- Лучше подоткните мне одеяло, - чуть сонно проговорила Алёна, повернувшись спиной к нему и лицом к стенке. - И не забудьте погасить большой свет, - попросила она.

  Вагон чуть покачивало от быстрого хода поезда. За окном с занавесками была ночь. Чуть слышно и привычно глухо стучали колёса. Впрочем, если их слушать, то не так уж и тихо. Вполне достаточно, чтобы отвлечься от других мыслей. Серёже нравился этот звук, хотя специально он его не слушал. Точнее, не имел такой привычки.

  Как и все нормальные люди.

  Да и вообще, ему нравилось быстрое движение скорого поезда дальнего следования с мелькающими за окном кустами и деревьями лесополосы и медленно проплывающими в отдалении огоньками невидимых сельских домов. То ли в посёлках, то ли на отшибе, какого-нибудь местного железнодорожного обходчика.

  Ночью...

  На ближние деревья и кустарник падал свет из окон купе, мелькая по тёмной зелени и изредка вырывая из темноты какую-нибудь старую телегу или сложенные брёвна, или маленькое болотце с кувшинками.

  Но сейчас его занимало не это.

  Уж слишком непривычно было для него это внезапное соседство. Конечно, в купе поезда дальнего следования всегда едут разные люди, и ничего особенного тут не было.

  Особенно для него.

  Он довольно часто ездил в поездах дальнего следования... иногда даже не один раз в год. Например, сначала в пионерлагерь в Сочи, а потом к дяде Пете в Тбилиси. Хотя это было только один раз, после шестого класса. И обычно его отправляли одного. Ведь родителям надо было работать. Да и от него отдохнуть... чего ему, правда, никогда не приходило в голову. 

  А сейчас он окончил восьмой класс.

  Он считал свой возраст не по годам, а по классам. Наверно, как и все его сверстники... а вообще ему было пятнадцать лет. И неожиданно остаться в четырёхместном купе одному с симпатичной и привлекательной девушкой было для него совсем непривычно.

                                                                        *********

  Они ехали уже целый день.

  Сначала он не обратил на это внимания, думая, что конечно скоро кто-нибудь придёт на оставшиеся места. Он вообще не помнил, чтобы в купе на скорых поездах были когда-нибудь пустые места. Но за весь день никто не пришёл. Хотя поезд делал три или четыре остановки.

  А может, пять или шесть... он их не считал.

  Хотя всегда выходил на нагретый солнцем перрон.

  Ему всегда нравился воздух неведомых перронов со спешащими незнакомыми людьми у безвестных вокзалов в чужедальних городках. Все города, кроме Москвы и Тбилиси, казались ему скорее городками.

  К вечеру он стал замечать своё положение.

  Точнее, создающееся положение...

  Днём он спокойно разговаривал с этой попутчицей, они познакомились как соседи по купе, один раз он даже купил ей бутылку лимонада на вокзале в каком-то городке. Она тогда ещё пошутила, что осталась бы одна, если бы он отстал от поезда.

  Но он был не такой дурак.

  Конечно, ему было приятно разговаривать с симпатичной и довольно приманчивой девушкой с хорошей фигурой. Как подросток, он всегда обращал внимание на фигуру женщины. Чаще даже в первую очередь. Хотя далеко не был испорченным или пошлым парнем. Наоборот, он был неисправимым романтиком, особенно в вопросах любви.

  И когда влюблялся в девочку, никогда не смел ей даже заикнуться об этом. Его любимым писателем был Грин, а теперь ещё и Гофман.

  Просто возраст...  

  И к вечеру его постепенно начало бросать то в жар, то в холод.

  Сначала скрылось за лесной полосой красноватое солнце. Потом за окном начали сгущаться сумерки. Серёжа иногда поглядывал на свою спутницу, но она не показывала никаких признаков, что вокруг происходит что-нибудь необычное.

  Да и что особенного?

  Как любой восьмиклассник, он более или менее представлял себе жизнь за пределами школы или дома. Ну, может быть, чуть меньше некоторых... в определённом отношении.

  Но не намного. 

  Чего ей?

  Небось едет сейчас к своему мужу...

  Или вообще... просто так.

  А он для неё просто мальчик, оказавшийся в одном купе... восьмиклассник. Конечно, восьмилассники бывают разные. И он это прекрасно знал... так ему казалось.

  Но какое до них дело взрослой девушке?

  У которой свои дела?

  У него было нижнее место напротив неё. Недоумевая, почему никто не занимает остальные места, и сидя за столиком у окна, Серёжа становился всё более немногословным по мере того, как снаружи всё больше опускалось красное солнце.

  А потом сумерки...

  Алёна сидела напротив и читала старый том «Виконта де Бражелона». Он не разглядел, какую часть. А спросить почему-то стеснялся. Наверно, чтобы не создавать впечатления, что ему чего-то надо. Ведь на самом деле он был совершенно смирным и деликатным человеком.

  В этом отношении.    

  Наконец она попросила его включить свет, не желая вставать с уже заранее постеленного дивана. Когда она принялась стелить постель уже часов в восемь, он только чуть удивлённо посмотрел на неё и остался сидеть на своём месте.

  Что ж... у каждого свои привычки.

  Он это понимал.

  Ему самому было тоже не свойственно стремление быть как все, и совсем не из желания выделиться. Он был равнодушен к моде совершенно искренне, без всякой рисовки. И даже не особенно замечал своего равнодушия.

  Из непривычки к саморефлексии.

  Вообще-то, у него тоже была книжка на дорогу. И весьма неплохая, «Мир приключений» за 1967 год. В серо-голубой обложке. Он начинал её читать несколько раз, но больше получаса за раз не получалось. Днём то были какие-то дела, то с ним заговаривала Алёна.

  Она была в короткой чёрной юбке и облегающем старом свитере. Сначала она расспрашивала у него, откуда он, и куда едет, и всё тому подобное. Правда, один раз спросила, есть ли у него знакомая девочка. Он подумал, что она над ним подрунивает, но смутился и пробормотал что-то о «своём классе». Oн не совсем понял, о чём она спрашивает.

  В каком смысле. 

 Потом Алёна ходила в вагон-ресторан, но и тогда он как-то не мог сосредоточиться, и прочитал лишь несколько страниц. Дело шло уже к вечеру.

  У неё с собой была коробка конфет, и один раз, ещё в самом начале, она его угостила. Он взял из вежливости одну штуку. А потом из той же вежливости больше не брал. Раз она больше не предлагала. Хотя она сказала, чтоб он не стеснялся и ел, сколько хочет. Вообще, он тоже любил ехать в купе на верхней полке, читать интересную книгу и есть конфеты.

  Сразу три удовольствия.

  Когда снаружи стало темно, она переоделась, попросив его выйти на минутку из купе. Минуты через три она открыла дверь и доброжелательно пригласила его обратно. Вместо короткой юбки с чулками телесного цвета и старого облегающего джемпера под горло девушка была в светлом ситцевом халатике с цветочками. Он не так подчёркивал её фигуру, но всё же...

  Халатик был тоже выше колен.

  И вообще...

  А сейчас он сидел, повернув голову к окну и весьма невнимательно всматривался в мелькавшие за тёмным стеклом листья с ветвями, уходящие в лес грязные колеи и изредка путевые будки со светлыми окошками. Наконец девушка в старом свитере под горло оторвалась от книги и чуть потянувшись, посмотрела на свои часы.

- Ой, уже спать пора, - спохватилась она, захлопывая толстую и потрёпанную зелёную книгу. - Вы будете ложиться? - спросила она, подняв на него зеленоватые глаза. - Уже без десяти десять.

  У неё было округлое лицо с чуть зеленоватыми глазами и зачёсанными назад волосами. В таких он обычно не влюблялся. Его идеалом была Лина Бракните из «Трёх толстяков». Весь фильм для него состоял только из неё. Остальные сцены были лишь необходимым соусом... хотя и высшего качества. Вот в кого он был по-настоящему влюблён.

  С начала прошлого года... на зимних каникулах.

  Хотя любовь понемногу таяла...

- М-м... да, - ответил он, чуть пожав плечами.

  Конечно, дома отец прогонял его спать даже раньше, в пол-десятого... но в принципе, это было детское время. Даже у них в лагере в Мамайке на окраине Сочи настоящий отбой был только в десять часов. Правда это был особый лагерь, апээновский. Такой, в котором были дети генералов, режиссёров и даже сын Ромма.

  Серёжина мама работала в АПН.

- Тогда выключайте свет, - посоветовала она.

  Собственно, для этого она его и спросила. Ей же не хотелось спать со светом. Ну, маленьий свет для чтения ещё можно было терпеть.

  Он не особенно мешал.

- Ладно, - ответил он, и стал готовить себе постель.

  И тут она чуть сонно сказала, повернувшись от него к стенке:

- Лучше подоткните мне одеяло... и не забудьте погасить большой свет.

  А чего тут забывать-то?..

  Но его слегка ошеломило не это... он уже смотрел фильм «Три дня Кузяева Валентина», и ему были близки переживания того парня, когда он попал за городом в дом молодой женщины, у которой вроде бы не было мужа, и она предложила ему переночевать. Просто потому, что поезда уже не ходили. Было поздно... Но потом появился с работы муж лет тридцати, и без дальних разговоров прогнал его из дома. То есть, этого парня, Кузяева.

  А теперь...

  После этой просьбы со стороны совершенно незнакомой девушки Серёже как-то сама собой пришла на ум эта сцена из фильма. Ночью в пригородном доме с одинокой молодой женщиной... которую он впервые видит.

  В смысле, этот Кузяев... 

  Ведь и Серёжа оказался сейчас в подобном положении. В чём-то... Конечно, сейчас никто не предлагал ему переночевать.

  У него было своё законное место в купе.

  Под номером тридцать шесть.

  Но всё же...    

  То есть, «совершенно незнакомой» эту девушку назвать было нельзя. Всё-таки уже целый день ехали в одном купе. Хотя он был от природы неразговорчив, но отнюдь не нелюдим, и она сумела его разговорить. Утром и днём, пока не настали тёмные сумерки... и за ними поздний вечер.

  Поезд отошёл с Курского вокзала в одиннадцать часов утра. Серёжа вспомнил провожавшую его маму, как она помахала ему рукой...

  Легко сказать, «подоткните»...

  А как, если это не не твоя бабушка, страдающая от ревматизма?.. Правда, его бабушка не страдала от ревматизма... у неё было давление.

- Как? - немного растерянно спросил он.

- Что как... - всё так же полусонно пробормотала девушка, не оборачиваясь. - Вы же знаете, там выключатель... 

- Да-а... а потом? - немного глуповато протянул он.

- Что потом? - спросила она, уже не так сонно.

- Э-э... ну... насчёт одеяла, - всё также невразумительно промямлил он.

  Он стоял между полками, не зная, что делать... и что ещё сказать. Чувствуя себя совсем не в своей тарелке, он немного покраснел.

- А что одеяла? - переспросила она, чуть повернувшись на постели в его сторону.

  Ещё вечером он заметил, как аккуратно она стелит постель, подворачивая ослепительно белый накрахмаленный пододеяльник ровной полоской вдоль зелёного шерстяного одеяла. И сейчас она чуть вопросительно посмотрела на него своими зелёноватыми глазами, слегка повернув голову на белой подушке. С такими же зачёсанными назад тёмно-рыжими волосами...

  Она не стала особенно готовиться на ночь в скором поезде.

  Даже не стёрла вишнёвую губную помаду. 

- М-м... - неловко произнёс он. - Ну-у... не знаю. Вы же сказали...

  У него покраснели уши.

  Она посмотрела ему в глаза и с явным удовольствием повернулась на другой бок, чтобы лучше его видеть.

- Чего? - настойчиво спросила она.

- М-м... ну... это... - он совсем запутался в междометиях, и наконец выговорил:

- Подоткнуть...

- А что... вы не умеете? - невозмутимо спросила она.

- Не-ет... - протянул он, краснея как рак.

  И как у него обычно получалось, без всякой на то причины. Во всяком случае, уважительной... или хотя бы понятной.

  Со стороны.

- Что нет? - не совсем поняла она.

  У него был не такой уж убедительный тон. Так что понять можно было по-разному. В совершенно противоположном смысле.

- Э-э... умею, - выдавил он из себя, стараясь выйти из поля зрения девушки.

  Он чуть придвинулся к верхней полке на её стороне. Так, чтобы не было видно его головы. Точнее, залитого краской лица.

- А чего вы так смутились? - промолвила она. - Разве вас об этом никогда не просили?

- О чём? - туповато пробубнил он, прислонившись подбородком к верхней полке и смотря на бежевую стенку купе над диваном.

  Теперь она видела его снизу только до воротника сине-красной клетчатой рубашки. Но этого ей было мало.  

- Ох ты боже мой, - нетерпеливо произнесла она, чуть приподнявшись на локте. - Ну а о чём мы сейчас говорим, как по-вашему?

- Н-не знаю... - пробормотал он, незаметно для себя пожав плечами.

- Отойдите от полки, - приказала она.

  Но он этого даже не заметил.

  Что она собственно не его школьная учительница или родитель... разговор зашёл слишком далеко, и они оба не обратили на это внимания.

  Как что-то в купе переменилось...

  Ничего не говоря, он послушно отошёл от полки, и она увидела его красную физиономию со слегка взъерошенными волосами.

«Хорош...» - подумала она.

  Сама не зная о чём.

  Вообще, он был не очень выского мнения о своей внешности. Синие глаза и тёмные волосы... нос с почти незаметной горбинкой. В целом, заурядное зрелище...

  Но сейчас было гораздо хуже.

  Стесняясь оттого, что покраснел, он чуть отошёл в сторону закрытой двери с обычным зеркалом, как во всех купе. Он заставил себя посмотреть на девушку, накрытую до шеи зелёным шерстяным одеялом с белым пододеяльником, и у него ещё больше запылали уши.

- Сядьте, - приказала она, уже войдя в свою новую роль.

  Он покорно сел на своё место, только ближе к закрытой двери с зеркалом. Скорый поезд всё также нёсся сквозь ночь, постукивая колёсами на стыках. Серёжа повернул голову, начав смотреть в окно. За тёмным окном всё так же мелькало пятно света. Девушка чуть повернула на подушке голову, тоже посмотрев в окно. Что он там такое увидел... За окном было теперь не так светло, потому что большинство пассажиров в других купе уже потушили свет. Собственно, мелькал свет только из их окна. Mожет быть, ещё из одного... с её подушки это было видно.

  А с места Серёжи почти у самой двери нет.

- А вы дверь заперли? - вдруг вспомнила она.

  Ведь уже ночь...

- Не-ет... - протянул он, немного отходя. - А зачем? - случайно добавил он.

- Сам подумай, - наставительно пояснила она. - Мало ли что...

  Она и сама не знала, зачем это добавила. Ведь все запирают свои купе на ночь. В этом не было ничего необычного.

  Отнюдь.

- Ну запри, - сказала она.

  Видя, что он не особенно шевелится.

  Но в данный момент он переживал совсем другое. По правде сказать, его слух сильно кольнуло это её «сам подумай». И дальнейший переход на «ты»... которого он совсем не ожидал. То есть, он застал его врасплох. Как будто тебе дали подножку. Правда, в данном случае, совсем не обидную. Он сидел и переживал это со смешанными чувствами. Для него это было большое событие. Тем более в такой необычной обстановке. Ведь эта девушка с красивой фигурой совсем не была школьницей...

  Он вдруг почувствовал захватывающую дух романтику происходящего.

  Как будто всё вокруг было не наяву, а в одной из тех замысловатых историй, которые он обычно представлял себе перед сном. Или вообще, когда больше нечего было делать.

  А он был не так уж занят.