Пролог

- Подсудимый  Гамбрилидзе,  встаньте! Ответьте на мой вопрос: Какова была ваша роль в национально – трудовом союзе (сокращенно - НТС)? Какие вопросы  вы   курировали  в  этой    организации, запрещенной в СССР и в странах Варшавского Договора?

- Граждане судьи! С самого начала предварительного следствия я всегда говорил и не уставал повторять, что у следователя, а  теперь   уже  и  у вас, сложилось абсолютно ложное представление о моей якобы  основной, то есть организаторской роли, в упомянутом вами НТС. Это заблуждение возникло от того, что на меня, действительно, была возложена вся секретная, агентурная работа нашего союза. Фактически, я являлся резидентом НТС в Москве в период с 1975-1979 гг. И здесь не обошлось без  откровенной «подставы», в результате  которой  я  и оказался теперь перед вами. В июне 1979 года  эти  подонки из бакинского филиала НТС  повесили  на  меня обязанность поставлять  секретную  информацию о деятельности союза некоему агенту по фамилии Медунов, который по специальным каналам пересылал ее в дальнейшем  в  ЦРУ США. Как  нам стало известно в последствии, Медунов  оказался «двойным» агентом, одновременно работая на ЦРУ и на КГБ СССР. Это было, безусловно, нашей  самой тяжкой, самой непростительной ошибкой за все время работы.

- Подсудимый, о  чем   была  эта  секретная информация, предназначенная  для   агента  Медунова?

- Она, в основном, касалась  вопросов финансирования, вооружения и непосредственно подрывной  антисоветской  деятельности НТС в СССР и за рубежом. Но самое интересное, граждане судьи, что наши патроны из-за границы совершенно не скупились на финансовые средства, даже не интересуясь: действительно ли они используются по назначению или беспардонно прикарманиваются каким - либо  функционером  из НТС. Удивительно, но наши  иностранные боссы, почему-то, наивно доверяя  предоставленной нами информации, всегда очень чутко и оперативно реагировали на все наши просьбы. Так, например, в январе 1977 года возникла некоторая проблема с доставкой оружия и наркотических  веществ  для нашей организации. Они перебрасывались контрабандой из Турции, и когда большая партия оружия была перехвачена таможней и сотрудниками КГБ, боссы  тут же организовали переброс дополнительной партии оружия и наркотиков через афгано - таджикскую границу.

- Подсудимый, расскажите суду, как вы использовали оружие? В каких боевых операциях, кроме последней, вы участвовали лично?

- Граждане судьи! Видите ли….. все дело в том, что я всегда принадлежал (и  это  вам  могут подтвердить  другие  члены НТС) к категории лидеров союза, выступающих против радикальных методов давления на гражданское общество. Но … в последнее время я стал  все чаще замечать у некоторых членов организации явную неудовлетворенность только пропагандистской работой. Это обстоятельство меня тогда очень насторожило, потому что, еще раз повторюсь, я никогда не являлся сторонником жестких террористических акций.  Все началось, насколько я помню, с нападения на инкассатора возле ГУМа,  уже  здесь, в Москве. А затем все замельтишило, закружилось, как в калейдоскопе! Учреждение Госбанка СССР, целая серия налетов на ювелирные магазины в Москве и Ленинграде, и, наконец, захват самолета с пассажирами в Домодедово! Это был  самый  страшный, но поистине кульминационный момент в  террористической деятельности нашей организации! Это был Момент Истины, граждане судьи! Теперь, когда все уже позади, я прошу суд обратить внимание на мою добровольную помощь следствию и учесть это как смягчающее ответственность обстоятельство при вынесении вашего, я уверен, абсолютно  справедливого приговора  в отношении меня. Я очень раскаиваюсь в своей многолетней причастности к террористической организации под названием НТС и прошу суд сохранить мне жизнь! Дайте мне возможность   еще  раз  искупить   свою   вину,  хотя  бы  честным трудом на благо Родины!

- Подсудимый  Гамбрилидзе, вам еще будет предоставлено  последнее слово!

Думается, что пора прекратить  это откровенно протокольное судебное повествование, чтобы вдруг, ненароком, не скатиться  на    документально - детективную  стезю  в  стиле Юлиана Семенова! Ведь ты так устал, смертельно устал, дорогой читатель, от  всей   этой  детективной  графоманской чепухи. Сегодня мои мысли скомканы, как у шизофреника; стучат где-то в затылке, как в тесной клети; мучают и не дают заснуть в моем холостяцком «бунгало»  на  самом экзотическом острове в мире, насквозь пропахшем  литейной  окалиной и  едким креазотом,  с  «гордым»  названием «Барнаульский Поток не предлагать», как одинокому, опухшему  от  бессонницы  и  вина старику. Я говорю с тобой вовсе не потому, что хочу, как последний,  злосчастный  эгоист, сбросить в тебя, как в мусорную яму, все наболевшее за мои недолгие 20 лет жизни; или блеснуть перед тобой «виртуозным» владением литературным языком. Поздно, доктор! Время   для   лечения  тяжкого литературного  недуга  мною фатально  упущено! Мое Время для покорения литературного  Парнаса    безнадежно   потеряно  в  праздности  и веселье,  житейской суете  и студенческом  пьяном  угаре! Да что там говорить?!! Михаил Юрьевич Лермонтов   в    неполные  20 лет  уже сотворил  своего блистательного «Героя нашего времени»! А  вот  эти слова, в отличие от лермонтовских, тяжелые, как  сибирские кандалы, теперь натужно, со страшным скрипом  пытаются  выбраться   из - под   моего  бездарного  пера, стремясь  хоть  как-то  оформиться в законченную  и  удобоваримую для тебя, читатель,  мысль. О, не волнуйся ты так, мой искушенный городской читатель, привыкший равнодушно взирать на чужие страдания, уставший от мучительно долгих часов бесплодного самоанализа и душевного стриптиза знакомых и незнакомых тебе людей. Не будет истерик, не будет бесполезных взываний к совести. Мы будем спорить! Только спор  и  ничего личного! Ведь это же - любимейшее занятие русского интеллигента. Да сказать по совести – пожалуй,  и его  единственный  вид  оружия в нашем жестоком  и  порой   таком  безжалостном мире!

Давайте  вспомним, господа, хотя бы, наше счастливое студенчество! Когда группа, как обычно,  не готова к семинару по философии, она начинает  активно обороняться, нападая на  бедного, вконец задолбанного   жизнью профессора. Ты слышишь  этот  страшный шум и гам, читатель? Это в «черные дыры» опрокидываются галактики; это время  неожиданно поворачивает вспять! Это  страшные  социальные катаклизмы сотрясают общество! В общем, это спорят студенты, не  готовые  к  семинару по философии! «Нихиль» (по латыни – ничего!) тогда  безраздельно господствует на семинаре, преподаватель просто сходит с ума от каверзных вопросов и  бесконечных софистических ходов проказников-нигилистов. Он, определенно, начинает вдруг верить, что мир – это никакая не реальность, а, всего лишь,  совокупность субъективных ощущений! И что человек произошел  вовсе  не  от обезьяны, а от осла, потому что такой же тупой и упрямый в своем стремлении спилить сук, на котором   сам  же  и  сидит!

Когда вам скучно, господа, да так, что  просто тошнит от унылого однообразия дней, недель, лет – спорьте! Когда вам мучительно плохо от одиночества и бесконечных пинков Судьбы – спорьте! Отправляйтесь к своему приятелю и позвольте  себе не  согласиться с какой-нибудь очевиднейшей  вещью, высказанной им! Спорьте, и вам будет легче (возможно!) Если же и спор уже не помогает, а вы так сильно устали от всей этой жизненной канители – тогда садитесь и пишите литературный опус, вроде этого, не боясь   обидных  колких  обвинений  в  откровенном  графоманстве! То, что их будет очень много – это  я  вам гарантирую! Может быть, вам повезет, и вы не станете неврастеником в самом начале жизненного пути и не попадете в разряд неблагонадежных людей (в том числе, и  на   волшебный   «карандаш»  наших  доблестных  спецслужб). Я, не долго думая, все же, выбрал литературный опус, потому что к  схоластическим спорам подобного рода (как ты уже, наверное, заметил, читатель) отношусь с плохо скрываемой неприязнью и сарказмом. Когда в одном месте собираются старые интеллигенты, в силу физического и морального износа исключенные из государственного плана, они очень любят поспорить, но споры эти, обычно, носят  откровенно  бесплодный характер. Я – категорически против  таких  шумных  и бесплодных споров, потому что в них определенно не рождается ничего, кроме схоластики и глупого восхищения собственной умностью. Они превращаются из подлинного орудия познания   в    совершенно   ненужную, но,  порой,  такую  забавную  и  манящую  побрякушку!

Но оставим в покое стариков. Как говорится, с них и «взятки гладки»! Троцкий Лев Давидович стал предателем от зависти и ревности к гениальной прозорливости Ленина. Годы потратил этот талантливый, в общем-то, человек, страдающий болезненным честолюбием, а точнее - тщеславием, изобретая  несостоятельные политические идеи - лишь бы в пику вождю и его великим доктринальным идеям. Сколько сил положил Троцкий, навязывая партии большевиков бесконечные политические дискуссии, которые принесли ему вначале позор, а потом и страшную смерть от  карающего  ледоруба  испанского коммуниста  Рамона  Меркадера. Запомни, читатель: схоластические споры в политике, чаще всего, заканчиваются весьма  и весьма трагично!

Но Троцкий, полагаю, стал предателем значительно раньше развязанных им шумных дебатов по различным вопросам политики коммунистической  партии. Этому предшествовал психологический надлом у него в душе, вызванный внутренним спором – самым жестоким и беспощадным, где и спорщик, и его оппонент – все в одном лице. Цельная   человеческая  личность  начинает вдруг  раздваиваться, как в шизофренических бреднях. Только здесь причина раздвоения отнюдь не болезнь, а внутренняя беспринципность человека, истоки которой, скорее всего, лежат где-то очень глубоко … в  самом  раннем  детстве. Сомнения, порожденные беспринципностью, ведут к неверию  в  основные нравственные ценности – эти  вечные константные  мерила поведения человека, а ведь вера, как известно, требует гораздо больше усилий, чем неверие. Эта  истина  аксиоматична, читатель!

Итак, наш   герой   просто - напросто  не  замечает, как  он сам,  безо всякого  принуждения, шаг за шагом   выбивает  у  себя  хрупкую опору из-под ног  и неожиданно   оказывается на перекладине с наглухо затянутой  петлей предательства на шее. Этот внутренний спор, предшествующий  роковому  поступку, на мой взгляд, в генезисе предательства играет решающее значение.

Да   простит  нам  дорогой  читатель  очередное  осквернение бумаги, которая, как известно,  стерпит все; ведь  главный  герой  нашего  повествования – это  самый настоящий, самый что ни на есть махровый   предатель!

Глава 1, в которой наш герой понимает, что каждому – свое

Он проснулся зябким утром, по-военному быстро  вскочил  и  босыми ногами зашлепал в умывальник. Жена с ребенком еще спали, когда он умылся, оделся и гладко причесанный принялся за янтарные кругляки яичницы, предупредительно пожаренной матерью. Она, как всегда, терпеливо и безропотно проснулась раньше Витеньки и сейчас заспанными глазами влюбленно смотрела на сына. «Ты  когда вернешься, Витя?» - спросила мать. «Знаешь, мама, я сегодня рано освобожусь, так что скажи Наташе, что в детсад за Лешкой  я зайду сам!» Торопливо допив чай, он обулся, напялил шинель,  и скоро его тяжелые ботинки гулко застучали по лестнице спящего дома.

Город еще спал и не ведал - каким позором наградит его это хмурое осеннее утро. Он, как и вся страна, узнает об этом утром, когда одним поступком всего лишь одного человека будет перечеркнут труд тысячи человек; когда  у  генерального конструктора  и  министра  обороны  в один миг появятся лишние седые волосы; когда вся семья поймет, что на нее легло подлое клеймо «семья предателя», которое отныне  и  до  конца  их  дней  будет тяжким бременем давить на каждого ее члена.   

До ангара  Витя   добрался  всего за 15 минут. Весь авиаполк был уже в сборе. Со скрытой враждебностью он отыскал глазами своего давнего соперника по службе. Это был капитан  Шеремет, начало службы с которым ознаменовалось весьма неприятным инцидентом. Когда в полк поступила экспериментальная модель сверхсекретного МИГ-25, генерал-майор авиации Шубин  спросил у  командира авиаполка  подполковника  Шувалова  совета: какого летчика закрепить за ней? Тот порекомендовал  Шеремета. Это очень сильно задело Витю, хотя с летного училища   его   с   Шереметом   связывали давние приятельские отношения. Но если раньше  Витя  испытывал лишь неприязнь, порожденную завистью к  этому  голубоглазому  капитану, летчику - асу,  всеми  признанному  лидеру в полку за его веселый и жизнерадостный нрав, то сейчас, после этого злосчастного эпизода с МИГ-25, неприязнь стала перерастать в плохо скрываемую  и  слабо  контролируемую ненависть. Ведь модель сверхсекретного самолета в тот момент Витя расценивал как большой трамплин для большого прыжка по карьерной  лестнице. Что и говорить - старший лейтенант Беленко  страшно,  просто паталогически любил власть!  «Ну, странно! – скажете вы. – Какой нормальный мужчина откажется от карьеры и от самоутверждения в обществе властью? Тем более, в армии!» И в этом есть определенный резон, на котором, впрочем, мы останавливаться подробно не будем. Ведь в этой черте  его   характера  не  было ничего необычного; тем более, что социальная среда того времени  в  советской  школе   города  Москва   вполне располагала к подобному воспитанию личности  будущего предателя  Виктора Беленко.

Зависть – вот главная движущая сила в развитии   его  личности. Сам  из  семьи  среднего  достатка,  простых  «работяг», к тому же из  позорной  категории  так называемой «лимиты» (авт. – приезжих в столицу  из других городов СССР по лимиту), он каждый день в школе видел перед собой пример «роскошной» жизни профессорских и директорских сынков, одежда которых, а также манера снисходительно говорить сквозь зубы «дохиливала»  Витюшу  до самого сердца. И он стал изо всех сил тянуться к этой, как ему казалось тогда, совершенно  недосягаемой  высоте. Тогда  его  безусловным  фетишем, в силу юношеской ограниченности, стали деньги. И  Витя   начал   активно  фарцовать (авт. - то есть, спекулировать). Начал с обычных мелочей, вроде магнитных головок, пленок и прочей электронной мишуры того времени. Фарцовал в одиночку, как волк, поскольку в «клан»  привилегированных   фарцовщиков  сынки «богатых» родителей  включать  его  явно  не  спешили.

Но, однажды, в его жизни произошло знаменательное событие – к нему подошел Илья Заварзин, сын директора крупного московского универмага. Это был некрасивый долговязый юноша с неисчезающей презрительной улыбкой на бледном лице. «Слушай сюда, Белый! Говорят, ты не хило живешь, старик? Фарцуешь  мало - помалу?» «А что, нельзя? Может быть, у тебя  еще  разрешения спросить?» - начал было дерзить Витя, но Илья остановил его нетерпеливым жестом. «Ладно, не петушись! Лично я – не против. За других – базар не держу. В свою очередь, я тебя приглашаю  сегодня  на  наш  сабантуй  в  «Лиру»!» Витя   чуть  не  подпрыгнул от радости, хотя какое-то смутное беспокойство закралось ему в душу. «Не слишком ли  сильно  ударит  меня  по карману  это  чересчур   пафосное  кафе?» Но, несмотря на эти опасения, он решил произвести на своих новых друзей хорошее впечатление. «Игра стоит свеч!» - решил Беленко и взял из копилки все деньги, полученные от сбыта последней партии магнитных лент  казанской   фирмы  «Тасма».

Кто  был  в   московском  кафе «Лира» до ее реформы в 1985 году (до «сухого закона» Горбачева), тот несомненно  знает, какое неизгладимое впечатление  она производит на молодого человека в первый раз. Недаром, группа «Машина времени» в 1980 году посвятила  кафе  «Лира»  свою  знаменитую  одноименную песню. Кафе не столько фешенебельно, сколько престижно. Престижность придавала вес всему, что окружало Витю  в данный момент: девочкам, чудом пробившимся  в  это  пафосное  кафе  и  на которых на улице  он просто  бы не обратил внимание; музыке, незатейливо звучащей под сводами бара; его новым друзьям с красными лицами   и   возбужденной  жестикуляцией   от  выпитого вина  и  окружающей  обстановки всеобщего веселья. В конце  незабываемого вечера  Витя   приятно  удивил компанию, щедро расплатившись  за  всех, после чего Заварзин  долго хлопал  его  по  коленям  и  пьяно восклицал: «Я всегда говорил этим козлам, что ты - свой   в  доску  парень!»  Словом, вечер удался на славу! Посвящение юноши в тайное  общество  «масонов»  состоялось! Витя  был, наконец – то, принят из кандидатов  в  члены   «клана»    самых  настоящих  столичных   фарцовщиков!

На следующий день Заварзин подошел к Вите и сказал: «Белый, у меня к тебе деловое предложение. Я достал четыре  пары   вайтовых  джинсов с  лефтовым  покетом (авт. - на сленге фарцовщиков  «белые джинсы с левым карманом»). Надо сбыть!» Джинсы в начале семидесятых  прошлого  столетия  были громадным дефицитом и  Витя, конечно же, согласился. Так он был, наконец-то, допущен и к финансовой деятельности «клана». С восторгом Витя входил в курс дела и поражался, насколько был  отработан у «клана»  механизм  приобретения и сбыта товаров. Целая система связей типа: заказчик – посредник, посредник – потребитель. С посредника взыскивалась неустойка в случаях несвоевременного сбыта товаров. Если бы советская экономика   того  времени   жила  и  развивалась по  таким  эффективным  законам торговли  и  маркетинга, думаю, мы бы до сих пор жили при социализме!

Мало того, в   «клане» существовала целая группа «миссионеров», которые доводили товар до конечного потребителя  в периферийных городах СССР. Словом, складывалось  впечатление, что за всем «кланом» стоят весьма солидные фигуры, которые в условиях их полной безнаказанности чувствовали себя на просторах  нашего великого Отечества  «как рыба  в  воде»!

Витя измотался вконец! Спекуляция из легкой наживы превратилась для него в тяжелый, изнурительный труд рядового посредника. Реальная угроза  неустойки  заставляла  его целыми днями болтаться возле гостиниц, вузов, на «барахолке». Он стал плохо учиться  и уже  сам  был  не  рад, что так легкомысленно связался с «кланом», который теперь довольно прочно держал  его в своих  хищных  лапах.

Однажды, угнетаемый сомнениями, Витя брел по одной из московских улиц с сумкой наперевес, на дне которой покоились два пакета «вайтовых» джинсов. Был обычный пасмурный день. Слезился асфальт, обильно  поливаемый  дождем. Все  вокруг  бежало: люди, автобусы, ручьи, и  только  Витя  брел  походкой  никуда  не  торопящегося  человека. Внезапно его внимание  привлек автобус  с  надписью  «Интурист», который остановился возле одноименной гостиницы, выплевывая разношерстную толпу иностранцев на мокрый тротуар. Вот тут-то  Витя  и  заметил  этого молодого импозантного человека в очках  дорогой итальянской оправы и  изрядно потертых джинсах «Вранглер», которому было суждено кардинально изменить жизнь  Беленко на  все последующие годы. Неизвестно, что толкнуло Витю в тот момент:

Версия 1. Желание познакомиться с иностранцем (это было очень престижно  в те  годы в  Москве).

Версия 2. Чисто коммерческий интерес – попытаться «загнать» ему оставшуюся партию джинсов, - но только он, все же, набрался смелости и  весьма решительно  подошел к иностранцу, предложив ему на ломанном английском свой залежалый товар фирмы «Вранглер». Парень  через  свои дорогущие  итальянские  очки  внимательно посмотрел на Витю и на чистом  русском языке произнес: «Приходите завтра  вот  в  эту  гостиницу, комната №56. Может быть, я что-нибудь у вас куплю!»

Финал  этой, на первый взгляд,  достаточно прозаичной   истории  был настолько неожиданным и превосходил все самые смелые  ожидания юноши, что Витя  просто  потерял  дар  речи, промычав  что-то  нечленораздельное в ответ иностранцу. Весь остаток дня и утро следующего дня  Витюня  только и  жил предвкушением  этой  встречи. У него был настолько отсутствующий вид, что Заварзин с беспокойством подошел к нему и спросил: «Ты продал джинсы, Белый? А то шеф  волнуется!» «Слушай, катись ты со своим шефом куда подальше!» - угрюмо пробурчал Витя. «Как это - катись? – не понял Заварзин. – Ааа, ну-ну, детка решила зубки показать?» И с подчеркнутой враждебностью отошел от него.

После занятий Витя в радостном ожидании помчался в гостиницу «Интурист». Появился реальный шанс возвыситься над «кланом», и грешно было, ей - Богу, грешно упускать его. Со спринтерской скоростью он добрался до гостиницы, с едва сдерживаемым волнением поднялся на 3-й этаж и робко постучал в дверь комнаты №56. Иностранец был дома. Он встретил Витю в неряшливом пижамном костюме, с заспанным лицом и сильным запахом перегара.

- А, это вы, ну заходите! – сказал иностранец, дружелюбно улыбнувшись, обнажив ряд идеальных белоснежных зубов. – Честно говоря, я думал, что вы не придете, молодой человек. А вы оказались  пунктуальным джентльменом, и это – приятное открытие!» Витя  прошел  в  довольно скромный для гостиницы такого уровня номер, моментально охватив взглядом  весь   богемный   беспорядок, царивший в нем. Измятая постель, журнальный столик с объедками и раскупоренными бутылками шотландского  виски  и  «Мартини», позабытые аксессуары женской одежды на спинке кресла – все это говорило само  за  себя  о  беспокойно  проведенной ночи.

- Меня зовут Майклом,  - сказал иностранец,  по – хозяйски  развалясь в кресле напротив Вити и блаженно выпуская клубы сигаретного дыма изо рта. – Я – корреспондент американского журнала «Нью – Суик», приехал на аккредитованную пресс-конференцию в МИД СССР, а потом… потом, видимо, задержусь у вас на месяцок - другой по делам журналистики. А ты, то есть,  вы у нас…..э…..

- Витя, - подсказал Беленко.

- Да уж, Витя, судя по всему, вы у нас есть крупный русский коммерсант? Я правильно понял?

- Да нет, что вы! – засмеялся Витя. – Просто у ваших джинсов такой потертый вид, а у меня как - раз  новенькая пара,  но только  абсолютно  не моего размера. Вот я и подумал: «Может быть вам нужно?»

- Ты – очень добрый  парень, и, знаешь, ты мне нравишься! – внезапно перешел на «ты»  Майкл  и  фамильярно хлопнул Витю по плечу. – Хочешь добротного шотландского виски?

- Нет, спасибо, я не пью!

- Правильно не пьешь! Виски  - это дрянь, но рюмка «Мартини», я думаю, тебе не повредит! – сказал Майкл, наливая из фигурной бутылки себе и Виктору.

- Ну, Виктор, считай, что сделка века состоялась! Я  покупаю  твои волшебные  джинсы, а посему предлагаю выпить за обоюдовыгодный бизнес без обмана и взаимных побоев, - весело сказал Майкл и после очередной рюмки вытащил из  дорожной сумки пухлый альбом, по-видимому, с семейными фотографиями.

- Ну, а теперь давай познакомимся поближе. Насколько я знаю, это – вполне в русской традиции! Показывать гостям свои семейные фотографии! Витя подсел к нему поближе, а Майкл,  принялся  с увлечением раскладывать фотографии на кровати.

- Это я - в Сорбонне, в самом  престижном университете Европы. Он расположен в Латинском квартале Парижа и  славится  своей  выдающейся академической школой. Боже! Какая там профессура!!! Кстати, ты знаешь, что такое сорбоннская методика преподавания?

- Нет! – промямлил Витя.

- На одного профессора приходится 5 студентов. Это – штучная работа, Витя! Реально!!! И  я 5 лет проучился на филологическом факультете Сорбонны именно по такой системе. Именно  там   я   в  совершенстве овладел русским, впрочем, не только русским языком! – сказал  иностранец, указывая на фотографию с изображением трех молодых парней – студентов в черных мантиях и магистерских шапочках на головах, среди которых с большим трудом узнавался  совсем  юный Майкл.

- Здорово!!!

- Еще как здорово!!! Префект!!! (анг. – подходяще). Вообще-то, я – француз, ассимилированный, правда, но не потерявший чисто французские привычки: ну, например, я жутко люблю женщин. Америкашки в отношениях с женщинами слишком  рациональны и скупы. Почти как немцы.

«Видишь ли, Виктор, - продолжал Майкл. - Мой отец – французский коммерсант, почему я и предпочел Сорбонну всем другим европейским университетам. Я 25 лет прожил с отцом в Бретани. А это – моя мать. Она умерла, когда мне было 3 года». С фотографии на Витю  смотрело  приятное лицо спокойной умной женщины.

- А это мы в Нью-Йорке, куда перебрались с отцом сразу же после окончания Университета. Здесь мой отец женился вторично. Вот видишь, рядом со мной стоит женщина? Это - моя мачеха!

- Дядя Майкл, можно я  вас так  буду звать?

- Конечно, племянничек  дорогой! Хахаха!!! Не обижайся! Я знаю, что слово «дядя» в русском языке имеет двойственное  значение. Вообще-то, близкие  друзья в Штатах зовут меня Мишелем. Так что ты хотел спросить?

- А не слишком ли эта женщина молодая для вашего отца? Хотя, может быть, это звучит нескромно с моей стороны….

- Гм…., да нет, все правильно! Совершенно  правильное замечание. Как  это говорится по-русски, «ты зришь в самый  корень»! Действительно, я отцу то же самое говорил. Да и слишком расчетлива оказалась   эта   американская малышка для нашей, прямо скажем, совсем  не богатой  европейской семьи. Но разве можно судить и упрекать отца в чем-либо, когда он   и  так одинок всю жизнь и несчастен? Да это и бесполезно, как ты понимаешь! А это мы снялись в 1967 году вместе с моим другом, известным американским экономистом, кстати, с  твоим  тезкой Виктором Перло. Ваша экономическая наука часто  использует его формулы по расчету валового национального дохода  в  СССР и США. Спасибо Виктору! Именно он пробудил  мой интерес к вашей удивительной стране. Я сейчас как-раз пишу диссертацию  по  русской классической литературе. Вообще-то, вы, русские, - удивительный народ! Умеете работать как черти, когда захотите! Ведь только в 1940 году вы производили продукции столько, сколько США производило в 1901 году, а уже в 1967 году, что мне совершенно непонятно  (ведь это после жуткой военной разрухи), уже производили столько продукции, сколько мы в 1962 году! Всего лишь цифры, а сколько за ними титанического  труда и пота! Да, задаете вы ребусы нашим промышленникам! Префект!

- Знаете, мы начинаем работать, когда нас клюнет в ж…. жаренный петух! А сейчас мы работаем так, потому что жаренный петух – это американцы! Реально, дядя Майкл! Это – вы! Сказать  по  правде:  мы могли бы работать в десять раз больше и лучше в такой напряженной международной обстановке! Но мы ленимся!!! – внезапно  осмелел  изрядно  охмелевший Витя.

- Ну ты даешь! – воскликнул американец французского происхождения. – Хотя нет! Ты  все правильно говоришь! Да, кстати, что это я все о себе, да о себе! Ты то, Виктор,  сам  кем хочешь стать?

-О-о! Думаю, что это вам совсем неинтересно. Я – простой советский школьник, учусь в десятом классе. Особых интересов и хобби не имею, на девочек пока просто поглядываю! К своему будущему равнодушен к великому огорчению моих родителей! Друзей, можно сказать, не имею. Не правда ли, исчерпывающая характеристика?