Между

- Эй, Спиноза, ложись в кровать и делай свою мужскую работу, а то я тебе такой Армагеддон устрою, что мало не покажется.
- Эх, Наташка, черствый ты человек! Нет в тебе чувства, восходящего от пупа в кору головного мозга!
Тёмная ночь, только поскрипывает кровать, да в сараюшке хрюкает поросёнок. В небе проплывает огромная Луна, а на космической станции заделывают пробоину в туалете.
Сашка Тюрин, лежа в зеленке, прикидывает как ловчее подломить магазин «Колбаса и яичко».
А по правде говоря все поправки в Конституцию ничего не стоят без запрета на недвижимость за бугром для чиновников!
Вот о чем думал Крутилин, лежа с похрапывающей женой на огромной, пожалуй, трехспальной кровати которую когда-то сам смастерил. Руки у него были золотые и все время искали работу. Они не мешали ему думать. Сегодня он думал о Конституции. А вчера думал о том почему и зачем человек думает.
Его жена, Наташа вообще ни о чем не думала  она действовала решительно и смело. На днях огрела своего мужа сковородкой, когда тот хотел спросить её, что она думает о покупке еще одного боровка для откорма. Он очень любил свинину и особо – сало! Однако спросить не успел.
Какие-то завихрения, завихрения и туман! Ни что не вяжется, но и не развязывается. Литература – халтура, а губа не дура! Однако же вот и Тюрин лежит в зеленке, а сюжета нет.
Бочкообразная колымага въезжает на растопырю и застревает колесом в навозной жиже. Возчик ругается матом. Пахнет туалетом. Сказать точнее – говном. Расплескалось.
Писать не о чем! Все проглотила бесконечность, которая заключена между  единицей и двойкой. Крутилину под утро на ум упала мысль о наглой статистики. Он начал её грызть.
В это время пришли одолжить его руки для работы. Жена потребовала от просителей задаток.
- Не отпущу! – Кричала она своим визгливым пронизывающем пространство голосом.
Крутилин делал работу и думал отчего пространство можно пронизать? Почему это так?
Тюрин в мгновение ока сорвал решетку с окна вырвал раму и рыбкой нырнул в магазин.
Чуть свет участкового подняли с постели. Степан – так его звали, нехотя оделся и поплелся за продавщицей.
Она тарахтела:
- Господи лежит и совсем, совсем издох! Живот распорот. Нож у меня прям напротив окна. Огромный и острый. Я им мясо рублю.
- Разберемся – сказал Степан.
В процесс думанья Крутилина невольно вошла информация о том, что Тюрин пронзен мясницким ножом. И это всё свертелось, вскружилось с прежней мыслью о возможность пронзать пространство. Удивительно – думал он как слова подпирают друг дружку. Вот пронзен ножом и пространства тоже пронзено голосом моей супруги.
Следовательно, между Наташкой и пространством есть глубокая связь и между ножом тоже есть нужно только суметь… И тут он хлопнул себя по лбу – пронизать эту связь! Поправился – пронзить! Ну да! Ну да! Ведь и говорят же – пронзительный голос! Так ведь и между Наташкой и ножом через пронзение есть связь! Господи! Это же страшно!
Еще один день закончился. Мысль покудахтав отлетела в пространство и зависла в бесконечности между единицей и двойкой.
- Такая напасть, – проговорил Крутилин, – но главное лишь бы не пропасть.
И опять в голове завертелись и «пасть», и «пропасть» и так до мыслилось до «глотка» и «водка».

Смысл

В чем смысл жизни? Вот мысль, которая занимала все мозговые извилины Петра Степановича, по клички Коновязь. Потому так прозвали что ругался он всегда так: «Ах! Ты мать твою в коновязь!
Чем эта конская инструментария ему не нравилось, о том у нас в поселке никто не мог сказать.
Уж на что Димка Ушаков мужик ушлый и дотошный даже Майна Рида, читавший в детстве, так что говорить о других? Решительно ничего!
Не станешь же вспоминать Марфу Огуречную? Это бабенка похоже и писать то не умела, а если что читала так только свою фамилию и, то не до конца.
Так вот в сарае у Петра Степановича мычала корова и где-то рядом с ней горланил петух. А петух был отменный даже с коровой дрался не то чтобы другим петухам спуску давал.
Петухом своим Коновязь гордился словно сам приложил руку к его бойцовским качествам.
Однако нынче он думал о смысле жизни и эта мысль точило его мозг.
Димка Ушаков на своё погоняло – «Ученый» не обижался и всем к месту и нет объяснял, что ученый это здорово.
- Вот к примеру, кто изобрел электрическую лампочку,- спрашивал он. - Или провода в наш поселок протянул? – И при этом, почесывал свою реденькую бороденку и лукаво прищуривая и без того узкие глаза.
С глазами была промашка мамаши и она от недостатка в деревне мужиков нашла китайца и родила от него. Мужики осуждали её, а бабы – нет! Потому что в понятие – «мужик» они вкладывали нечто такое чего мало у кого наблюдалось в поселке.
Эта мысль когда-то сильно занимала голову Петра Степановича, но она была скользкой вертлявой как все молодые девки в округе и поэтому он не смог её ущучить проникнуть внутрь и постигнуть во все её полноценной наготе.
Сейчас он думал о смысле жизни. Смысл стоял каменной стеной и Коновязь бился об эту стену головой и тяжко вздыхал. Было больно, но не физически, а душевно.
Конечно он этот вопрос подкинул и Димке Ушакову:
- Ты вот ученый, кирпич толченный, скажи мне в чем смыл жизни?
- У всякого свой, – ответил Димка.
- А у меня какой?
- Ходить за сохой, а потом за бороной, - ответил Ушаков и громко заливисто засмеявшись пошел прочь.
Ответ человека ученого сбил с мысли Коновязя, и он от огорчения зашел в лавку.
- Фрося, - так звали продавщицу – ты мне бутылочку с сургучной пробкой в долг до пенсии не дашь?
- Так ты ж не пьешь, - сказала Фрося, тараща на его свои выпуклые коровьи глаза.
- Да вот что-то смысл жизни уловить не могу.
Продавщица расхохоталась и выставила на прилавок бутылку «Особой» водки.
- Чего гогочет? - Думал Петр Степанович сидя в своем подворье под отцветшей черемухой. Граненый стакан и два соленный огурца выхваченных им из бочки, да ломоть хлеба лежал перед ним.
- Чего, чего, а видимо почему, а иначе как? – Мысли крутились вокруг Фроськи бабы безмужней, а, следовательно, глупой, ибо по убеждения Коновязи без мужнего наставления всякая иная баба дурная.
- А иначе как?- Спрашивал Петр не початую бутылку и порожний стакан.
И отвечал сам себе:
- Известно дело гормоны там и прочая человеческая зараза играет в теле.
После того как большая часть «Особой» водки уместилось в его желудке и оттуда ударила в голову, смысл жизни как-то сам собой размяк, и голова Степаныча пронизала эту непроницаемую стену и выглянула, с другой стороны. С другой стороны все оказалось куда проще и понятнее.
 И допивая бутылку Петр Степанович прошептал:
- Жить надо, жить едрена её в коновязь!
Весь следующий день болела голова и ей было не до смысла.

               А то...

Деревня наша Прусаково называется, немецкое, значит у неё имя, но к немцам оно имеет отношение с боку, так как мне Ивану Пыревичу Ухаркину до подлинности известно, что название у неё тараканье.
У нас издревле эту домашнюю скотину называли – прусак!
Да я не об этом вовсе речь завел. Дело в том, что в моей деревне поговорить прилично не с кем. Давненько уже позакрывали у нас школы в процессе оптимизации и всё никакой тебе алгебры или философии с астрономией! А о чем говорить если учения нет? Одна, значит, тьма!
Вот скажем Семен Вихрушев всем мужик вышел, а разговору ну никакого с ним нет!
Начнешь говорить об вычитанной в газетке статье, скажем о том, что на Луне черти живут, а вовсе не в подземельях, как некоторые полагают.
Так вот вылупит он свои белесытые глаза и время от времени вылетает из него: – А то…
Разозлишься, да и спросишь:
- Ты что иного слова не знаешь?
И в ответ опять: - А то.
Иной раз дойдет до него мой вопрос и снизойдёт он для длиннющей фразы:
- А то, надо ж разговор с тобой поддержать.
Вот так смех и грех!
Или вот, скажем, Марфа, ну та которая живет по низу речушки нашей Грязнухи. Бездетная и безмужняя баба. Словом, ничто и только облик человеческий имеет. Начнешь с ней говорит, так она все время свои титьки шаленкой прикрытые, этой самой шаленкой то так, то этак перекрывает, словно я намерен броситься на неё и начать тискать эти обвислые дойки. И глаза свои карие упрет в небеса горние, поверху моей головы глядит и губами что-то шепчет, или мне кажется, что шепчет, а на самом то деле всего лишь шевелит, видимо вспоминая что когда-то ими говорила. Вздыхает, вроде как коромысло с водой тащит из последних сил!
Но тут я промашку сделал, господа мои, потому как случаем услыхал как она Дарье Хворостиной обо мне сказывала.
- Иван то Ухаркин по виду вроде как мужик, а по делу и слова не скажет. Всё про Луну, да про этот мегетрон говорит.
- Так и то соседушка ты моя, по глянь-ка сколько бумаги печатной ему пошта носит, вот у него ум то и повредился. Ученый стал, а у них завсегда так, от чтения получается. Мужского дела не знают, а все в словах напрасных растекаются.
Тоже мне дура, хотя и замужняя, а туда же, рассуждать! Слова напрасные! Видишь ли, почта мне много бумаги носит! Бумагу от газет и журналов отличить не может, а туда же вроде как умная.
Нет, конечно, есть в нашей деревни и люди говорящие, рассудительные, домовитые. Начнешь ты им про Луну рассказывать, а они тебя спрашивают: - А что там по Луне то написано, будет нынче урожай, али как в прошлом годе – один овсюг.
Ты им про чертей на Луне, а они тебе про овсюг! Ты им про то, что машину изобрели текломужилую, а они глазами хлоп, хлоп, да и опять про что-нибудь житейское, о покосе или о том, что дрова нынче дороги.
Иной всё ж таки спросит, о чем эта машина?
Ответишь ему взаправду, мол не знаю зачем, но только изобрели!
- А, - скажет мужик и затылок пятерней поскребёт.
Или поинтересуются, не написано ли в газетке про то, когда в нашей речке карась с ладонь вырастит?
Или какие цены на лошадей в иноземном городе Бухаре?
Или как в газетке прописано начет битья жены, по щекам ладонью, как это было заведено исстари, али по-новому - ремнем по заднице?
В общем по моему смыслу жизни всяческую чепуху говорят, а точнее спрашивают. Глубины вопроса нет! Философию не знают и знать не хотят. Так и живут в своей темноте без философии. А то…
Тьфу ты заразился. Да и как жить в этом месте и заразы не подхватить?