Эпизод  7 в камере

«Шухер»: Шухер, мертвяки идут! Кричит «Шухер» поздно ночью и просыпается. Он встаёт под скрип своей койки и идет к крану. Открыв воду, он сует туда всю голову, а потом жадно пьет воду большими глотками.

«Крест»: недовольно просыпается из-за звука воды.   Дожил  ты, папаша, уже сам с собой разговариваешь?

«Шухер»  возвращается на свою кровать, которая стоит напротив шконки «Креста». Садится, пытаясь вытереть  руками мокрые волосы.

«Шухер»:  Сон это. Уже которую ночь снится. И все время по-разному, будто сериал какой. Мертвяки заполонили тюрягу и ведут свой шипящий базар типа, сдохнем мы все здесь, если не откинемся отсюда. Я, значит, ныкаюсь под шконку, а там дыра большая. Я в неё. А там, под шконкой значит, ещё этаж, а под ним ещё. В руках у меня ствол и заточка, откуда ни возьмись. Я шмонаю самый нижний этаж и нахожу комнату, в которой куча бабла на полу лежит. Сам я голый, в одних трусах и гадах. А рядом два мертвяка стоят и не зыряют на меня, потому как вместо глаз пустые места. В этом месте «Шухер» останавливается и вытирает пересохшие от духоты в камере, губы.

«Бочка»: Свешивает сонное лицо вниз с верхней койки, под которой сидит рассказчик. Ну а дальше что было?

«Шухер» поднимает голову вверх , смотрит на «Бочку»,приоткрывает рот, но своего «шестерку» не видит. Он весь во внимании, боясь забыть что-то самое главное во сне.

«Шухер»:  А дальше я выбираю, то ли капусту собирать, то ли мертвяков мочить, зачем мне свидетели? Пока я кумекаю, значит, один из мертвяков подходит ко мне и чешет как по Лермонтову, типа бабла можешь брать, сколько унесешь, только Марусю не трожь…

«Могила»:  сокамерник, спящий над «Крестом» внимательно слушает, глядя в потолок.  А, кто такая Маруся?

«Крест»:  возмущенно.  Тут вообще кто-нибудь спит?

«Шухер»:  не обращая внимания на реплику сверху.  Вот и я спрашиваю  у мертвяка про Марусю, а он начинает свистеть мне, типа Маруся, это  баба его, которая в положении, ну, которая стоит рядом с ним. Я смотрю на эту бабу, а у самого мурашки по какашкам – она лысая, беззубая и с огромным пузом. А в пузе том уже моя заточка торчит, но я- то знаю, что не я это, не я её …

«Крест» Обрюхатил?

Все в камере ржут, только один «Бочка» внимательно и напряженно слушает.

«Бочка»:  Хорош прикалываться, мужики, «Шухер» трави дальше!

«Шухер»:  Продолжает с серьезным видом. Не я её порешил. А заточка моя вся в крови.

«Бочка»:  А ствол?

«Крест» Стоит!

В камере снова дружный гогот.

«Шухер»:  Как ни в чем не бывало.  Я, значит, машу ему стволом… Некоторые шконки вновь приходят в движение от душившего смеха, но сокамерники ржут тихо, стараясь не перебивать рассказчика.

 «Шухер»: … Типа, что я не я и  заточка не моя. Тогда мертвяк вытаскивает из её пуза заточку и на пол льется…

«Крест»:  Моча из «Бочки»?

«Шухер»:  Нет, желтая слизь. Я отворачиваюсь и  очкую повернуться, ну вроде как  под гипнозом. А весь пол по-прежнему, баблом покрыт. По любому, я не могу удержаться и начинаю это бабло собирать. Но много не соберешь. Мертвяк дал добро брать, сколько унесу. Что делать? Я начинаю собирать тысячные купюры в трусы. Они , значит, бухнут и становятся, как эти…

«Бочка»:  Памперсы?

«Шухер»: Ага.

«Крест» Так вот почему ты, «Шухер», все одеяло в трусы собрал!

Тихий смех в камере переходит в дружный , здоровый ржач, а «Шухер», сплевывает на пол от досады.

«Шухер»: Трындец, «Крест», ты опять поперед пахана в пекло лезешь!

«Бочка»: Так че, это типа не сон, был?

Только после этой фразы все позволили себе ржать в полный голос. Через минуту маленькое окошко в камере открывается и появляется лицо дежурного вертухая, в котором «Шухер» узнает своего бывшего кореша.

Кореш «Шухера»:  Ещё одно ржание в камере и все пойдут на прогулку, мыть парашу!

«Шухер»: Все нормально, начальник! Перетереть бы.