Часть 1. АПОКАЛИПСИС И ЕГО ПОДГОТОВКА.

Глава 1. СОЗИДАТЕЛЬ И РАЗРУШИТЕЛЬ.

Ветер завывал над выжженной землей. Дым расстилался над развалинами; словно обломанные зубы, торчали остовы домов, и окна их походили на глазницы черепа. Повсюду попадались останки автомобилей  - бесполезные груды разноцветного покореженного металла. Солнце казалось красным из-за черно-серой дымовой пелены. Красный злобный глаз Саурона, победно взирающий с высоты на разоренную и оскверненную землю.

Воющий бесприютным псом ветер гонял мусор по пустым улицам. Ни души не было на них. Мертвый город. Город-жертва.

И  это время, в относительно сохранившемся многоквартирном доме в центре большого, европейского города, на втором этаже, умирал человек – в одной-единственной не разрушенной комнате, в которой уцелели лишь стены, потолок и некоторая мебель. Люстры давно упали и разбились. Зеркала, некогда радовавшие хозяев своей красотой и прозрачностью, обладающие способностью увеличивать пространство в квартире, отпугивать злых духов и привлекать добрую магию, разлетелись на мелкие осколки. Причиной тому взрывы. Не простые, а ядерные, термоядерные… взрывы, само название которых рассыпает мурашки по коже любого нормального человека.

Почему взрывы пощадили эту комнату  - неизвестно. Может, затем, чтобы человек мог там умереть в муках, видя, к чему привели его попытки перестроить мировой порядок, царивший на земле веками и меняющийся медленно, постепенно, по неизвестным законам мироздания; попытки отринуть саму Эволюцию.

Человек умирал от ран, лежа на огромной кровати, застланной пыльным красным пледом, засыпанным пылью и гарью, отчего отдельные участки, более яркие, чем остальные, казались залитыми свежей кровью.

Обожженное лицо человека сочилось сукровицей, в груди его зияла огромная воспаленная кровавая рана, внутри которой виднелись ребра. Через эту самую рану, казалось, можно было разглядеть даже его бьющееся трепетно сердце.

То, что он еще дышал и болезненно стонал, было поистине чудом. Пусть хрипло, с большим трудом, но дышал.

От его когда-то белой рубашки остались грязные полусгоревшие лохмотья, брюки уцелели частично и были все изодраны. Галстук превратился в  разодранный кусочек ткани, обвивающий шею, сдавливая его и без того искалеченную плоть.

К удивлению, человек медленно приоткрыл глаза и еле слышно застонал: «Ка-ри-на-а...». Но то изуродованное тело с вывороченными на пол внутренностями, что, по-видимому, звалось когда-то Кариной, не могло ему ответить. Карина была мертва. Лежала у кровати, раскинув руки, глядя неподвижным взглядом в потолок.  Ее большие голубые глаза уже не видели ничего.

- Где ты, любимая? Верная моя соратница и помощница... Любящая, ревнивая, самоотверженная, нежная, сильная, упрямая, покорная, ранимая! – взывал бы человек, если бы у него оставались силы; и видно было, как из его глаз сочились слезы. Они текли ручейком и смывали с лица грязь и кровь, размазываясь по щекам.

Увы, та женщина, что была с ним много лет, и все эти годы безоглядно любила его одного, называя «солнцем и счастьем», помогая во всем безвозмездно, желая в ответ лишь любви и внимания, молчала, не обращая внимания на его муки.

Вчера, когда опять начались взрывы, она прикрыла его собой. Прикрыла любя, инстинктивно, даже не понимая, что она пожертвовала жизнью  ради того, чтобы продлить его жизнь на несколько часов.

Его тело было слишком истерзано, и даже сверхъестественное здоровье и выносливость, которым он овладел с рождения, были бессильны.

Человек снова застонал. Сознание мутилось. В голове мелькали хаотичные образы, вызывавшие в нем боль: голубоглазая маленькая Карина, обнаженная, лежит с ним рядом в постели; прекрасная Карина кидается наперерез террористу с автоматом, стреляет; Карина радостно прыгает на своих стройных ножках и хлопает в ладоши, потом поворачивается к нему и, не стесняясь многочисленных людей, целует страстно в губы. А толпа восторженно скандирует: «Наш пре-зи-дент! Наш пре-зи-дент! Пре-зи-дент ми-ра!».

- Карина! Мне больно! Помоги мне! – тихо стонал человек и плакал.

И новые видения: Шум вертолетов. Огромный ядерный гриб на горизонте. Огонь и крики. Снова огонь. И муравьи. Нет, не муравьи, а крохотные люди, живущие в муравейнике из песка, и он, вонзающий туда детскую лопатку. Люди мечутся, кричат, падают… он коверкает их тела лопаткой. Он видел маленький мячик… нет, это не мяч! Это Земной шар, катящийся куда-то по желтому песку. «Мура…вьи….. люди мои любимые… простите..меня…про…»,  - шептали потрескавшиеся губы умирающего.

Если бы глаза его не были так обожжены, он бы увидел Карину. О, боже, как он хотел сейчас ее увидеть!

Вдруг откуда-то в сознании, а может, за его пределами, послышался объемный, словно проникающий одновременно со всех сторон в тело, голос:

 - Ну, все. Он на подходе. Может, сразу ко мне, а, отче мой? Дел-то он натворил столько, что и сковорода моя раскаленная не сжарит эти жалкие останки как следует!

 - Нет! – возразил другой, такой же всеобъемлющий голос.  – Ты же знаешь наш вселенский закон и – хоть тебе это не очень нравится, чтишь установленный мною общемировой порядок. Сначала я ему покажу все, что было, как было и почему было и поговорю с ним по душам. Я выслушаю его. Потом состоится высший суд Солнечной системы. Если с его стороны поступит протест, судебное дело направят в Туманность, в Галактику, и так до тех пор, пока высшая инстанция - а это, как ты понимаешь, мы с тобой, не примет окончательное решение, с учетом пожеланий всех судейских миров. Мы с тобой определим его место. Но, сын мой  - не притворяйся, что ты не видел: он перед смертью плакал. А его видения? Это же выше всяких сил человеческого разума! А жертва его любимой? Разве мы такие обстоятельства не должны учитывать, принимая решение? Чаша весов пока еще колеблется. И мировые судьи это тоже видят, знают и понимают. Никто из них не захочет испытать наш гнев.

  - Подумаешь, заплакал! Подумаешь, раскаялся! А мир на земле входит тем временем в совершенно иную, новую фазу, благодаря его делам! Все тянулось-тянулось себе так сонно и степенно, а он  - хлоп! И пустил мирок, я извиняюсь за жаргонизм, пинком псу под хвост!  - презрительно фыркнул первый голос.  – Его жалкие слезы ничего не значат! Слезы, при таком количестве крови, не полноценное раскаяние.

- Слезы такого рода есть истина. Они, как известно, у человека появляются, когда он очень счастлив, или же наоборот – несчастен. Созидание, равно как и разрушение, причастно к их рождению.

- Посмотрим, что будет потом. Когда к суду подтянуться миллиарды душ; многие с такими ангельскими, невинными лицами! Что вы на это скажете? А вы в их сторону, небось, и головы не повернете. Вы сейчас думаете только о нем. Вы ожидали от него больше, чем он смог. Он не все предусмотрел? А может, вы сами так захотели? Боже мой! Я так старался все испортить, трудился добросовестно, а вы мне не помешали, заранее зная исход! Это как называется?! Кто из нас действительно безжалостный, а? То, что произошло - уже не гибель какой-нибудь там Помпеи, это гибель всего населения Земли с позволения самого создателя! И что дальше будет на этой крохотной планете? Не мне вам объяснять: при полном уничтожении одной ветви реальности остальные, параллельные, тоже могут …изрядно попортиться! Вы ведь в который раз проводите на Земле эксперименты, привлекая и меня к этим делам, причем обманным путем! Обвиняете потом, почем зря! Я протестую! Я не хотел столько крови! Я хотел лишь его одного уничтожить… ну, если честно, может, еще пару-тройку десятков тысяч таких, как он! И не просто из прихоти, а только затем, чтобы вы, наконец, поняли, где ошиблись! А вы?! Перебор, папенька. Вам взбрело разрушить все, созданное вами веками?! Зачем? Кстати, кем и чем я теперь буду править, а? Какой же я «князь мира сего», если мир в руинах! Я же завяну от скуки… Ну зачем это все надо было?

  - Зачем? Почему? Для чего? Тебе этого не понять. Ты мелкий разрушитель, а я великий созидатель, и мои планы для тебя слишком сложны!  - не согласился с ним второй голос. - Я знаю, что будет потом, а ты не знаешь. Помнишь давнее дело Скрипалей в одной из реальностей этого мира? Лондон, Россия, Америка, Франция, Германия? Ты что тогда мне говорил? «Война! Война!» А я тебе ответил словами поэта: вот лишь один фрагмент, для напоминания:

«И думают, что Бог ослеп.

Не слышит. Спрятан где-то в склеп.

А Черт - чем кончится, все знает…

Он не кричит. Он не пугает.

Ему ведь в помощь вся братва,

Кричит: «Хайль Гитлер – Сатана!»

Видать, забыв, что тот в гробу, и проклинает Сатану».

 Вспомнил? Ха-ха-ха! А реакции с твоей стороны не было! Ха-ха-ха!

- Как не было? Разве вы не знаете, что было потом с этим писателем?

- Знаю. Он у нас, в раю! Заслужил!

- Я, между прочим, был против… и собирался оспорить это решение.

- А чаша весов? Чаша весов все решила в мою пользу! Он все делал правильно. И написал правильно!

- Кто бы сомневался. Вашей рукой и вашим умом! 

- Рукой я могу водить, но для этого рука ведущего и ведомого должны совпадать. И теплота души обязана быть созидательной, и мысль должна любить мироздание.

- Вечно вы меня обманываете! Я всячески стараюсь… при этом учитываю ваше мнение, отче мой! А вы ни с чем не считаетесь! Такие слова! «Хайль-Гитлер, Сатана!» И вы думаете, что они меня обидели? Ничуть! Кем был этот Гитлер? Он мне и не соратник даже - точнее, мнимый соратник. В нем и не было настоящей-то жесткости, той, на которой я рассчитывал! Психически больной, несостоявшийся художник, слабак! Истерик и параноик!  Злобный сумасшедший, использованный местными капиталистами, которые решили наварить деньжат на войне (вот их гнилые душонки я, кстати, с удовольствием прибрал, это да). Подумаешь, пару сотен миллионов человек погибло! В мировом масштабе не так уж и много. Я даже бороться за душу Адольфа этого не стал  - слишком много было бы ему чести,  когда мировые судьи решили отправить его в чистилище, а затем вернуть чокнутого герра Шикльгрубера на Землю в виде мелкого клеща, которого все желают раздавить! Там ему самое место. Жалкий и неприятный тип. Ненавижу возиться со слюнявыми параноиками, я не санитар в дурдоме. Да кто он такой, этот Гитлер, в конце концов? А кто такой Наполеон? Кто такие всякие там Чингиз-Ханы? По сравнению с Петром, они дети. Сущий примитив. Жажда власти и никакой фантазии.  Наш Петр уничтожил миллиарды душ! Во имя высоких идей! Вот он мой истинный соратник! И его душа должна принадлежать мне!

Тело Человека вздрогнуло и задергалось в агонии; он отчаянно попытался вдохнуть… и боль закончилась. Человек, наконец, облегченно вздохнул, удовлетворенно отметив, что его плоть полностью восстановилась, и взлетел к потолку комнаты. Собственно, комнаты-то уже не было, а был некий радужный коридор, стенки которого напоминали стенки мыльного пузыря, через стены которого просачивались яркие лучи, а в конце коридора сиял теплый золотистый свет, словно бы солнечный, но не слепящий глаза.

Человек полетел прямо к свету и вскоре оказался почему-то во дворе некоего дома, на детской площадке. Он удивился, когда понял: ведь когда-то, в детстве Петр, а именно под таким именем он вспомнил вдруг себя, жил в этом доме. Играл на этой площадке, катался с этой вот красно-синей деревянной горки. Только сейчас во дворе не было ни души. Приглядевшись повнимательней, Петр увидел на старенькой лавочке, где он раньше с мамой беседовал о земных делах, сидел высокий мужчина средних лет, в джинсах и  голубой рубашке. Мужчина этот материализовался прямо у него на глазах из сгустка пыли и дыма, и как только полностью обрел человеческий облик, серьезно посмотрел на Петра и предложил:

- Присаживайся. Я, конечно маму тебе не заменю, и папу тоже. Но в некотором роде, они и я  - единое целое.

Петр посмотрел на него и перед глазами зарябило. То мама с улыбкой смотрела на него с того места, где сидел неизвестный, то сам неизвестный, вдруг ставший очень похожим на фотографию отца, запечатленную незнакомым фотографом незадолго до смерти.

- Жаль, что ты не запомнил, что я тебе говорил. Ты должен был созидать, а сам… своими руками все разрушил, - мужчина грустно покачал головой и тяжело вздохнул.

  - Кто ты? И почему мы здесь?  - спросил растерянно Петр, - и... я ничего не собирался разрушать! Я всю свою жизнь создавал что-то для людей, для всего живого! Я хотел спасти природу, хотел улучшить жизнь на нашей планете, как завещал нам, людям, создатель. Моей целью было лишь уничтожить все зло на Земле… по крайней мере, столько зла, сколько смогу.

Ответа не последовало: перед его глазами закрутился пестрый вихрь, который подхватил неизвестного и понес куда-то… За ним полетел и Петр. Полетел так легко, будто делал это всегда.

Путь его лежал в те края, которые называются «много лет назад».