Был ноябрь.                                                                                                                                                   Когда Серёжа вышел из метро „Фили», на улице моросил холодный осенний дождь. От метро до   курсов надо было идти минут семь. Он немного опаздывал.

Ему нравилась эта погода, хотя он был в школьном костюме и отцовском плаще-болонье. Но на душе было всё ещё немного неприятно от разговора с учительницей и от чувства, что больше не будут давать увольнительные. Может быть, уже в следующий раз. Он сам не знал, почему. Ведь сначала никто особенно не возражал.

Он шёл по мокрому тротуару вдоль полуоткрытой линии метро на другой стороне. Зелёная трава лишь немного пожухла. Ему не нравилось в интернате. И терялось столько времени - целый год жизни. В своей школе, с товарищами, дома, в городе. Он не мог теперь писать или рассказывать свои истории, в основном про Мака, Пита и Криса. Правда, у него получались в тетрадях только отрывки, а потом вдохновение куда-то пропадало. а писать просто так ему не хотелось.

Было четыре часа дня.

...Тёмно-синие зимние сумерки в Париже. От мягкого пушистого снега на улице тишина. Только изредка шуршат шинами проезжающие машины. Было  какое-то очарование в высоких городских домах с черепичными крышами и мансардами, с густыми деревьями вдоль плиточных тротуаров. Сейчас они были густыми от медленно падающего снега, теряющегося в полутёмной вышине. Он знал этот город, хотя никогда там не был.

Мост со старинной балюстрадой покрыт слоем мягкого белого снега в желтоватом свете фонарей. Снег падает хлопьями сверху, с уже почти невидимого неба. Серёжа сворачивает по небольшим ступенькам на мост с узкой мощёной набережной улицы. У парапета его ждёт девушка в длинном пальто с капюшоном и синими глазами. Образ остановился, как живой, не застывая и переходя в чистые чувства.

Он свернул на улицу Кутузова. Нa углу одиноко стояла пивная бочка. Курсы были в старин­ном и солидном здании школы. В сентябре, в каком-то списке учеников на двери внизу, он увидел одного Пушкина и одного Чкалова. Он прочитал его от нечего делать, по дороге домой после занятий.

По носу щёлкнула студёная капля. Серёжа накинул капюшон. Завтра в шесть утра надо вставать и ехать опять в интернат. И то и другое было неприятно. В семь часов утра было ещё темно. Было обидно, что она без всякой причины не дала увольнительную с ночёвкой. Хотя пригласила его пить чай в свою уютную однокомнатную квартиру.

Но сейчас он был на свободе. Через два часа оба урока закончатся и можно будет ехать домой и делать что угодно. Он ходил сюда без особого рвения, но добровольно, из любви к французскому языку и Франции. Правда, ему ещё больше нравилась средневековая Франция и старофранцузский язык.

Тёти Иры сейчас не было. Она была в командировке в Монголии, на три недели… Впрочем, она его не так уж стесняла в своей изящной комнатке с книгами в  коммунальной квартире на 4-ой Тверской. Об обратном он даже не задумывался. Она была ему почти как вторая мама.

Он вошёл в полутёмный холодный школьный подъезд и нагнулся, чтоб завязать шнурок от ботинка. Школа была пуста. Курсы были на втором этаже. Серёжа побежал вверх по гулкой лестнице. В их группе было всего одинадцать человек.

Первый урок был по грамматике, а второй по чтению. На перемене все обступили Скрябина со „Спутником» - каким-то новым советским журналом для иностранцев, вроде „Англии» по размеру и глянцевой красоте. Серёжа не любил толкаться. Ему было тоже интересно, но немного против­но, из патологической ненависти ко всему советскому. Он был не против этого выражения, считая, что оно достаточно сильно.

Скрябин был интеллигентный переросток из „торгпредовских», как по старой привычке называл про себя Серёжа. Это звучало свысока, в отличие от «посольских». Он говорил по-газетному. Это были курсы при МИД и МВТ.

С учениками на курсах у него было шапочное знакомство. Они встречались лишь два раза в неделю, по два часа. Впрочем, и с одноклассниками в интернате ненамного ближе.

Он был там с сентября. Видно, со временем он всё медленнее сходился со сверстниками - может быть, начинал сказываться характер. А может быть, дело было вовсе и не в характере.

    Урок чтения он любил, потому что любил говорить и особенно читать вслух по-французски.

Из здания он вышел вместе с Таней, тёмненькой девочкой девятого класса.

- Ты до метро идёшь? - спросила она.

- Да, - сказал он.

На потемневшей улице всё также моросило. Было явно холодновато для болоньи. На этих улицах никогда не было много народа.

- Какой язык тебе больше нравится? - спросил он по дороге.

Она учила ещё испанский.

- Мне нравится французский язык, но испанский всё-таки красивее. Он такой мелодичный...

Серёжа был искренне удивлён. Это было так очевидно. Ему был неприятен неправильный

ответ просто из любви к правде.

- Ну.. - сказал он. – Нет... по-моему, французский лучше.

-   Что ты, испанский язык звучнее. Он такой музыкальный. Ты разве не слышал, какие у них песни?

Серёже нравилась испанская музыка, но только не Рафаэль.

- Ну... мне больше нравится французский.

Он не стал углубляться в подробности, чтобы не спорить, - отчасти из-за своей неразговорчивости, которую обычно принимали за необщительность.

На станции они сказали друг другу „до свидания» и разошлись. Им надо было ехать в разные стороны. Серёже нравилась эта станция, - полуоткрытая, без крыши посередине. Поезд пришёл через минуту. Сидя в вагоне по дороге домой, он смотрел сквозь жёлтую стенку с выпуклыми узорами и думал, какие машины делают в Калланнорке, как они называются, как их делают и на каких фабриках.

Фабрики там были небольшие и совсем не похожи на фабрики. Они были в обычных длинных домах средневекового вида. Внутри были компактные сверхсовре­менные линии малого объёма, все собственного производства из Калланнорка. Основных легковых моделей было всего две: Джаггернаут фургоном и Краккер с обычным багажником, - но исполнение было очень разнообразным и красивым, - иногда с крыльями, лёгкими и изящными, как сказочное платье. Обе были вездеходные, как джип. Была ещё третья - Роанна, очень дорогая и с техникой на уровне спутников. Она могла плавать под водой и ехать на зов, среди прочего. Её продавали только за границу для добывания денег.                                                                                                                                                                                          

В Калланнорке были в ходу только натуральные деньги - золотые, серебряные и медные монеты, и не в десятичной системе. И зарплата была у всех одинаковая - пятьсот келлей в месяц. Других денег в Калланнорке не принимали, и меняли только на границе.

Впрочем, туристов было не так уж много, так  как пропускали не всех и определённое количество в год. Обычная форма у пограничной Стражи была с туниками и латами, но на случай настоящей войны они имели совсем другую форму. Вооружена была Стража вертолётами, автоматами и гранатомётами, не считая длинных мечей. Пограничные пункты стояли на великолепных тёмно-серых шестиполосных дорогах, уходящих в безлюдную даль лесов, прерий и гор Калланнорка. На площади как у Англии здесь жило всего пятьдесят шесть тысяч человек, не считая рольдов.                                                                                                                                            

Рольды жили в замках и мало сообщались с остальными жителями. В отличие от каллей, они носили только старинную одежду и не знали никакой техники. Впрочем, это была одна раса. Она происходила от древних ирландских кельтов, племя которых переселилось в Америку в пятом веке нашей эры, захватив земли на территории будущей Канады и сохранив нетронутой свою расу - одну из двух белых рас Земли, с преобладанием зелёных травяных глаз и золотисто-рыжих волос. Во всём народе было всего сорок пять человек с  карими глазами - все со светлыми волосами.

Пришельцев принимали только с сорок восьмого года, когда в Южной Африке воцарился Фервурд, и в год лишь пятьдесят-сто человек могли пройти сквозь сито строжайших тестов на выявление чистоты расы, в том числе психологических и умственных. У туристов не спрашивали паспорта, а проверяли внешний вид и багаж. Некоторые смуглые итальянцы или испанцы не могли пройти. Довольно часто беспокоили террористы и левые истерики. Впрочем, беспокоились они сами. По всей границе было всего шесть пограничных застав, потому что всю страну пересекали вдоль и поперёк только три столбовые дороги. Других асфальтовых дорог в ней не было.

  Однажды на заставе Галльморан был такой случай. На дороге перед границей выстроилась очередь из машин. Двое стражников в тёмно-зелёных туниках стояли чуть поодаль по сторо­нам, а один занимался проверкой. Из красной шеви-импалы открыли огонь, одному прошив шею, а другого сбив с ног с искорёженными латами. Машина круто развернулась и помчалась назад. Возле приземистой круглой башни с зелёной черепичной крышей захлопал лопастями лёгкий вертолёт Арма.

  Пятнистый вездеход Реггер загородил дорогу в Калланнорк, взвизгнув гусеницами об асфальт и ощетинившись еле заметными дулами тяжёлых пулемётов. На крыше повернулась пушечка. Вертолёт нагнал импалу над американской территорией и разнёс её со ста пятидесяти метров. Остановившаяся машина разбухла оранжевым пламенем.

  Над лесом случайно показался американский военный вертолёт. Арма расстреляла вплотную из огнемёта двоих, успевших до взрыва броситься к придорожной рябине, и сделав наклонный вираж, заскользила  как по льду назад. Американский выстрел разорвался вблизи башни, убив осколком одного из водителей на дороге.

  С ближайшей к заставе базы Калланорка подняли два дежурных истребите­ля. База была в Линкрайских горах, в ста восьмидесяти вёрстах от заставы. По данным с аэростата и спутника, противник был один.

  По стране пошла готовность номер три. Стратеги­ческая обстановка была по всем сводкам нормальной. Убитого принесли к башне, а раненого положили в лазарет внутри неё.

  Калли были христианами ещё до прибытия в Америку.

   Двое долговязых воинов в тёмно-зелёных туниках и блестящих как серебро шлемах снова встали на дороге с автоматами на шее и длинными мечами сбоку. Из машин на них глазели белобрысые ребятишки.

В Калланнорке было примерно по тысяче новейших танков и самолётов на сорока восьми подземных базах. Вокруг них в разбросанных по горам и лесам светлых приземистых башнях обитали три тысячи стражей. Это были студенты и ратники с семьями.

В течении новой истории главным оружием племени была тайная война и внешняя политика. Но в последнее время им стало оружие возмездия на почти полностью автоматизированных ракетных базах. Оно было добыто хитростью и шантажом, с использованием неимоверного тайного влияния в жестокой и беспощадной борьбе. Тайное влияние было основано на глубинной разведке с репутацией абсолютной надёжности, деньгах, угрозах, манипуляции враждебными силами и политических связях. Кроме того, сам Калланнорк был явно безопасен для кого бы то ни было.

Деньги добывались всеми возможными способами, вкллючая пиратство, вымогательство и связи с мафией. Много давали археологические подделки и клады. От банкиров был хороший доход, так как они знали, что в данном случае лучше никуда не обращаться: будут исполь­зованы любые средства, чтобы их найти. а в большинстве тайных полиций и сысков у Каллан­норка были хорошие невидимые связи, основанные на идейной близости и абсолютной надёж­ности.

Калланнорк имел официальные отношения только с белыми странами. У него не было выхода к морю, но был подводный флот из малых и больших подлодок. Количество их было неизвестно. Около двух тысяч каллей тайно жили за границей, постоянно сменяясь. Оружие возмездия включало ядерную, биологическую и химичессую угрозу в том числе на самой территории Америки и Канады. Ракеты были нацелены на них же, а также на СССР и Китай.

У Калланнорка было несколько островных колоний - Лента в Тихом океане, Альвинна в Индийском и Родогалло на юге Атлантического. Лента была островом с ближайшими утёсами, остальные - группами островов. Их население - тридцать две тысячи человек с белоснежной кожей и синими глазами - жило в условиях древней Спарты, как по образу жизни, так и по внешнему виду городков, домов и посадок. Они совершенно не знали техники, в том числе и оружия. Туристы туда не допускались, - разумеется кроме каллей.

Эту страну Серёжа придумал полгода назад, на каникулах в Мали. Он знал много интерес­ного из её жизни, в том числе и разных историй.

Во время перехода на Площади Свердлова он стал думать о замках рольдов. Их было тридцать шесть.

Вообще в Калланнорке было три города - столица Шапелль с тридцатью шестью тысячами жителей, Гулль с шестью и Кверрик с четырьмя. Все они стояли на столбо­вых трактах, но были разные по духу и красоте. Все эти города были совершенно средневе­ковые, новые дома в них не строились буквально столетиями, так как люди предпочитали не расширять их, а выселяться в более новые селения.

Впрочем, и в одинадцати селениях без городских стен строились точно такие же средневековые дома, с местным своеобразием. Прогресс или развитие как таковое были неизвестны в Калланорке.

  Шапелль стоял на реке Регелла, готорая в Канаде называлась река Св.Лаврентия. Это был туманный город, окружен­ный белокаменной стеной с круглыми белыми башнями. Зелёные медные шпили и верхушки воз­вышались над рыжими черепичными крышами города. Он был как бы лицом страны.          

  Гулль стоял на круглом выпуклом холме посреди зелёной равнины и был окружён высокой стеной и рвом. На бежевой стене издалека виднелись зубцы. Но город был тоже открыт взгляду благодаря своему положению. Высокие и острые чуть изгибающиеся крыши с темно-красной, почти мали­новой черепицей были похожи на сказочные цветы. Среди них взметались вверх тонкие круглые башни песочного цвета с тонкими и тоже круглыми шпилями. В голубом небе реяли лилово-золотые флажки.