В полдень, когда лепестки баухиний стали осыпаться

на землю ароматными хлопьями, облетая с ветвей

подобно рою бабочек, глаза Джанапутры устремились

к Падмавати, чтобы встретиться с ней взглядом, чтобы

вновь дышать ее неземной красотой, чтобы наслаждаться

каждым мгновением, проведенным вместе с ней. Но ее не

оказалось рядом. Он осмотрел весь сад, который выглядел

поразительно тихим, не заметив никаких следов ее при-

сутствия. Смахнув с себя лепестки баухиний, он вбежал

во дворец, нисколько не сомневаясь в том, что Падмавати

находится где-то здесь. Он обошел все залы, выкрикивая

ее имя, заглядывая в роскошные палаты, где крепким сном

спали прекрасные девы, но среди них не было его госпо-

жи.

Наконец, он вошел в покои Падмавати, увидав ле-

жавшую возле скамьи гирлянду из свежих орхидей. Он

прикоснулся к цветам, но они тут же обратились в прах,

который стал развеивать ветерок. Ничего не понимая,

царь Джанапутра опустился на колени, нащупав на полу

прозрачное покрывало, сброшенное ею. Он собрал его в

128

охапку, глядя на собственные ладони, которых совершен-

но не было видно под тонкой материей. Затем выбежал из

дворца и громко выкрикнул имя Падмавати, все еще наде-

ясь, что она отзовется. Однако никто не отозвался на его

крики, и даже кшатрии с косматыми львиными головами

продолжали беззаботно дремать, развалившись прямо на

ступенях.

— Что здесь происходит? Пурусинх, ты где?! — опо-

мнился царь Джанапутра.

Он спустился к водному каналу, обратив внимание на

шатер в виде лотоса. Под его сводами сидел какой-то ста-

рик. Со спины было трудно определить, кто это, поэтому

Джанапутра вошел в шатер, чтобы взглянуть на него. Ока-

залось, пожилой риши был человеком!

— Йуджин? — произнес Джанапутра, тряхнув старика

за плечи. — Эй, очнись, это ты, Пурусинх?

Морщинистое лицо человека затряслось, его отяжелев-

шие веки поднялись, и Джанапутра с удивлением обнару-

жил поразительное сходство старца с самим собой.

— Так это правда? Ты обратился в моего двойника?

Падмавати рассказала, как ты снял с нее чары маха-риши.

Но когда ты успел состариться? Ты постарел всего за одну

ночь! — склонился над ним царь Джанапутра.

— А ты думаешь, нельзя постареть за одну ночь? — по-

пытался ему улыбнуться Евгений. — За одну ночь многое

может измениться, Джанапутра. Всего за одну ночь можно

родиться и умереть, так почему тебя удивляет, что старость

настигла меня так быстро? Лучше помоги подняться. Для

меня эта ночь была слишком долгой.

— Падмавати пропала! Ее нигде нет, понимаешь? — вы-

палил Джанапутра, показывая ему волшебное покрывало,

скомканное в руке.

— Да-да, я знаю, знаю, Джанапутра, — медленно отве-

чал старец. — Она всегда уходит от нас…

129

Джанапутра вцепился в него взглядом, требуя разъяс-

нений.

— Наверное, я должен был сразу сказать, что мы с тобой

очень похожи, Джанапутра. Только сознание мое пребыва-

ет в другом, несуществующем для тебя мире, а ты родился

здесь, в аджана-локе. Мне удалось сделать то, что в подлун-

ном мире никому бы не удалось сделать, потому что я уже

видел Падмавати, я видел ее в мире людей.

— В мире людей? — не поверил ему Джанапутра.

— Да, возможно, она и сейчас находится там, — сказал

старец дрожащим от слабости голосом. — Здесь я выгляжу

древним старцем, но если бы ты проснулся в мире людей,

откуда я пришел, ты бы почувствовал, что, скорее, это ты

намного старше меня, древнее меня на целую эпоху, на ве-

ликое множество лун! Я знаю, что это трудно понять, но ска-

зочное прошлое и далекое будущее могут меняться места-

ми в нашем сознании.

Неописуемо холодный жар вдруг сковал сердце Джа-

напутры — оно стало трещать и раскалываться как трещит

и раскалывается первый лед, кристально чистый и хрупкий.

— Она говорила об этом! Она сказала, что ей всегда хо-

телось прожить обычную человеческую жизнь со всеми ее

радостями и горестями. Испытать смятение чувств, мимо-

летное счастье, жертвенное служение. Скажи, что я сделал

не так, Пурусинх? Почему она ушла от меня?

— Мы всегда ходим дорогами жизни, не ведая, куда они

нас ведут. Никто не знает, почему она уходит, но однажды

она вернется к тебе, Джанапутра, вернется, чтобы остаться

навсегда.

К ним приблизился птице-человек в желто-красных оде-

ждах брамина. Он остановился перед ними, мрачно прогово-

рив:

— Все-таки это произошло… О, горе нам! Океан скорби

сомкнулся над миром чатур-чандрах!

130

— Святой мудрец, поведай же нам, что случилось с

Падмавати, прошу тебя! Нет такой преграды, которую бы

не разрушила сила моей любви к ней.

Царь Джанапутра с глубоким почтением поклонился

брамину.

— Думаешь, она дорога только тебе? — спросил птице-

человек. — Благодаря тебе госпожа Падмавати оказалась в

круговороте событий, которые скрыты даже от браминов

острова Аирват. Сотни тысяч лун хранили мы верность

клятве, оберегая наитайнейшую тайну, и вот, когда все про-

рочества маха-риши исполнились, я вижу, что красота ее

погубила нас всех. Вы оба, следуйте за мной!

Поддерживая дряхлого старика, царь Джанапутра по-

шел за брамином.

— Вина за содеянное лежит на мне, — сказал он. — Про-

шу, скажи нам хотя бы свое имя!

— К чему соблюдать эти приличия? — вскинул руку

брамин. — Сила твоей любви уже разрушила смысл жизни

обитателей Аирват-двипы. Взгляни на них! Разве поклоня-

ются пчелам, раздавив пчелиный улей?

После таких слов Джанапутра смолк, наблюдая, как в

цветущем саду начинали собираться браминские грифы,

воинственные кшатрии, непорочные девы. Они все еще не

могли отойти ото сна и с трудом воспринимали происходя-

щее. Некоторые из них рыдали, прикрывая губы руками.

Никогда еще Джанапутра не чувствовал себя столь посрам-

ленным.

Он не мог смотреть им в глаза, он презирал себя, нена-

видел свое человеческое тело, влечения своей души. Все

самые светлые, чистые, благородные и нежные чувства, ко-

торые он испытывал, вдруг обрели иной смысл — теперь

они казались ему нечестивыми, порочными, темными, по-

стыдными, а ужаснее всего было то, что остальные джива-

саттвы были точно такими же, как он! Они мечтали о любви

131

в надежде избежать противоречий, но противоречия неиз-

бежно возникали, потому что без них не было бы и самой

любви. И лишь неизмеримо более глубокая, непостижимая,

сверхобычная любовь могла разрешить эти противоречия.

Но как бы ни ухитрялись, во что бы ни верили существа,

они не могли ничего знать об этой любви.

— Он — царь Джанапутра, наследник благородного

дома Раджхаттов! Ты судишь о нем слишком строго, духов-

ный учитель Джагатанта Таттва Свами, — заступился за

Джанапутру морщинистый старик.

— Подумать только, — покачал птичьей головой бра-

мин. — Меня поучает попугай! Пожалуй, не следовало так

усердствовать с твоим лечением.

— И ты бы ослушался своей госпожи? — спросил у него

старец. — Кто мы такие, чтобы противостоять запредель-

ной любви, которая причина всего, что возникает и уничто-

жается? Поверь, Джагатанта, не так просто быть человеком

в мире без людей.

— В мире людей быть человеком еще труднее! Там со-

вершаются непоправимые ошибки, притупляются чувства,

оскверняется сознание. От неисчислимых страданий, при-

чиняемых там существами, в душах рвутся самые тонкие

струны. Вы даже не представляете, на что обрекли госпожу

Падмавати, ибо в мире людей человек чаще всего переста-

ет быть человеком. Разве не знаете, почему люди — самые

прекрасные и опасные существа? Они терзают любовью

Самого Бхагавана!

Брамин подвел царя Джанапутру и его двойника к пе-

щерному храму, который разительно отличался от всех по-

строек, возведенных на острове Аирват. Возможно, он был

таким же древним, как сам остров, и он уже был прорублен

здесь задолго до того, как риши Девиантар облюбовал эти

заповедные рощи. Подковообразный вход окружали мощ-

ные столбы с широкими капителями, высеченными в скале,

132

а из полости храма доносился непрерывный гул, похожий

на монотонное распевание священных мантр.

— В конце жизненного пути каждый из нас проходит

Шайла Риши, чтобы вознестись на Панча-Гири.

Птице-человек указал им на вход в пещеру.

— Какой теперь смысл запирать нас в этом склепе? —

обреченно спросил у него Джанапутра.

— Это не склеп, — возразил Таттва Свами. — Но вы не

можете больше оставаться на Аирват-двипе, вы должны

пройти через Скалу Риши. На этом пророчества маха-риши

оканчиваются. Что будет дальше, никому не известно.

Они вошли под своды пещеры, в которой гулкое завы-

вание ветра меняло тональность, подобно звукам трубы

немыслимых галактических размеров. От этого напряжен-

ного гудения, заполнявшего здесь каждую частицу време-

ни и пространства, пещера вызывала мистические пере-

живания, направляя разум в какие-то неведомые локи

сознания.

В темноте храма Джанапутра не видел, куда идет. Да и

неважно было ему, куда идти. Он чувствовал только, как от

этого протяжного звука в жилах стынет кровь, а по плечам

пробегает немая дрожь. Ему так не хватало любви Падма-

вати, нежности ее губ, ласковых слов, что каждый миг су-

ществования без нее становился для него все более и более

невыносимым.

— Дальше вы пойдете одни. Идите всегда прямо, нику-

да не сворачивая, — дал им последние указания птице-че-

ловек.

— Святой мудрец, Сатгуру! — обратился к нему Джа-

напутра. — Этот безупречный камень Мани Хардха принад-

лежит госпоже Падмавати. Она не успела взять его с собой,

но он принадлежит только ей, и я верю, что однажды она за

ним вернется. Пообещай, что будешь хранить его, как хра-

нил тайну маха-риши.

133

В темноте храма засветился адамант, который царь

Джанапутра передал браминскому грифу.

— Мы будем хранить его, сколько бы времени ни про-

шло, пока госпожа Падмавати не вернется за ним. Тайна

всегда должна оставаться тайной, даже если она кому-то

открылась. Тысячи лет брамины острова были верны сво-

ей клятве, но подлинный смысл верности познается тогда,

когда кажется, что в ней больше нет никакого смысла.

— Прощай, духовный учитель Джагатанта! Твой урок

был коротким, и все же ты научил меня многому, — сказал

на прощанье Джанапутра.

— До этого дня я учил брахмачарьев только одному —

расставанию, полагая, что это единственное, чему можно

научиться в этой жизни. А теперь… теперь мне самому бу-

дет нужен учитель.

Так брамин Таттва Свами простился с ними в темноте

пещерного храма, а Джанапутра и его старый двойник по-

шли дальше. Они шли, никуда не сворачивая, слушая про-

тяжное гудение ветра, и вскоре оказались у стены, отполи-

рованной с такой тщательностью, что Джанапутра сумел

различить в ней свое отражение.

— Почему ты остановился? — спросил у него дряхлый

старец.

— Здесь пещера заканчивается, — отозвался он. — На

стене мое и твое отражение.

— Ты уверен? — переспросил Пурусинх, вытягивая тря-

сущиеся руки вперед.

Джанапутра тоже вытянул руки, чтобы нащупать стену,

однако она оказалась очень теплой и жидкой, как вода. Он

осмотрел всю зеркальную поверхность, которая была как

бы натянута на дугу из неизвестного ему черного матери-

ала, и от удивления приоткрыл рот — он не мог понять, что

это такое!

— Пурусинх, это не стена!

134

Он помолчал, пытаясь сообразить, что за странная жид-

кость могла висеть в воздухе перед ним.

— Не может быть… — вымолвил он, наконец.

— Это не стена? Говори, Джанапутра, говори, что ты ви-

дишь.

— Кажется, это зеркало, — неуверенно произнес Джа-

напутра. — Пурусинх, это же зеркало сиддхов! Тысячу раз

читал про них в сказках, но чтобы увидеть самому…

— Зеркало? И что оно делает? Отражает нас, тебя и

меня?

— Да, их использовали, чтобы отражать сознание. Пер-

ворожденные могли с их помощью перемещаться куда за-

хотят. По преданиям, конечно! Но если мы пройдем через

него, думаю, мы появимся в другом месте. Мы вознесемся

на Панча-Гири, как и сказал брамин Джагатанта.

— Ладно, Джанапутра, веди меня туда, — вздохнул ста-

рец. — Мой разум не такой острый, как прежде. Знать бы

еще, что это за Пятигорье, куда, как ты выразился, мы с то-

бой вознесемся.

Собравшись с духом, Джанапутра перешагнул через

зеркальную жидкость, но никаких изменений с ним не

произошло, если не считать того, что зеркало сиддхов те-

перь оказалось у него за спиной.

— Довольно странно, но я ничего не почувствовал… —

поделился он своим впечатлением, вернее, полным отсут-

ствием такового.

— Ты хочешь сказать, Джанапутра, что мы уже прошли

через него? — уточнил старец, зрение которого не позволя-

ло ничего разглядеть в темноте пещерного храма.

— Именно это я и хотел сказать, — ответил Джанапутра,

поднимая глаза кверху, потому что старческая медлитель-

ность Пурусинха начинала его тяготить.

— Ну, хорошо, значит, идем дальше, — прозвучал в тем-

ноте невозмутимый голос.

135

— Пурусинх, позволь мне спросить.

— Спрашивай, Джанапутра, ты можешь спрашивать

меня о чем угодно. Но должен тебя предупредить, это не

означает, что я смогу ответить на любые твои вопросы.

— Почему твое сознание не исчезает? Как ты обратился

человеком, а до этого был ягуаром? Как тебе удалось пере-

меститься в тело попугая? Я воочию видел, как твое тело

проглатывал Гуаттама! Ни одно существо в подлунном

мире не способно к таким превращениям.

— А ты очень наблюдательный, — похвалил его старец.

— Взгляни себе под ноги, Джанапутра. Ты видишь тень под

своими ногами?

— Разумеется, нет, мы же в полной темноте! — Джа-

напутра махнул на двойника рукой.

Похоже, мысли в голове у старика уже путались, и он не

мог связанно отвечать на сложные вопросы. Так что Джа-

напутра решил больше ничего у него не спрашивать.

— Ты не замечаешь связи, — продолжал размышлять

Пурусинх, — что тень твоя так же связана с тобой, как мой

ответ связан с твоим вопросом. Тело совершенно необходи-

мо для существования тени. Без тела не может быть ника-

кой тени, не правда ли? Тело первично — так думает тень,

раз тело необходимо для ее существования, и с ней беспо-

лезно спорить. Понимаешь ты меня — нет?

— Если честно, то нет.

— Ну, это же тень, Джанапутра! Какие мысли могут быть

у тени? Плоские, только плоские… и у всех джива-саттв, как

правило, одни и те же плоские мысли. И даже когда они дума-

ют о Боге, они думают о Нем как о первичном Теле, от кото-

рого зависит их существование. О чем бы ни спорили между

собой тени, они всегда будут спорить об одном и том же Теле

— о том естественном пределе, к которому стремится всякая

плоскость. Знаешь, что я тебе скажу? Не ввязывайся в споры

этих теней, ибо сознание теней темно.

136

— Хорошо, только ты ведь ничего мне не объяснил, —

заметил Джанапутра. — Для тебя все существа этого мира

вроде отражений или теней, даже я, так получается? Но все

джива-саттвы обладают собственной волей, они почти все-

гда действуют независимо от более высокого сознания, от

сознания наставника, учителя или йогина, наподобие тебя.

По-твоему, выходит, тени могут действовать по собствен-

ной воле?

— О, тени могут расти, сокращаться, становиться ярче

или бледнее! Они могут искажаться, могут совершать мно-

жество разнообразных кармо-движений, и даже исчезать.

Существуют очень небольшие промежутки времени, когда

тень может мыслить независимо от Тела, повторяя его дви-

жения не сразу. И когда тень складывает такие промежут-

ки в своем плоском уме, то ей начинает казаться, что она

сама принимает все решения. А если Тело осветить с разных

сторон, у него окажется сразу несколько теней! Все это так,

Джанапутра, и каждая — каждая будет думать, что она дей-

ствует независимо! Но самое любопытное происходит с те-

нями ночью…