прибью. Ты меня знаешь.

- Побойся Бога, Степан.

Вответ супруг сунул под нос кулак.

Малыш плакал и надрывался от голода.

Дочка Настя смотрела на братика, на глаза наворачивались слезы. В девочке проснулся материнский инстинкт.

Тайком от родителей она пыталась накормить голодного малыша хотя бы жеваным хлебом или мятой картошкой.

Это увидел отец и избил ее до синяков.

- Неча здесь лишний рот кормить – сами и так голодные. Хворый он, не жилец.

Крик ребенка становился все слабее. Крепкие и румяные ранее щечки ввалились, губы синели.

Однажды утром малыш Илюша не проснулся.

На кладбище вырыли маленькую могилку.

Ребенка чисто вымыли и одели в вышитую рубашечку. В сарае сколотили крохотный гробик, на дно насыпали опилки.

Пришел батюшка и отпел (опять расходы, пришлось отдать остатки сала, которое они пускали на суп).

Похоронная процессия пришла на кладбище.

Опустили гробик в могилу.

Степан перекрестился.

- Ну с Богом. Аминь.