“Подборка стихов”

ТЫ – ДОМ МОЕГО БЫТИЯ   По правде, эпитет "великий"  навряд ли ласкает мой слух,  отчизны моей светлоликой  смущая помпезностью дух.  У родины вечно на страже  стоим, за отчизну моля...  Но кто же о матери скажет:  ВЕЛИКАЯ МАМА МОЯ?  Хотим её видеть здоровой,  разумной и сильной, как встарь...  Но отзвуки русского слова -  горящий любовью янтарь.  Сбиваю сомнений оковы,  гоню понимание вспять...  ВЕЛИКОМУ РУССКОМУ СЛОВУ  эпитет "великий" подстать.  Скучаю с тобою в разлуке,  мне тяга к другим - не с руки.  Все иноязычные звуки  ведут к созреванью тоски.  Я стал бы отшельник, молчальник -  мирской суеты мне не жаль -  но я берегу изначально  твою вековую печаль.  Стою часовым на границах  твоей непорочной красы  в сполохах вечерней зарницы,  и в утренних каплях росы.  С тобой я отважный воитель -  в ладье неземного литья.  Ты - друг мой и ангел хранитель,  ТЫ - ДОМ МОЕГО БЫТИЯ. 
       * * *
Замок жемчужныйв небе завис одиноко.Тает окружностьв мареве летнего зноя.Мир перегруженвздохами горьких упрёков,лютою стужей —нашей с тобою виною.Символов грудав мире разбросана зыбком.Свет изумрудав отзвуке горных обвалов.В толще ТалмудаБиблия прячет улыбку.Из ниоткудакапля живая упала.Радужной каплине удержать на ладони.Силы иссяклив мареве знойного лета.Солнечный маклерплавится, плачет и стонет.Звёзды размяклив хлябях астрального света.
     *   *   *
Каскад прудов, заброшенных, ничейных куда я прихожу порой вечерней -покрытых тиной и зелёной ряской,и водорослей целые семействакак бы в предчувствии ночного лицедействавзирают на меня с опаской.
Вода и зелень - символ совершенства.На свете нет приятнее блаженствасмотреть, как пробуждаются виденья...Ложится темень на ночные воды,деревьев тени водят хороводы,в природе начинается броженье. 
Каскад прудов - ПРА-образ древних капищ.От веток ивы, как от чьих-то лапищ,я отшатнулся. Пискнула зверюшка...А на прудах мелькали леших тени,кузнечик стрекотал, русалок пенье,вдобавок квакали, как пьяные, лягушки.
И уханье какой-то странной птицы,желающей воды с гнильцой напиться...И чваканье, и хруст костей, и шёпот...А светлячки весь берег запалили,потом попрятались в бутонах стройных лилий...... и табунов был слышен гулкий топот.  
Но только утренней звезды пробьётся лучик,ночных мистерий мир тотчас отключат.В каскаде - пруд один, очищенный от тины.В нём отразится свод небес лазурный,он нам дороже прелестей гламурных.Сменяют шабаш мирные картины.
Зажглись на солнце купола церквушки местной,лазурь и золото бал правят повсеместно.Легка дорога к храму и светла.Святой источник Преподобной Анныв меня вольёт бальзам небесной манны,и продолжается игра добра и зла.
       *  *  *  Я спешу по утрам к метро-по-литену,  забиваюсь с другими людьми в автобус.  Ускоренье придаст нам крутящийся глобус.  За окном замелькают дорожные сцены,  я хочу осознать алгоритмы замены,  торможу, скрежеща, ибо сам себе тормоз.   Кадры жизни пойдут, как при съёмке рапидом,  и предметы рассыплются вмиг на части.  Вряд ли важно, какой они стали масти,  вычленять не хочу я подвиды и виды...  Только вижу арену кровавой корриды,  где все судьбы в руках анонимной власти.   Я спускаюсь в метро, подхожу к вагону.  Вспышка бьёт по глазам отражением ада.  И уже ничего, ничего нам не надо.  Сверху смотрит на нас, сострадая, Мадонна:  видя наши тела, слыша вскрики и стоны,  в пропасть рушится с нами небосвода громада.   Жизнь абсурд - по Камю нас учили и Сартру.  Меня нет - я разъят на молекул цепочки,  а в ответ разбежится по траурным строчкам  весь мой мир: от цветущих фиалок Монмартра  до заношенной шапки из убитой ондатры,  продолжая свой бег в этом круге порочном,   пищевые цепочки пополняя собою.  Ну, а правда сатрапа и ложь правдолюбца  проливными дождями нам на головы льются...  Мы гордимся планетой своей голубою,  и, бродя по трущобам звериной тропою,  громко воем, завидев абрис лунного блюдца. 
* * *
Я твой пасынок, Родина, я твой пасынок.Я парнасцами твоими не обласканный. 



Куст одинокий,импульс новеллы печальной.Гнёт атмосферы,и… покатился по свету.Где же истоки,где же твой след изначальный?В пламени верыжажда ответа,которого нету.Кончилась качка,передохни, друг опальный.Стихли боии не свистят больше пули.Что же ты плачешьпасынком родины дальней,корни твоисеткой венозной раздулись.Щедрую почвутело беззлобно отторгло,а в поднебесьептиц перелётная стая…В круге порочномты наступаешь на горлособственной песне……облако медленно тает.
ТРИПТИХ_2
1
Ты сытый и обутый.Куда тебя влечет?Ты алчешь мякоть фрукта,сорвав запретный плод.Кто там кричит: «О нравы!»При чем твой смирный нрав,ты верный сын державы,и ты, конечно, прав.
2
Порталы пантеонато бросят в жар, то в холод.На знамени — Мамона,а раньше — серп и молот.Сквозь рыночные жерлак нам подползает голод.Какие еще жертвыждет кровожадный МОлох?
…И губы обметалоу страждущих ответрасплавленным металломвзорвавшихся планет.И я ответ взыскую,насквозь изрешечен,вертя турель вслепуюраспавшихся времен.Но солнце вмиг пробилостуденистую рань.Горящею просвироймне обожгло гортань.Ну, с мертвой точки сдвиньсяв слепом круженье дня.В священном триединствеон смотрит на меня.Я верю, очень скоро — отныне навсегда — на трепетных просторахвзойдет Его звезда.Взойдет Его соцветьена солнечной межев конце тысячелетья — последнем рубеже.
КРЕЩЕНИЕ
В преддверье нового потопакто, человек, скажи, ты есть.И что влечет так на Голгофутебя: тщеславие иль месть,порывы чести и добра…
…Провозгласила отчужденье,став первой вехой Восхожденья,измены острая игра.Идет жестокая работа,где правит бал сизифов труд,но поцелуй Искариотаразрыв земных семейных пут.
…и Он лицо твое омылпод завывание синкопы……и путь открылся на ГолгофурасКРЕпоЩЕНИЕМвысших сил.
         *   *   *
Ты на кресте распят и предан.Ты жертва.Жертвой стать легко,брезгливой жалости отведав.
— А благо?— Благо далеко.
Но Высшее Предназначеньес лица смывает боль и страх,и вкус хмельного упоеньяна окровавленных губах.
ЭКСКУРСИЯ В БАМБЕРГ
Стопинг, шопинг, туалетинг…Разбежались: кто куда…Интеллекта хилый рейтингмой растёт как никогда.
С гидом я веду беседу.Мы в автобусе — вдвоём.И, пожертвовав обедом,заливаюсь соловьём.
— Бамберг разве не бомбили?— Бамберг не был разбомблён,хоть бомбившим эскадрильямбыл такой приказ вменён.
То ль оплот католицизмагород спас его Святой,отделивший от нацизмаград, рождённый красотой.
То ли набожные немцы,смрад впитав с таких краёв,как Дахау иль Освенцим,сдали город без боёв.
Сколько версиям простора,но экскурсии отрядвышел к Домскому Собору — где царит епископат.
Как темно и мрачно в храме,а могильники святых,словно склепы в склепах… Драменашей жизни бьёт под дых
мысль о том, что человекуползать суждено в грязичервяком, и век от веканам иного не грозит.
Сильно давит атмосфера — где бал правит аскетизм.В этом есть, конечно, Вера.В Вере — свой максимализм.
А потом мы вышли к речке.Сваи Ратуши в воде,но сырых следов протечкив помещеньях нет нигде.
Вихрь закружит жизни светской:дождик, солнце, смех и спор…Так Венеции Немецкойоткрывается простор.
Я копчёным пивом сказкойоторвусь и оттянусь,а немецкою колбаскойзакушу хмельную грусть.
Дух костёлов и соборовс горних стелется высот,проникая в наши поры — где царит круговорот
жизни шумной и цветущей,превращающейся в прах…Дух влечёт нас в мир грядущий,перебарывая страх.
ЕСЛИ РАССУЖДАТЬ ПАТЕРНАЛИСТСКИ  
Сердце бьется, словно в клетке птица,и мечтает улететь на волю.Я теперь тружусь над новой ролью:собираю смыслы по крупицам,вспоминаю всех друзей ушедших лица,насыщаясь бесконечной болью.
Москали, униты, хохлостанцы…В чем причина жесткого разрыва?Мы стоим у самого обрыва…Темные слои протуберанцев — выброс плазмы огненных повстанцев апокалиптического взрыва. 
Правда есть своя у каждой твари. Будь ты самый мелкий и ничтожный, будь ты нищий иль индюк вельможный… Ты сыграть сумеешь на фанфаре марш борьбы в запале и угаре, наплевав на страх и осторожность. 
Кто стоит за целостность отчизны, кто — за новый мир, родной и близкий… На полях поставят обелиски. В честь пассионариев на тризне возродятся мириады жизней… Если рассуждать патерналистски.
  * * * Ну, вот и всё.Последний росчеркпера, зажатого в руке,и целый ряд безмолвных точекрастает где-то вдалеке... И там, летя в пыли астральной,в наплыве лунных анфилад,всей сутью нематериальнойты ощутишь ТОТ терпкий взглядсо дна хрустального колодцав янтарном просверке конька,и крепко сдобренный морозцемТОТ пряный запах табака. 
ПРИМИТИВИЗМ, ИЛИ ОТВЕТ ЭСТЕТАМ-ФОРМАЛИСТАМ
Ох, художники-эстеты,Ваши сочные портреты…Богатейшая палитра…Просто глаз не оторвать,а мы с Нико Пиросмани,закусив цветком герани,на расклеенном диване,оприходовав пол-литра,распевали… твою мать.  Ох, поэты-формалисты,Ваши строчки так речисты.Мысли флёр окутал тонкий,да и чувств поток не слаб,а мы с Нико Пиросмани,нашу встречу остаканив,в затрапезном ресторанена застиранной клеёнкерисовали голых баб.  Ох уж, интеллектуалы,без штамповки и лекала,как играете Вы в бисер,любо-дорого смотреть,а мы с Нико Пиросмани,утром встретившись в тумане,наглотавшись всякой дряни,по Закону Высших Чиселне дразнить решили смерть.  Вы рисуете картины,рассыпая бисерины,их нанизывая вскорена искусственную нить,а мы с Нико Пиросманиу последней стали грани,там за ней нас кто-то манит,подслащая жизни горечь,обещая нас любить.
* * *
Идеально рассчитано,словно Богом даровано.Шёлком, золотом выткано,у других не своровано.Но ногами орудуеммы на праздничной скатерти.Всё покатится кубаремда к такойто там матери.Видно, в жизни не ценитсято, что Богом даровано,и судьба наша мельницаперемелет ворованное.
       * * *
Вот и закончились сказки.Отголосила гроза.Желто-багровые краскикружатся в сумраке вязком,неба надорваны связкии голосуют вновь зато, чтоб сменилась погода.Хмурая мглистая хлябьк нам снизойдёт с небосвода.В панцире громоотводавыползет новая явь.Снег, как лачком-с, всё покроет,и тишина, тишина…Чёрт или буря завоетс горя иль просто с запоя…Грустно мерцает луна.
ЛИЦЕДЕЙ
Постиг ты тайны лицедейства,и вот заслуженный финал:в восторге рукоплещет зал.Достигнув в действе совершенства,гордись, ты про — фесси — онал.
И вновь на сцене, в сердце ярость,как улей, растревожен зал,в тебя вопьются сотни жал,но, подавляя страх и слабость,гордись, ты про — фесси — онал.
Судьбе порою шлёшь проклятья.Тебе претит страстей накал.Ты равнодушен и устал,но ждут поклонников объятья.Гордись, ты про — фесси — онал.
Так что ж, всему виной тщеславье.Жизнь — фарс. Грядёт последний бал.Проворный занесён кинжал.Бессмертье действу иль бесславье?Ответь ты, про —фесси — онал.
      *   *   *
Колыхание тягостной ночью.Это розыгрыш тающих сил,это звуков разорванных клочья,это ртутная тяжесть чернил,это страшная тяга к призванью,это зависть к вступившим в него,это смутная речь подражанья,это поиск лица своего.Это свет сквозь гардины протертый,это гулкий, прерывистый стук,это сдавленный шепот аорты,это сердце сосущий испуг,а под утро тяжелая ярость,разрывающих губы стремнин,и мгновенная яркая сладостьот касанья заветных глубин.
       *   *   *
Ты, слово, — цель моя, мое — начало.Смыкаешь ты в кольце поток жемчужных вод.И от печального, но верного причала,подняв свой страстный флаг, я направляю ходладьи, в которой нет другого экипажа,кроме меня, где я матрос и капитан.И за успех столь скромного вояжая сам себе налью и осушу стакан.Резвятся образы под строгою кормою,волной игривою подброшенные вверх.Могу нагнуться, прикоснуться к ним рукою,услышать детский беззаботный смех.Я их пленю хрустальной тонкой сетью,пусть в ней томятся, а придет черед,я перелью их в золотую песню,увижу слов и музыки полет.Я не ищу конечной четкой цели.То тут, то там сверкнет огнем кристалл.Минуя рифы и минуя мели,я вновь увижу грустный свой причал.И вновь уйду, влекомый звезд сияньем,и затеряюсь навсегда в потоке лет,но слов, сомкнувшихся, проступят очертаньямой маленький, но четкий в жизни след.
ПАМЯТИ ВОЗДУШНОЙ ГИМНАСТКИ
Под куполом циркав пределах дуги,где лонжи, как циркуль,мной чертят круги,лечу в перехлёстеогней цирковыхнебесною гостьейв обитель живых.Знакомо до дрожисияние дня.Напарник надёжныйстрахует меня.Мы платим по счётубогам до конца,за тягу к полётусжигая сердца.Мой парень отважен,подстрижен под ноль,В глазах его та жасмертельная боль.Мой номер смертельный!Так вынь и положьмой крестик нательныйянтарную брошь.В ней толика солнца,крупица луны.Нанизаны кольцагреха и вины.И нам не сидитсяна грешной земле,и мы, словно птицы,растаем во мгле.Мы платим по счёту,ввысь рвёмся опять.Такая работа — творя, умирать.
…А ПОТЕХЕ ЧАС
Эпиграф:«Батилл, надвигаются галлы, ты, главноевлаги налей». (с) И. Кутик «Оса Часа»
Богемы шальная пирушказабористый всплеск бытия.Упругого всхлипа хлопушкаподнимем бокал за тебя.
Набор полновесный эстетства,сменяется Шуберта звук,и жизни расхристанной действоткет тонкую пряжу паук.
Конструкций холодных, астральныхжемчужные нити висят,и правит всем миром вербальнорасчетливый пылкий кастрат.
Зарделась от гордости муза,попав на само острие,почтенные члены союзаласкают вниманьем ее.
Что мне горевать на досуге?Я музу в охапку ловлю.Хлопушками всхлипов упругихв небесные сферы палю.
Среди ожерелий астральных,среди ожирений любви,средь буйства энергий витальных,черпающих силу в крови.
А где-то вдали, на востокевстает голубая заря.Земли животворные соки,усталому миру даря.
Стихает ночная пирушка,светлеет ночной небосвод,валяется где-то хлопушка.Усталая муза встает.
Идет величаво и прямо,и смолкнет любой вития!В глазах ее терпкий и пряный,загадочный смысл бытия.
         *   *   *
Храм у подножия Парнаса —епархия дельфийских пифий.Храм сына Зевса – Аполлона.
Доисторические расыисторию творили, мифы,и жили по своим законам.~~~~

По Ницше, буйный бог Дионисв кругу сатиров и вакханок;где фаллос – символ плодородья;
со смыслами не церемонясь,инстинктам расширяя рамки,бал правящий в своих угодьях,~~~~
стал антитезой Аполлона,чей культ непререкаем в Дельфахсредь родовых аристократов.
Огонь сбегал с парнасских склоновпсиходелического шлейфадионисийского разврата.~~~~
В Палладе просыпалась жалость.Акропль хранил свет Парфенона,отображённый свет, небесный.
Богиня мудро улыбалась,и, гладя девственное лоно,вновь снаряжала в путь Гермеса.
             *   *   *
Порою сумеречной, росной — природой русской заарканен — я выхожу на берег плеса,посеребренного в тумане.Передо мной разверзлась вечность.Окутан дымкой серебристой,меня в лицо целует вечер,такой пронзительный и чистый.Здесь обозначена приметадробящих воздух междометий.На стыке музыки и света,на рубеже тысячелетий.
У ПОЭТА ВЫШЛА КНИГА 
Июль, жара, средина лета...В аллеях парков городскихбомжи гуляют и поэты,соображая на троих.А на шоссе вдруг тормоз взвизгнет,а на шоссе рессорный скрип...Проносятся любимцы жизнипод сладостный болельщиц всхлип. 
Издали книжку в "Геликоне".Теперь сомнений больше нет,и Рудис, словно вор в законе,стал коронованный поэт. 
А ты не создан для бумаги,хоть наследить успел на ней,твоих столбцов бредут варягичем безысходней, тем верней.Нет у тебя надежной ксивы.Твой статускво на волоске.Проходишь гордый и красивыйты по нейтральной полосе. 
Издали книжку в "Геликоне".Настала Рудиса пора.Вегоновцы в его "ВеГоне"скандируют ему "ура". 
Поэт выходит к людям. Слезыскупые по щекам ползут.Благодарит без всякой позыза то, что оценили труд.Благодарит семью и школу,а также Машин с Динкой вклад,Житинскому поклон до пола,Мошкова вспомнил "Самиздат". 
Издали книжку в "Геликоне".Житинский, гранд тебе мерси,а я твержу, как фраер в зоне:"Не верь! Не бойся! Не проси!" 
Но както раз, гуляя в парке,как фавн, стремителен, суров,вдруг увидал сей книжки гранкив руках хорошеньких особ.Я подошел, смешно представясь:"В сети известный графоман".Они же вздрогнули, уставясьна оттопыренный карман.Переложив под мышку пушку,продолжил, щерясь, як сатир:"Простите, леди, я не Пушкин,да, но и Рудис не Шекспир... 
Издали книжку в "Геликоне",и этой книжки теплый свет,сердца двух женщин переполнив,внушил им, что и я поэт. 
Еще встречаются особы,не западающие, блин,на мерсы шестисотый пробыолигархических мужчин.Порою, сладостные всхлипыизвлечь из них нам не в укорспособны страждущие типы,из слов рисующие вздор. 
Издали книжку в "Геликоне".Житинский, черт тебя возьми,в моем беднейшем лексиконенет слов признания в любви. 
...и строчек пять из книги Юрыпрочел на память, впопыхах.Моя курьезная фигурауже им не внушала страх.Одна шепнула пред рассветом:" Тобой заполнен весь мой кров,как эманацией поэтас тех ярославских берегов".
      *   *   *(стихотворение написано в июне-июле 2006 года во время  проведения XVIII чемпионата  мира по футболу ФИФА.)
 Чтоб не спугнуть парящий символом-мячиком рок,я привстаю с кушетки, держа в руках пульт, осторожно.Кто же тут правит бал: дьявол иль всё-таки Бог?Траекторию полёта мяча рассчитать невозможно.  Ранее я утверждал, что дороже победных голов,как разновидность инцеста, – пресловутая духовная близость.И действительно, дух поглощает антагонизм полов,перебарывая природную человеческую стыдливость.  А на футбольном поле, смешивая грязь и пот,пробуждая в толпе агрессию и слепые витальные силы,футбольного действа месиво заваривает свой компот,вытягивая из футболистов последние соки и жилы.  И, внося свою лепту, фальшь бьёт наотмашь и наповал.Продажность судей оценит даже неисправимый романтик.Омерзительно, когда австралийцев выбивают сомнительнейшим пенальти.Непростительно, когда Германию протаскивают в полуфинал.  Но когда счастливые футболисты от усталости валятся с ног,а людские сердца от гордости захлёстывают волны спазмов,я понимаю, что закономерный, спортивный итогвыше любых, даже самых одухотворённых оргазмов.
         *   *   *
Эпиграф: «Мы не рыбы красно-золотые…»О. Мандельштам
Да, мы рыбы красно-золотые,и не ребрышки — соленой масти кость.Прогрохочет конница Батыя,окающая дымится плоть.Отчего же в водном окоеметак разбросан наш с тобою путь?И при встрече на крутом изломе:«Уходи! Постой, еще побудь!»
     *  *  *
Роман конца сезона,под занавес роман!На гаснущих газонахпоследний ураган.
На гаснущих газонах,на стынущем песке,на сумеречных кронахв предутренней тоске.
*   *   *
Поле все золотое…Все назойливей зной.Я спасаюсь от зноясредь прохлады лесной.
Но я в мире изменчивомвечный пленник полей.Мягким локоном женщиныльется солнца елей.
                 *   *   * 
   "Мысль изречённая есть ложь".   Свет освещает плоть живую,   и всё живое торжествует,   хоть и твердит одно и то ж.     "Я мыслю - значит, существую".   И в зеркалах - мильярды рож...   Никто не протестует всуе,   но мысль одна свербит, как вошь,     бесстрашным честным вопрошаньем,   и гонит, гонит смыслы вспять   к ПРА-образам, к Предпониманью,     где каждому дано понять   трагизм и боль существованья,   и звуков неба благодать.
 ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ       Народ, приученный к тому,   чтоб целовать тирану руку.   Порядок - высшая наука -   дан осторожному уму.     Квасной патриотизм порукой -   и обойдем суму, тюрьму.   Штандарт державный нежным звуком   внушает: "Верь мне одному!"     Но там, где правит раболепство,   где каждый орган - орган слуха,   вдруг видят с горней высоты:     взрыв назревает по соседству,   и человеческого духа   примеры редкой красоты.
               *  *  *
Как саркофаг над Чернобылеммрачным вырос надгробием,так надо мной мои фобии.Кто же мне даст ответ?Скачут вопросы вечные,словно друзья беспечные,клятвы звучат подвенечные...Мягкий струится свет...Спорю с незримой силою,плачу и сублимирую,кто же найдёт мою милую.Внятная слышится речь: Слушай, мужлан неистовый,коли ты ищешь истину,коль погрузился в мистику, должен ты пренебречьжизни мишурной благостью,сладкой манящей радостью.В Лоне Великой Слабостиверен останься Ей.Это твоё избрание,мягкое звёзд сияние,рек полноводных слияниев мутном потоке дней.Это Её решение,тусклое звёзд свечение,над здравым смыслом глумление.Чем же ты Ей так мил?Знать, на тебе отметина,тает в зубах сигаретина,стынет на вилке котлетина.В жилах избыток чернил.Будут ли в жизни женщины,будут разрывы, трещины.Всё, что тебе завещано, только Она сбережёт.Что Вы глядите, архаровцы,как я шагаю к старости,я не нуждаюсь в жалости.Выставьте гамбургский счёт.В жарких Её объятияхмне не страшны проклятияпишущей нашей братии.Сказано ведь: «Иди!»Вот я иду и каркаю,кровью порою харкаю,где б взять бумагу немаркую.Нет мне назад пути.
       *   *   * 
Реальное непостижимо,но сон, фантазии, игра,порой, нам представляют зримо —во что мы верили вчера;а то, во что сегодня верим,вдруг нам предстанет в неглиже, и тайные раздвинув двери, вплотную подойдёт к душе. Архетипическое рядом: неясных смыслов слышим речь — из шифров, символов тирады — мы их должны понять, сберечь. Мы их должны очеловечить, наполнив вечное собой, идя на зов неясной речи той первобытною тропой, которой пращуры ходили. Инстинкты надо подкормить… Проносятся автомобили… …взыграла кровь, прибавив прыть. С сигарой сидя в грандотеле, роскошно прожигая жизнь, мы вдруг услышим птичьи трели, увидим солнце, неба синь. И мы поймём: вся наша драма в том, что роднее нет земли — где нас вынашивала мама, где нас любили, берегли. За отчий край свой, за отчизну, как в омут с берега нырнув, солдат готов расстаться с жизнью, мгновенно, глазом не моргнув. Мы все — солдаты, неконфликтны, реликты чтим своих торжеств… И это главные инстинкты всех человеческих существ.