Двенадцатая реинкарнация 2. Свердловск 1977 Вы прожили жизнь одиннадцать раз. В разных мирах, с разным уровнем развития, знаний и магии. От всего прожитого остались только Память и воспоминания. В этот раз выпал единственный, из многих миллионов, шанс - попасть в прошлое той же страны, где Вы когда-то родились и прожили Жизнь - свою первую, и может быть, не самую лучшую. Глава 1 После Нового года Москва спит. Отсыпается от штурмовщины последних дней, многочисленных встреч и бесконечных звонков. От хлопков шампанского, дыма бенгальских огней и безразмерных салатниц, похожих на фаянсовый тазик из бани, с традиционным оливье. Целый день ушёл на телефонные переговоры. Как-то само собой получилось, что все нити организации нашей поездки в Москву и предстоящей записи, сомкнулись именно на мне. Я один знал, какие инструменты и музыканты нам потребуются в студии, и только я мог как-то воздействовать на свои московские контакты, которые могли обеспечить мне всё необходимое в "мёртвые дни" января. Нет, где-то глубоко в душе, мне, ныне непьющему спортсмену, были понятны все их манёвры. Мои московские телефонные собеседники всеми силами пытались отринуть от себя необходимость оторвать попу от дивана и холодильника, с запотевшими рядами пивных бутылок, и перенести любой вопрос "на завтра". Каюсь, я был зол, щедр и беспощаден. – Да, мне пятого, на запись, нужно "Fender piano", на 73 клавиши, в хорошем состоянии. Квартет скрипачей. Четыре стандартные дудки, лучше гараняновские. Я готов купить у тебя новое железо для ударных, но только Пайст и Зилжен. Записывай, что именно мне требуется и какое. Всё надо будет привезти до записи. Сами барабасы найми. Желательно на две бочки. Уровень "Премьера". Кухня должна быть рабочая. Будут косяки с пластиком или пружинами – вычту из аренды. Нет, микрофоны ставить буду сам. Женя, да мне по..., – я оглянулся на жену, которая с расширенными от удивления глазами, слушала весь этот телефонный бред, глядя на моё раскрасневшееся лицо. Наш раздолбаный телефонный аппарат до сих пор спасало только то, что он и так склеен из кусков. Как же мне хотелось приложить им по столу, после каждого такого разговора. Почему в этой стране всё так сложно? В тех же США я всё решил бы одним звонком или письмом. – Геннадий Степанович, день добрый, Женя Дроздов посоветовал Вам позвонить. Мне надо разместить группу. Одиннадцать человек, – согласно кивнул я головой на требовательный взгляд жены, – Сейчас скажу, сколько, кого и как... Надеюсь, мои "контакты" в столице обеспечат нам с Ольгой возможность нормально "отовариться в Берёзке". С деньгами проблемы закончились сразу после расчёта за эликсиры, а мои связи, я надеюсь, в состоянии обеспечить меня необходимым количеством "чеков", принимаемых в "Берёзке" вместо денег. По крайней мере, по телефону сказали, что вопрос решат. Денег, после инкассации от профа выручки за эликсиры, у меня с избытком. Честно – я и не ожидал, что столько средств мне удастся получить так быстро. Подружки его жены оказались далеко не дурами, и для своего новогоднего подарка выбрали эликсир Омоложения. Перечень их супругов, по мужской линии, про которых я не забыл спросить у словоохотливого профессора, меня прилично озадачил. Ладно, Каменщик, нынешний начальник областного ОБХСС, сын которого, затем намертво присосётся к авиации России, купив себе аэропорт Домодедово, но вот следующая пара фамилий, явные "цеховики", они-то откуда тут взялись. Вроде, как не положено дамам полусвета блистать телесами в обществе властьимущих, пусть даже это и относится к встрече "блистательных" жён на нейтральной территории. Видимо, есть у них своя площадка, где они всё же встречаются, и находят, чего "померить". И да, пятикаратные серьги никак не могут украсить женщину настолько же, как помолодевшее тело и лицо, даже без украшений. Как же всё у женщин сложно! Праздники заканчиваются. Не полная неделя официально организованного государством пьянства постепенно утихает, и уже можно о чём-то договариваться. Пробежался до местного дендрария. Знакомый дедуська нашёлся в какой-то подсобке, куда с трудом уместились стол, колченогая табуретка и электрочайник, изрядно заросший накипью и неаппетитными разводами. Зайти туда полностью мне не удалось. Дверь никак не хотела закрываться, если между ней и столом кто-то находился. – Мне ещё семена нужны, – трагическим шёпотом незабвенного Воробьянинова, проходящего у меня в Памяти, как "предводитель дворянства", провещал я дендралогическому гуру. Дедок задумчиво посмотрел на мою руку, постукивающую по краю стола. Ничего интересного там не было, если не считать художественных достоинств четырёх казначейских билетов, по двадцать пять рублей каждый. Их я зажал между пальцами, сложив вдвое. Дедок, отодвинув меня, выглянул в коридор, затем надел очки, и ещё раз посмотрел на мою руку, мысленно пересчитав количество купюр. – У меня только на сорок рублей наберётся. – Даю сто сразу. Учитываем скидку на опт, и на оплату предварительного заказа. За тридцать беру всё что есть, а остальное когда? – Дней двадцать, не раньше. Пока письмо туда, пока обратно, сами понимаете. – Ради Бога, избавьте от подробностей. Семена на такую же сумму мне будут постоянно нужны раз в месяц. Коллегу предупредите, чтобы все проверял и высылал самые лучшие, – с улыбкой добавил я, увидев, как дед пересыпает мне в самодельный газетный кулёк семена из конверта, с размазанным чернильным штампом "Уссурийский Государственный природный заповедник". Техника на "Мелодии" меня не впечатлила, собственно, как и звукооператоры, показавшиеся в зале на пару минут. Два технаря, в свитерах, с вытянутыми и продранными локтями. К чему-то подобному я морально был готов, прослушав, с пристрастием, диск Тухманова "На волне моей памяти". Аморфный бас, "выпирающие" клавиши, безобразно записанные ударные, кое-как заметные гитарные партии, с обрезанной серединой и низами, и ощутимый дисбаланс громкости вокала и инструментала. Нет уж, такой "рок" нам не нужен. Пока трое помощников занимались расстановкой микрофонов и проводами, а Алексей общался с приглашёнными музыкантами, я пошёл знакомиться с местными корифеями звука. Толстая дверь, с потушенной надписью над ней "Тихо. Идёт запись!", была наполовину приоткрыта. – "И тут на вентиляции сэкономили", – подумал я, вежливо постучав в дверь. Многопудовые студийные монстры, а именно так сейчас выглядят что пульты, что магнитофоны, при работе не на шутку нагревают помещение операторов, в котором не бывает окон. Поэтому любой перерыв звукачи стараются использовать, чтобы хоть как-то проветрить свою конуру. – Здравствуйте, зашёл познакомиться, пока для нас в зале всё готовят, – я мысленно поаплодировал себе за предусмотрительность. Операторов было двое, так что запасся я правильно, – Начнём с приятного, – жестом фокусника, достающего кролика из шляпы, я вынул из портфеля две бутылки приличного армянского коньяка. – Студийное время продлить не сможем, – ощутимо сглотнул слюну тот, что постарше, непроизвольно двинув вверх-вниз кадыком, – Четыре часа ваши, а потом оркестр пишется. – А время и не нужно. Мы наверняка даже от завтрашних часов откажемся. Надо записать песни так, как мы хотим, а не как пишете обычно. Кассета и плёнка с образцами у меня с собой есть, а вам для отмазки вполне пригодится то, что Харитонов именно эту запись слышал и одобрил. – Нас же главный премии лишит... – начал было молодой. – По сотке каждому, при правильной записи, – вытащил я из портфеля пачку червонцев, и с треском провёл по её торцу пальцем, – Лишат премии или нет, пока неизвестно, а вот компенсацию получите сразу. – Я думаю, не попрёт главреж против Харитонова, – философски заметил старший, пытаясь разглядеть возраст коньяка на этикетке, – Саня, ты поставь-ка плёнку, послушаем, что парень хочет. – Здорово. Это вы сами сочинили, а кто записывал? – вопросы от молодого посыпались, как только закончилась первая песня. – Запишем, – активно тряхнул косматой гривой старшой, – И даже через прослушивание протащим. Мастер-ленту правильную сделаем, а на демонстрационке середину подрежем. Вот только с ударными что делать? Мы их так громко никогда не писали. – Харитонову должны были вроде сказать, что мы пишем музыку для танцев, а не для выступлений, – развёл я руки в стороны, давая понять, что не знаю, что именно говорили их руководству. – А если мы главному скажем, что сняли уровни ударных у Элвиса? Ты же видел, у него вся коллекция Пресли собрана. Вроде, как мы осваиваем запись танцевальной музыки в новом формате, – предложил молодой, включая вторую песню. – У нас, если что, тот парень прихвачен с собой, который уровни во время записи крутил. Он и микрофоны поможет правильно расставить. Мы же сами записывались, – успел я сказать, пока звучало негромкое вступление, – Может, позвать его, он все соло покажет, когда и какое добавить. Старшой только рукой махнул, вроде как уже всё равно. Значит, быть сегодня нашему Вите у руля. Этот прохиндей тут быстро ассимилируется и ручонками своими в настройки залезет. Обе песни мы успели записать за три часа, да ещё и дубль сделали, с "подрезанной кухней". То есть барабаны там едва слышны, как это и принято записывать у нас в стране. Возникла у Феоктистыча, так оказывается звали старшего оператора, идея. При сдаче демонстрационок в архив, сменить бобины. Так что записано два варианта: рабочий, и "сладенький", где всё соответствует кокетливому исполнению вполголоса, так любимому советской эстрадой. "Сладенький" он подсунет на прослушивание, а потом перемотает на "одобренную" бобинку нормальный вариант, и в конце недели сдаст всё в архив. Вот что хотите со мной делайте, но я не верю, чтобы незнакомый человек, за коньяк и деньги, пошёл на подмену материала. Скорее всего, было у него подспудное желание – вставить пистон Системе. Нашёл повод и возможность – и вставил. Этакая социальная форма протеста, всему, что достало. Хороший урок для меня. Раньше я как-то был уверен, что в СССР можно записать приличную фонограмму. Дело оказалось даже не в технике. Между советскими и западными звукорежиссерами – пропасть, размером в поколение. Никогда те, кто нынче сидит за пультами советских студий, не научатся записывать современные стили. Они их не чувствуют и не понимают, более того, для них это чуждая музыка. Звукооператор при записи может намного больше, чем любой дирижёр при управлении оркестром. Он обязан понимать, как должен звучать тот или иной инструмент, в записываемом им стиле, а не только выставлять уровни их звука. Недаром на той же "Abbey Road", знаменитой студии, записывавшей Битлз, работа именитых звукооператоров стоит намного дороже, чем аренда самой студии. Например, малый барабан, по образному сравнению ударников, для нашего стиля должен звучать примерно так же, как фунт свежей говяжьей вырезки, брошенный на гранитную плиту, а не как дребезжащая кастрюля, с "подрезанными" низкими частотами. Я на минуту представил, что произойдёт, если дирижёра полкового оркестра, "заточенного" на исполнение маршей, поставить за дирижёрский пульт джазового биг-бэнда. Наверно, придётся маршировать под маршевый джаз. Особенно, если дирижёр джаз на дух не воспринимает. – Феоктистыч, а нет ли у вас тут какого-нибудь снабженца или завхоза, чтобы небольшие шуры-муры затеять? – неопределённо помахал я рукой. Старшой, занятый располовиниванием только что полученных от меня денег, кивнул головой. – Как не быть, такого добра везде хватает. – Познакомишь? – Не вопрос. Погодь минуту, – он убрал в карман деньги и вытащил из-за колонок замызганный телефонный аппарат, – Юра, привет. Тут ребята со Свердловска у нас пишутся. Хорошие ребята, – выделил он голосом последние слова, – Вопросик есть, по твоей части. Что? Да говорю же, нормальные. Понял, отправлю, – старшой задвинул на место телефон, с надписью на наклеенном на нём лейкопластыре "Внутренний", и бросил мне через плечо, – Иди в кабинет 412. Ждёт. – Ты там это... Сразу на всё не соглашайся, – добавил он мне, когда я уже выходил. Жаль, что у меня нет глаз на спине. Судя по его интонации, он ещё и подмигнул мне вслед хитренько. Над табличкой с цифрами кабинета повеселился какой-то остряк. Прямо на оргстекле была выковыряна жирная запятая, и номер выглядел теперь, как цена водки "Экстра" в рублях - 4,12. – Надо же, какие нынче дарования юные пошли, – обошёл меня по кругу хозяин берлоги, заставленной канцелярскими шкафами, после того, как я зашёл и представился, – А паспорт у тебя есть? – неожиданно поинтересовался он. Я, без лишних разговоров вытащил паспорт, в котором торчали авиабилеты. Грамотный дядька. Любой ОБХССесник сразу бы спалился, после такого вопроса, – Ладно, верю. Ну, садись, рассказывай, – даже не удосужился он особо изучить паспорт, мельком посмотрев лишь на страницу прописки. – Да, собственно, вопрос насквозь бытовой и прозаический. Очень уж я музыку люблю. Вот и задумался, а как бы мне магнитофончик STM прикупить, для личного пользования, – я чуть было ножкой не шаркнул, войдя в роль. Надо сказать, что СТМ - это очень большой магнитофон. Не, кто не понял, тем объясню ещё раз - СТМ ОЧЕНЬ большой, и зверски тяжёлый. Примерно такой же, как полноразмерная газовая плита, где сверху установлены две километровые бобины с плёнкой, крутящиеся на приличной скорости. И вес, килограммов под семьдесят. Как бы то ни было - такие артефакты, венгерского производства, даже во многих европейских студиях прожили чуть ли не до конца двадцатого века. Даже интересно стало, а что при моей первой жизни умели делать в Венгрии после 2000 года? Я слышал только про их порнофильмы. Наверно это особенности интернета. Про венгерскую эстраду или аппаратуру я, после развала СССР, ничего в Сети не встречал. Будто и не делала Венгрия никогда ни БИГов, ни СТМов. Словно и не была достойным соперником на мировом рынке эстрадной аппаратуры и студийного оборудования. Пауза в разговоре затянулась. Мой собеседник о чём-то размышлял, то поднимая глаза к потолку, то постукивая пальцами по папкам на столе. – Значит, Свердловск, говоришь, – пробормотал он, в конце концов, и начал листать потрёпанную записную книжку. – Вячеслав Степанович, – пророкотал он в телефонную трубку неожиданно звучным голосом, – С Праздником прошедшим. Ага, узнал. Значит, быть нам богатыми. Как там ящичек мой, жив ещё? Вот и чудненько. Вопросов не задавали? Да, всё как договаривались. Ты на месте сколько ещё будешь? Понял, перезвоню, – хозяин кабинета откинулся на спинку стула и, отодвинув телефон, оценивающе посмотрел на меня. – Интересные совпадения иногда происходят в жизни. Просто диву даёшься. Не успела новейшая аппаратура до Свердловска дойти, как оттуда гости пожаловали. Не правда ли, странно? – Похоже, вы меня всё-таки в чём-то подозреваете, – улыбнулся я, – Поверьте, для меня тоже было неожиданностью получить перед Новым годом предложение на запись двух песен на "Мелодии". У нас в Свердловске своя, весьма примитивная студия, и наши записи попали вашему руководству. – Что значит "своя студия"? – Собрали пульт, купили неплохие микрофоны, и применили для записи два хороших магнитофона, правда, не студийных. И обвес кое-какой собрали. Сейчас вот мечтаю многоканальный магнитофон купить, и что-то приличное для сведения записи, например, тот же СТМ. – А сколько он стоит, интересовались когда-нибудь? – Надеюсь, не дороже современных катушечных "Акаев" высшего класса? – вежливо спросил я, ухмыльнувшись про себя. Пусть теперь попробует переубедить "упёртого дилетанта", что его товар мне нужнее. – Ну, вы и сравнили. Это же абсолютно несоизмеримая техника. – Согласен. Японцы мне тоже симпатичней, да и продать их всегда можно, если вдруг приспичит. – Какая может быть студия на бытовых магнитофонах, пусть и высокого класса? – по-бабьи всплеснул руками хозяин кабинета, вновь поднявшись из-за стола. Сообразив, что я его слова вывернул с точностью до наоборот, он заходил по кабинету, начав багроветь лицом. – Мы же не профессионалы, – мягко прервал я его всплеск эмоций, – По двенадцать часов в день записываться не собираемся. У нас техника за неделю от силы часов шесть нарабатывает, а то и меньше. – Тогда зачем вам профессиональная аппаратура? – Вы знаете, посмотрел, как звукооператоры у вас работают, и вдруг загорелся. Вот сейчас с вами разговариваю, и сам себя понять не могу. Вроде, и не очень надо, а хочется, – вдохновенно вещал я, глядя на мир наивными глазами подростка. А то я не знаю, что СТМы серьёзная профессиональная аппаратура, пожалуй, не очень-то и уступающая любой студийной технике своего времени. – И что, не жалко за мечту и такую любовь к музыке отдать четыре тысячи? – Скорее две. Три с половиной за Акай в Москве - это красная цена, а я собрался его намного дешевле заказывать, через моряков во Владике. – Вы явно не понимаете. Абсолютно новая шестьсот десятая модель. Её только что начали выпускать. Их ещё в Москве никто не видел. – Хм, тогда всё намного интересней, – я-то думал, что получу триста десятый СТМ, и может быть не в лучшем состоянии, а тут такая приятная неожиданность, – Вынужден признать, что моя привязанность к музыке выросла сразу на тысячу. – Три шестьсот, и ни копейки меньше. – Вот сам себе удивляюсь. Зачем мне этот страхолюдный гроб вместо симпатичного "японца". Три триста и десять ампексовских бобин от вас, в подарок. Да, кстати, сегодня же Постановление правительства вышло. На магнитофоны и плёнку цены снизили. На магнитофоны на двадцать процентов, а на плёнку - на двадцать три, – вспомнил я горячо обсуждаемую новость. Мы с операторами даже запись приостановили, чтобы послушать новости по радио. Собеседник фыркнул себе под нос, давая понять, что оценил мою шутку. Цены действительно сегодня снизили, но на такой неликвид, который уже начал переполнять магазины. – Три пятьсот, а пленок могу хоть двадцать дать. Тех самых, от Александра Матвеевича. – Мне Ампекс нужен, – нахмурился я, в очередной раз не поняв этого человека. – Про него и говорим, – ехидно улыбнулся толстячок, – Aмпекс это электротехническая фирма, основанная Александром Матвеевичем Понятовым в Калифорнии. Звание полковника царской армии давало право на обращение к нему – excellence. Соответственно, AMPex – A.M.Poniatoff EXcellence. – Вот умеете вы нас, бедных провинциалов, подловить и удивить, – улыбнулся я, прикинув, что легко продам за двести рублей лишнюю плёнку, если потребуется. Это тут, в Москве её навалом, а у нас она в дефиците. Да и на подарки друзьям – музыкантам, организовавшим свои студии, она мне пригодится, – Как я понял, сам магнитофон где-то в Свердловске. – Правильно догадались. – Я обычно предпочитаю рассчитываться по факту. Надеюсь, в этом у нас разногласий не предвидится. – Вы намекаете, что сегодня я денег не увижу? – не слишком натурально изобразил удивление мой собеседник. – Ну почему же, увидеть-то увидите, собственно вот они, – я вытащил из портфеля две пачки купюр по двадцать пять рублей, ¬– А сам расчёт произведём по факту. С гастролей я вернусь в Свердловск пятнадцатого числа. Соответственно, шестнадцатого готов встретиться и всё оплатить, – вернул я на место продемонстрированные пачки денег. Гамму чувств на лице канцелярского работника описать не берусь. Там столько всего за пару секунд проскочило, что трудно передать словами. – Запишите телефон Вячеслава Степановича. К шестнадцатому я пришлю ему бобины и документы, – поскучнел лицом канцелярский работник, перейдя на официальное общение. – Приятно было познакомиться, – я тоже не стал затягивать разговор. Нам ещё для себя копии мастер – лент надо переписать. Какой-то эталон всегда нужен, чтобы было, на что равняться. Вот и будем сравнивать то, что запишем мы сами, с тем, что могут записать на Мелодии. Вовремя я получил деньги за эликсиры. Теперь ещё многодорожечный магнитофон заказать бы, и студия в первом чтении будет укомплектована. Валера предложил мне вечером съездить посмотреть восьмидорожечный TASCAM. Не совсем то, что мне хотелось бы, но уже вполне себе приличный профессиональный аппарат. Двенадцать дорожек было бы лучше, но такой магнитофон надо заказывать заранее, месяца за два, и цена запредельная, мне пока его не потянуть, а тут, вроде как вполне доступно выходит. Из Москвы мы улетали на следующий день. Вечер ушёл на покупку многодорожечного магнитофона, двух колонок - мониторов и пары качественных австрийских наушников, а утром мы с женой совершили набег на "Берёзку". На всю тысячу чеков отоварились, а потом полчаса ловили такси, чтобы всё довезти до гостиницы. Прилично всего накупили, а я наконец-то увидел, откуда в те времена появлялся этот волшебный чай, в восьмиугольных жестяных банках, с рисунком танцующей девушки. При его заваривании, он расходился в цельные листочки, а его вкус и аромат остались в Памяти навсегда. Вот и прилетели. Аэропорт Кольцово, Свердловск. Денег в кармане пятьдесят рублей, заначка дома – ещё семь тысяч. Ох, дороговато мне визиты в столицу обходятся. До Перми, где состоятся первые концерты, нас повезёт ЛАЗ – Турист. Это красно - белое полосатое чудо удалось заказать заранее, по справке новобрачных, которую мы каким-то чудом ещё не выкинули. Оказывается, для брачующихся, вполне доступна услуга заказа автобуса. Поэтому, в семь утра мы с пыхтением закидывали через задние двери все колонки, усилители, собственную аппаратуру и инструменты, а всё не шибко важное, вроде стоек и удлинителей, грузили в два боковых багажника. По предположению водителя до Перми, триста с лишним километров, мы будем ехать часов пять-шесть. То есть, к часу дня не спеша доберёмся. Сунул водиле четвертак, сказав, что это доплата за багаж. Скорее всего, он уже пожалел, что согласился, когда увидел, сколько всего мы загружаем. Похоже, что только сейчас до наших ребят начало доходить, что мы едем на первые серьёзные концерты. Девчонки сидят бледненькие, и даже не реагируют на шутки. Парни наоборот, возбуждены и неестественно веселы. Вмешиваться пока не буду, а вот со стороны понаблюдать занятно. – Паш, давно поговорить хотел. Не возражаешь? – Алексей пробрался ко мне, лавируя между высовывающимися с сидений кофрами, и фанерными ящиками на полу, которые мы использовали для хранения проводов и микрофонов. – Присаживайся, только сумку перекинь на свободное место. – Я про твои планы хотел узнать, и про нас поговорить, – плюхнулся на соседнее сидение Алексей, – А то в другое время всё никак не получается, то концерты, то ты с женой, то суета перед поездкой. – Серьёзная тема, – кивнул я, глядя на нашего руководителя. Переживать ему есть о чём. Пока все изменения с нашим коллективом, как плохие, так и хорошие, связаны со мной. С одной стороны, про запись и концерты я договаривался, в инструменты и аппаратуру вложил уже больше сил и денег, чем все остальные, вместе взятые, а с другой стороны - работу в ДК все тоже потеряли из-за меня. Насчёт неудач я спокоен. Ребят знаю хорошо, и не сомневаюсь, что любой из них ради только одних таких концертов, бросит не только работу в ДК, а ещё и про учёбу задумается. – У нас вся Чайковка уже знает из афиш, что мы будем в одном концерте с "Цветами" выступать. Ажиотаж жуткий. Мне хоть дома, хоть в училище лучше не показываться – сплошные телефонные звонки и расспросы. По училищу просто невозможно пройти – меня там все разом узнают, и все хотят поговорить. Даже представить себе не могу, что после концертов будет. – Могу предположить. Многим из нас предстоит испытание славой. Так называемые "медные трубы" надо будет пройти. Заодно, получим неофициальный статус лучшего городского ансамбля. – Это я и сам уже прикинул, а дальше? – А потом я незаметно отвалю в сторону и займусь студией, а ты будешь выбирать лучшее предложение. – Ты сейчас про что? – Вам надо становиться профессиональным коллективом. Я же постоянно буду в делах. Поэтому, как на музыканта, на меня рассчитывать не стоит. Зато со студией плотно займусь и с аранжировкой помогу. – Подожди, а как же тогда всё это? – оглянулся Лёха на горы колонок и усилителей, которыми больше, чем наполовину, был заставлен автобус, – Ты же столько сил и денег угрохал... Коля сказал, что там почти всё уйдёт на оплату долга за клавиши, – ткнул он пальцем в заднюю часть автобуса. – Нашего комплекта это никак не касается. Так что по звуку мы как были, так и остаёмся лучшими в городе. – Подожди, я не понял, а что ты сказал про выбор "лучшего предложения"? Что я должен буду выбирать? – Сам подумай. Через два дня у нас концерты в Свердловске. Потом все узнают, что мы записались на "Мелодии" и скоро выйдем на диске, да ещё и по радио прозвучим не раз. Вот и прикинь, кто может быть заинтересован в таком коллективе. – Ну, филармония вряд ли что предложит. У них Топорков есть. Он хоть и в возрасте, а песни поёт насквозь правильные, комсомольские. В "Космосе" собирались программу варьете запускать. Там всё серьёзно, даже билеты будут продавать. Нам, если добавить в программу номера три – четыре, с какими-нибудь фокусниками, танцорами и приглашёнными певицами, вполне можно в их формат вписаться. Потом, мне тут нашептали, что обком комсомола себе коллектив ищет. Точно не знаю, что им нужно, но по весне они собираются "Поезд Дружбы" в Чехословакию отправить. Можно ещё с нашей киностудией попробовать поработать. Там хоть и не концерты, а запись только, но зато каждый раз что-то новое можно сочинять и играть, да и платят они очень прилично. На лето можно и от чужой филармонии поработать. Поездить пару месяцев по стране с концертами. – Вот видишь, сколько интересного можно накопать, если немного подумать. – Паша, подожди, не сбивай меня с мысли. А ты-то как? Получается ты зря столько сил и времени потратил? Ты же за полгода так поднялся, как гитарист, что даже мне завидно. Я пробовал некоторые твои штуки играть, у меня не получается. Понимаю, что тут и аккорд облегчённый, и приставки твои, и приёмы игры, скажем так, далеко не те, которым нас учат. По технике игры я может и смогу всё повторить, кроме твоих подтяжек, но у меня звук совсем не тот выходит. Как будто я скрипичную партию переигрываю на балалайке, – с трудом нашёл Лёха сравнение, понятное нам обоим. – Со звуком я тебе помогу, а вот облегчённый аккорд, пока последние экзамены не сдашь, ставить не советую. Не поймут ваши преподаватели, если ты им не сможешь все нотки сыграть ровненько. Пусть и "на балалайке", но они вас учат играть именно так. Если не веришь, распиши гитарное соло из песни "Отель Калифорния", и попроси своего препода сыграть. – Угу, понял, – отозвался Алексей через минуту, посидев с закрытыми глазами. Судя по качанию головой, он мысленно прогнал в голове фрагмент одного из самых известных и красивых мест в песне. Гитаристы из "Иглз" по полной оторвались на проигрыше, сыграв его "живыми нотами", просто и вкусно, – Технически, ничего сложного, а вот сыграть точно так же, он не сможет. Зато "на балалаечном звуке" легко забубенит то же самое в два раза быстрее. Ладно, с этим разобрались. На тебя ещё сколько можно рассчитывать? – В конце января – начале февраля я уеду на соревнования. Точных дат пока не знаю. До этого времени ещё одна идея может выстрелить, – я задумался, пытаясь сообразить, сколько могут ходить бумаги по канцеляриям всех видов. Процесс оказался явно не предсказуемый, к тому же отягощённый новогодними праздниками, – Но скорее всего это тоже произойдёт ближе к концу января.